Он ненавидел пьяные игры

Ваниной трезвости уже не хватает для того, чтобы помнить, кто предложил сыграть в “Правду или действие”, зато, благо, хватает матов, которыми он мысленно посылает этого гения. Выворачивать душу наизнанку по пьяни, получая в ответ краткое и прокуренное кальяном “пиздец”, залпом опрокидывать в себя бутылку вишневого Гаража, следом вытирая эту разлитую ссанину со старого ковра, имитировать гейское порно с характерными действиями и звуками — это и значит “веселиться-и-отдыхать-от-работы-ебаной-Ваня-тебе-это-нужно-пошли-отдохнешь-и-пообщаешься-с-ребятами”? Сквозь пелену дыма отстраненно глядя на этих самых раскрасневшихся и разомлевших ребят, чей смех над стонами Сереги разносится по комнате звуком пенопласта по стеклу, Ваня думает, что да, наверное, так и нужно отдыхать. Наверное, это правда помогает на время спрятаться от реальных проблем в мыльном пузыре, калейдоскопом цветов переливающимся на солнце. Вот только солнцу свойственно время от времени за горизонтом скрываться, а пузырю — лопаться, соприкасаясь с чьим-то длинным пальцем с засохшей грязью под ногтем. Так и происходит — все мигом замолкают и оборачиваются к нему, Ване, мотающему тяжелой головой из стороны в сторону и непонимающему, чего от него хотят. — Что? — Бессмертных подтягивает ноги к себе и решительно не понимает, что происходит. — Ревновать, говорю, меня не будешь? — ухмыляющийся и сидящий прямо под боком Сережа наклоняется вперед и оборачивается, заглядывая прямо в Ванино лицо. А тот продолжает втыкать и хмурить бровки. — Было бы кого ревновать, — фыркает он и поправляет челку, присасываясь к освободившемуся кальяну. — Ну смотри сам, Ванюша. Сережа, посмеиваясь, встает с дивана и подсаживается за стол к Сане, который смущенно крутит головой по сторонам и смеется, опуская взгляд в пол. И Ваня в этот момент клянется, что даже злоебучий матанализ понятнее, чем то, что сейчас происходит в комнате, поэтому оборачивается к развалившемуся на диване Ярику и спрашивает: — А что Сереге выпало? Ярик оборачивается с выражением лица "ну-какой-же-ты-долбаеб", запрокидывает голову и запускает руку в волосы, начиная смеяться: — Блять, Серега у тебя специально спросил, будешь ты ревновать или нет, а ты даже не в курсе задания? Ебать ты, чел. — Ебать ты, чел! — раздраженный Ваня, уже успевший заалеть, бьет друга по плечу. — Ну прослушал, так че за задание? — Да смотри сам! — Ярик отмахивается от Ваниных рук и с нескрываемой широкой улыбкой кивает в сторону Сережи и Саши. Ваня так и делает и тут же начинает жалеть об этом. Если бы со всего происходящего писали картину, которую потом бы повесили в какой-нибудь галерее, Ваня бы пожаловался на это зрелище за призыв к суициду. Сережа, запустивший руку в темные Сашины патлы, явно был активом в этом поцелуе. Если напряженный скукожившийся Санечка только сильно жмурится и подрагивает руками, лежащими на плечах парня напротив, то Сережа покусывает чужие губы и тут же проходится по ним языком, поглаживает длинными пальцами шею и поднимается к загривку, стягивая волосы, тихо стонет и пытается прижаться как можно ближе. Ваня не отрывает взгляда от слипшихся друзей и затягивается кальяном так сильно, что голова начинает кружиться будто после центрифуги, да и волосы, взлохмаченные куда больше обычного, выглядят точно после посещения парикмахерской с говорящим названием. Ярик замечает, как Ваня глядит на все действие исподлобья, как сильно, до побеления пальцев, он сжимает мундштук и как дергает ногой. — Эй, бро, ты че? — Ярику кажется, что тупее этого вопроса только анекдот про четырнадцать человек. — Я ниче, — Ваня резким кивком головы откидывает челку со лба и растягивает искусанные губы в кривой ухмылке, прикрывая глаза, но все так же пристально продолжая смотреть точно на Сережу с Сашей. Ярик хмурится, глядя на вздернутый подбородок друга и явно напускную ехидность во взгляде, но решает промолчать и повернуться обратно ко всеобщему центру внимания. Сережа в тот же момент с легким причмокиванием отстраняется от взъерошенного Сани, но все еще продолжает держать его краснючее лицо в своих широких ладонях, внимательно вглядываясь в него и пытаясь отдышаться. — Да уже можно отпускать, — широко улыбается Саша, приводя свое дыхание в норму. — Нет, сначала нужно убедиться, что ты в порядке, — мягко улыбается Пешков и принимается осматривать губы парня. — Не сильно покусал? Шею не исцарапал? Мразь кудрявая, думает Ваня и вскакивает с дивана, отбрасывая шланг кальяна, от чего тот чуть не валится со стола. Бессмертных буквально выбегает из комнаты и захлопывает за собой дверь. Наверное, со стороны это смотрится так, будто он какой-то неуравновешенный подросток с бушующими гормонами и юношеским максимализмом, но Ване, который прямо сейчас не знает, куда деть дрожащие от злости руки, и просто бродит по коридору из стороны в сторону, на это абсолютно поебать. Не поебать Ване на подошедшего к нему Сережу, который пытается остановить Бессмертных и уложить свои ладони ему на плечи. — Отъебись от меня! — уворачивается Ваня и отходит к противоположной стене, скрывая глаза за русой челкой и шумно втягивая воздух. — Ну ты же сказал, что не будешь ревновать, Ванюш, — Сережа останавливает попытки прикоснуться к парню, но делает шаг навстречу. — Я не услышал задания, чмо ты кучерявое! — А я откуда это знал? — Сережа абсолютно точно знал. Сережа изо всех сил пытается скрыть победную улыбку, но глядя на то, с какой скоростью обида на Ванином лице меняется на злобу, Пешков понимает, что ему это не удается. — Понравилось тебе моего лучшего друга засасывать? Понравилось? — Бессмертных корчит рожи и прижимает руки к груди, почесывая их. — Вань, это же просто тупое задание в тупой игре, — Сережа приближается и на пробу кладет свои ладони поверх Ваниных. — Ты же знаешь, что засасывать мне нравится только одного определенного мальчика. — М, и какого же? — Ваня опирается на стену и откидывает голову, смотря на Сережу сверху — вниз, но своих рук не выдергивает, что Пешков считает хорошим знаком. — Того, который мой хуй с проглотом целиком берет и кончает только после моего разрешения. Смотреть прямо в карие глаза, издевательски - прищуренные, Ване становится стыдно, и он, заливаясь краской, опускает голову и наигранно - возмущенно пинает Сережу коленкой: — Ты совсем охуела, чепуха лохматая? Так базарить будешь, разрешать кончать больше некому будет. — Ну почему, Сане вроде как понравился мой язык, может, член тоже зайдет. Ваня со злостью отталкивает Пешкова от себя и порывается уйти, но тот перекрывает ему проход ладонью, врезавшейся в грудь Бессмертных, и наваливается всем телом. Ванечка кричит, Ванечка пытается выпутаться из блуждающих по телу конечностей Сережи, но тот держит крепко, да и в пьяном состоянии контролирует себя куда лучше. — Да все, успокойся, — Сережа перехватывает чужие запястья, прижимает Ванины руки к стене и, склонившись, начинает шептать куда-то в район шеи, — у меня на твоего Сашу даже не встанет. У меня встает только на одного ревнивого дебила - баскетболиста с папой в отпуске. И Ваня наконец-то расслабляется, оставляя попытки вырваться, ударить, оттолкнуть, он просто тыкается лбом в плечо Пешкова и тихо, почти беззвучно смеется. Сережа никогда не понимал, почему на его глупые шутки, которые иногда даже до анекдотов категории б не дотягивали, Ваня всегда реагировал искренним задыхающимся смехом, хлопаньем в ладоши и крепко зажмуренными глазами с морщинками вокруг. Сам Сережа свои шутки не любил, считая их максимально плоскими и неудачными, но он готов был придумывать все новые и новые юморески разной степени кринжовости, раз они нравились Ване. А Сереже нравилось выводить парня на ревность, над капризными закидонами его посмеиваться тихонько, а потом укутывать объятиями теплыми, будто одеялом пуховым, которое Ваня во сне обычно на себя перетягивает, и шептать - шептать - шептать о том, какой же он дурак, раз думает, что Пешков может к кому-то другому уйти, что Пешков может кого-то полюбить так же сильно, как Ванечку, без чьего сонного бормотания на груди уже заснуть невозможно, без чьих разбросанных банок из-под пеппера квартира уже не кажется уютной, без чьих оскорблений чужих матерей в доту уже совсем не интересно играть становится. И да, знает Сережа, что поступает как мудак какой-то, но не может ничего с собой поделать. Кажется, будто без гневного и обиженного взгляда, выпяченной вперед челюсти и рук, сжимающихся в кулаки, он будет продолжать загоняться и перестанет верить, что его правда любят, что он правда дорог кому-то настолько, что одна мысль о его уходе вызывает такую сердитую реакцию. Но думать сейчас Сереже об этом не хочется. Хочется накрыть Ванины губы своими и, притянув его за шею поближе, залезть шершавой ладошкой под худи и дотронуться до горячей спины, по которой мурашки начинают бегать от любого прикосновения. Хочется запустить руку в пшеничные волосы и пропустить пряди сквозь пальцы, чтобы потом снова вернуться к голове и чуть помассировать кожу на ней. Хочется пересчитать пальцами все ребра, после чего подняться выше, к соскам, и сжать их, поймав губами чужой стон. И Ваня позволяет все это творить с собой, потому что Сережины касания — это то, ради чего он просыпается по утрам, ради чего после универа бежит за уходящим автобусом, ради чего старается как можно быстрее расправиться с монтажом и ради чего всегда садится рядом с Пешковым на тусовках, на которых они всегда появляются вместе. Бессмертных и сам отдается со всей нежностью и пылкостью, шаря рукой по взмокшей широкой спине и чуть оттягивая мягкие кудри. А еще он несколько раз проходится языком по губам Сережиным, будто пытаясь стереть след чужой, что недавно побывал на территории, захаживать на которую позволено только Ване и больше ни одному человеку в этом мире. Сережа усмехается и легонько отстраняется, заглядывая прямо в глаза напротив, чуть прикрытые и обрамленные длинными подрагивающими ресницами. Тяжело дышащий Ваня облизывает припухшие и блестящие от слюны губы и продолжает крепко сжимать Пешкова своими руками. — Если еще раз подобный хуетекс выпадает, ты пьешь, мне похуй, понял? Сережа предпочитает не отвечать, аккуратно обхватывает Ванино лицо ладошками и поднимается на носочках, чтобы почти невесомо поцеловать его в лоб. Ваня в его руках замирает и жмурится, а Пешков переплетает их пальцы и ведет парня за собой обратно в комнату. Ребятам, кажется, отсутствие парочки никак не помешало, потому что судя по неловкому тверку Ярика, игра продолжалась. Один только взъерошенный Саша повернулся в их сторону и с веселым видом попытался перекричать громкий смех Амины: — Ваня, ну вот теперь-то я понял, почему ты с ним встречаешься! — Ну раз ты такой понятливый, может, теперь тебе объяснить, почему он встречается со мной? — Ваня, абсолютно успокоившийся после случившегося, хватается руками за стол и нависает над сидящим Саней, нисколько не смутившимся. — Э, отошел! — Сережа с напускной серьезностью хватает Бессмертных сзади и пытается оттянуть от стола. — Серег, Серег, все, отцепись от меня, — смеется Ваня и пытается отодвинуться. — Я тебя охраняю от мальчиков, с которыми ты можешь вступить в нежелательный контакт. — Все, иди нахуй. Охранник ебаный, — Ване удается вырваться, чем он пользуется и хватает с дивана подушку, которая тут же прилетает Пешкову по лицу. Тот начинает кричать, строя страшные гримасы, и подпрыгивает к Ване, мигом опрокидывая того, красного и задыхающегося смехом, на диван. Им абсолютно все равно на то, что они прервали игру и помешали ребятам, им все равно на случайно опрокинутую бутылку водки, им все равно на то, что, кажется, еще один кульбит на этом диване, и следующий его жалостливый скрип окажется последним. — Драки влюбленных кончаются оргиями, — вздыхает Аня, наблюдая за безжалостным актом насилия. — Опа, оргия, говоришь! — довольный Ярик пристраивается рядом с Лешей и потирает руки. А Акула вздыхает еще раз и мысленно молится, чтобы ей больше никогда не пришлось играть в ебаные пьяные игры в этой компании.