Капучино и сигареты без фильтра

По лужам на чернеющем асфальте хлюпают мужские кроссовки, отбивая круги по воде в такт старым песням, что играют в наушниках. Сырой воздух вокруг наполняется горьким запахом дешёвых сигарет без фильтра, от которых уже успели отвыкнуть проженные лёгкие. Едкий дым медленно впитывается в промокшие рыжие волосы и проникает под кожу — прямиком в зачеркнутые перманентным маркером воспоминания, которые так некстати напомнили о себе этой ночью. Упаковка в руке такая родная и забвенная одновременно: при взгляде на неё в голове проносятся воспоминания, слова и пустые обещания о чем-то вечном, люди. Что-то позабытое бездомной кошкой скребется в двери памяти, ощутив огонь ностальгии в очаге потухшей души. Оттого ноги несут в кафе при заправке, обрекая его работников на мокрые следы на кафеле и понурого покупателя со скупым: «эспрессо, пожалуйста». Холодное помещение освещается лишь мигающей лампочкой и горящим экраном смартфона русоволосой девушки за столиком у окна. И она поднимает свой взгляд: слишком знакомый, что бы быть неизвестным, слишком родной, что бы быть позабытым, слишком неизменный, что бы был шанс сбежать отсюда. Всё те же ноги несут парня ближе к ней, обрекая уже его на непонятливое молчание или презренные слова, поток оскорблений или смех в лицо. Тело, как завороженное, падает на, местами поржавевший, металлический стул напротив. Девушка откладывает телефон, судорожно хватаясь за чашку своего кофе, боязно переключается на оконные разводы. В зелёных глазах отражаются огни уличных фонарей, приезжих машин, далёких звёзд; тонут голубые. Немеют пальцы, сводит ноги, легкие сжимаются в удушье собственной беспомощности: такое никчёмное чувство пустоты, незаполненности между ними. И она улыбается, обречённо тянет уголки губ вверх, будто ситуация не патовая и под веками не щипет, и в горле ком не стоит. Сделать глоток сладкого капучино и забыть, какой сейчас год, почему они встретились и какова причина его замерзших рук. Будто они есть друг у друга, будто есть смысл в вопросах, будто есть прок в желании согреть его. — У тебя руки холодные, — лёгкое касание костяшками пальцев и тихое утверждение, ни к чему не обязывающее, хлестко бьет под дых. Ещё с секунду фраза эхом звучит в голове, гудящаяя тишина после её слов поглощает, тянет на дно и заставляет сказать откровение в ответ. Будто станет легче, будто удастся вдохнуть полной грудью, будто получится смотреть на неё так же беспечно, как раньше. — А у тебя глаза, — быстрые слова, обдуманные лишь воспаленной привычкой, той, что в прошлом была рефлексом — отвечать ей взаимностью. Теперь она действительно усмехается, снова воспринимая его невсерьёз и не то что бы это ранило, ведь нет смысла — через пару минут они снова станут незнакомцами. А пока сердце бьётся в бешеном ритме пятилетней давности, руки мёрзнут без чужих объятий и обиды отчаянно теряются в вихре воспоминаний, можно забыться в омуте прошлого. — Лиза, ты до сих пор любишь капучино с карамелью? — увидев надпись на картонном стакане, вопрос возник сам по себе, словно не было торгов с собой и сценариев разговора. Горячий и горький эспрессо всегда будет «не таким…», «не настолько…» и «не так…», ведь остывший и приторный капучино на двоих навсегда останется молочной пенкой на губах. — Даня, а ты сигареты без фильтра? — она бросает взгляд на дешёвую пачку в его сжатом кулаке и вопрошает в ответ с тем же энтузиазмом. Так отчётливо помня их терпкий вкус во рту, так усердно пытаясь забыть признания, зацикленные в дымных колечках. — Нет, не люблю, просто некоторые вещи стоят моей памяти о них. Ведь нет смысла в попытках забыть горячий кофе в зимнюю стужу или сладкие поцелуи с ядовитым дымом.