***
Сынмин устал. Устал не чувствовать. Устал проживать каждый день по одному и тому же сценарию: подъём, учёба, еда, сон. Ёбаный день сурка.***
Утренний воздух всегда бодрит, но не Сынмина, который ёжится от холодного воздуха и прячется под плед, словно котёнок. Четверг. Ещё один день, похожий, как две капли воды на предыдущий. Разница лишь в дате. И парах на этот день. Наверное, стоит встать, умыться и ехать, чтобы не разочаровать родителей? Наверное. Но не точно. Ему, по большей части, уже всё равно, что будет. Что подумают или скажут родители. Что подумают друзья и одногруппники. Он устал. Устал от самого себя и жизни. От жизни, к которой пришёл посредством травм и людей. Травмы. Не важно, детские или возникшие в более осознанном возрасте, всё выливается в одно. В ненависть. К себе. К людям. К незначительным вещам, в виде медлительности, звуков, не так пишущей ручке, не так лежащей пачке сигарет. Люди все только усугубляют. Говорят, что ты не такой как все. Что ты больной. А ты и начинаешь им верить. Считать, что ты такой и есть. Вариант ехать на занятия отпал, будто и не появлялся. Придумать самому себе причину не идти никуда в виде болезни, и лечь дальше спать, ему не в первой. Уход от реальности в сон. Или игры. Всё одно. Проснуться и прийти в себя сложнее, когда чувствуешь, что что-то приближается. Что-то, что заставит хоть что-то почувствовать, и ощутить себя живым, а не просто пассивным наблюдателем. Сынмину сложно элементарно встать с кровати и поесть. Да и к чёрту! Он давно хотел перейти на питание водой. Чтобы не тратиться на пустое тело. Но встать надо, хотя бы, чтобы доказать самому себе, что что-то можешь. — Блять, — всё, что парень смог сказать за несколько часов разглядывания потолка. Всё-таки встал, умылся, написал Джисону мол «Да, я жив, не переживай». И всё по новой. Музыка, фильм на фоне. И мысли. Много мыслей. Которые глушатся либо полной дереализацией, либо алкоголем. «Что-то» всё-таки приблизилось, но не в хорошем смысле. А в самом кровавом и приторно-сладком. «Что-то» было истерикой. Он давно не рыдал, задыхаясь от собственных слёз. Но каждая истерика была правда чем-то сладким. Она помогала чувствовать, а Киму это было необходимо. Парень даже думал закидываться таблетками или наркотиками, чтобы чувствовать. Потому что алкоголь давно не помогал, а новые порезы лишь усугубляли его состояние. Истерика — спасение и убийство, для таких, каким был он. Сынмин уже точно не помнил, что стало причиной выкуренной пачки сигарет и лезвия в руках. Но, видимо, что-то снова не значительное, как и всегда. Но раньше он ощущал это иначе. Раньше он чувствовал боль от порезов и успокаивался. После же, надеялся, что в следующий раз всё закончит. Всё заканчивалось хорошо. Раньше. Не сейчас. Ему нравилось наблюдать, как кровь стекает по запястью, словно река, идущая по руслу. Нравилось чувствовать, как разрывается кожа. Он сравнивал это с резьбой по дереву. Тоже весьма занимательное дело. Но сейчас он зашёл слишком далеко. Кровь — не останавливалась. Всё тело ныло, а пальцы рук ощущались льдом. Зато он почувствовал хоть что-то, перед тем как достиг цели. Он покинул свою банку, подобно мотыльку, которого мать тогда все-таки отпустила.