Нормальная жизнь

Залитая южным солнцем комната смотрит широко распахнутыми окнами на море и пальмы. Запах соли и весны затекает в помещение и почти душит густой сигаретный. Максиму кажется, он бы и не заметил, что она курит, если бы не облака выдыхаемого дыма, взлетающие вверх к потолку. Может быть, просто привык к запаху за столько лет, может быть, сейчас перестало существовать почти все, кроме самого главного. Мир сузился, сжался, выдавив из себя не только смех и работу, но и какие-то детали обыденной жизни, которые раньше — оказывается — помогали заземлиться, сцепиться с реальностью, а теперь исчезли. — Я тебя слышу, — говорит Алла, не оборачиваясь, так и сидит, смотрит перед собой. Идеальный слух, как всегда, она узнает его по шагам. Максим подходит со спины, обнимает и целует в волосы. Не нужно видеть ее лицо, чтобы знать, что она не накрашена сегодня — как и вчера, и позавчера, и каждый день, кроме того единственного, когда она записывала видео для Инстаграма. Это тревожит — не отсутствие макияжа само по себе, разумеется, а то, что ей как будто это вообще не нужно сейчас. Как будто ей вообще ничего не нужно. Коснувшись губами ее виска, он огибает низкий диван и садится рядом. — Погуляем, может? — Можем во дворе посидеть, — предлагает Алла, и это, кажется, первое, что она предложила… Первое, что она предложила с того самого дня, целую жизнь назад, а на деле — только чуть больше месяца прошло. — Конечно, давай. Он подает ей руку, и Алла опирается на его ладонь непривычно тяжело, даже не так, будто ей сложно встать, а как будто он тянет ее насильно. Макс привлекает ее ближе к себе, обнимает крепко, но ответных объятий нет, Алла просто кладет голову на его плечо. Он знает, что ресницы ее опущены, может чувствовать это только по тому, как выровнялось ее дыхание. — Не устраивай ничего завтра. — Дети захотят тебя поздравить все равно, — говорит он, бережно поглаживая ее спину. Эмоции Аллы ему понятны, даже мысль о празднике сейчас вызывает легкую тошноту — любом празднике, а особенно таком, где придется быть в центре внимания, поздравления принимать. Принимать поздравления. Круг тех, с кем они теперь разговаривают, тоже неумолимо сужается, есть номера, по которым он вряд ли когда-нибудь снова сможет позвонить. Наверняка есть те, кто также не станет больше звонить им. Они стоят так несколько минут, прежде чем Алла отстраняется наконец, кладет ладонь на его локоть, слегка сжимая, и, снова коротко поцеловав ее в висок, Максим направляется на веранду. Чувство беспомощности захлестывает с головой. Когда он планировал поездку — даже мысленно не хочется называть это «отъездом» — это по крайней мере было какой-то деятельностью, а сейчас, без работы и без дела, даже без блога, ему катастрофически некуда выплеснуть энергию. А Алла... из нее всю энергию как будто выкачали, кажется, она даже из больницы после операции выписывалась более бодрой, а теперь впервые за двадцать лет ему кажется, что она ощущает весь свой возраст, каждый год находит отражение в ее глазах, и это пугает до чертиков. Пугает так сильно, что Максим почти перестает думать обо всем другом. В каком-то смысле, это хорошо, но почему-то абсолютно ни на грамм не легче. Она опускается в кресло на веранде, и Макс перекидывает ее волосы на одну сторону, кладет руки на ее плечи бережно разминает. Алла выдыхает шумно. — Гаррик и Лиза скоро вернутся, — говорит она, глядя перед собой. — С ними тебе легче? — С ними я держу лицо, — усмехается Алла. Приходится отпустить ее плечи, Макс обходит ее кресло и садится на корточки у ее ног, улыбается, кладет ладони на голые колени. — Только со мной не надо, ладно? — Ты же меня и так насквозь видишь, — хмыкает она, вытаскивая сигареты из кармана шорт. Максим укладывает голову на край кресла, тычась носом ей под колено, кожа Аллы привычно пахнет кремом, нежный, немного цветочный аромат. Она кивает только, и Максу хочется сжать ее в объятиях, но он только обнимает ее ноги, целует белое колено. — Знаешь, предлагаю отметить твой день вдвоём. Уедем в отель, переночуем, а домой вернёмся к вечеру, чтобы ребятня тоже тебя поздравила. — Будут звонить.. — Оставь телефон кому-то из помощников. Или Лизе. — Лизе? — Алла вскидывает брови. — А что? Будет отвечать на знакомые номера, принимать за тебя поздравления. Ей понравится, и со стороны будет мило. Идея возникла совершенно неожиданно, но Алла отнекивается только несколько секунд. Какой-то блеск в глазах, мысли о Лизе, разговаривающей с ее друзьями, все это словно разжигает в ней что-то, на последний месяц погасшее. Максим бронирует все сам, быстро — разумеется, самый лучший номер. Не хочется, чтобы кто-то знал, где они — поэтому, оставив прислуге короткие указания на счёт детей, он сам садится за руль. Если бы можно было увезти Аллу ещё дальше — на другую планету — он бы это непременно сделал, но хотя бы так. Гостиничный номер встречает их приятной прохладой и огромными пространствами, Максу даже кажется, что он слегка перестарался — очень уж много места здесь для двоих. Даже в их квартире на Филипповском его было меньше, хотя жилплощадь там весьма внушительная. Из задумчивости его вырывает то, что Алла касается его ладони своей, нежные пальцы скользят вверх от запястья к локтю. Она все ещё немного заторможена и подавлена — как и каждый день, но смена обстановки должна помочь, по крайней мере, именно этого он пытается достичь сейчас. Перехватывает ее ладонь и целует костяшки, снова вдыхает этот запах крема, нежный, невесомый. В кромешной ненормальности происходящего из-под ног уходит опора, и голос совести где-то глубоко внутри шепчет, что искать опору не время сейчас, что кому-то — хуже, и права искать комфорта как будто бы и нет. Выбраться из этого предательского, давящего ощущения Максиму помогает — как всегда и во всем — Алла. Она самый главный человек для него, и значит добиваться ее благополучия — основная цель, что бы ни случилось. Даже когда случилось самое страшное. Раз уж она ему так помогает — нужно и ей помочь. Кончиками пальцев Макс обводит ее лицо по контуру, от виска к виску. — Расскажи мне, как прошёл твой день. — Ты смеёшься? — Алла закатывает глаза и начинать не спешит, поэтому Макс, крепко сжав ее в объятиях и удобно устроившись на диване, начинает говорить сам. Он рассказывает о том, как проснулся рано и выскользнул из постели так, чтобы не разбудить ни ее, ни детей. Как поцеловал ее в висок перед тем, как уйти, как забыл часы в спальне, но не стал за ними возвращаться, и поэтому его утренняя крайне продуктивная вело-прогулка не сохранится в приложении для спорта. Невесомо перебирая пальцами ее волосы, Максим рассказывает, что с самого утра было облачно, но почти сразу выглянуло солнце, стало так жарко, что, проезжая вдоль берега, он захотел искупаться. — Вода холодная еще, — замечает Алла, тычется носом в его шею. Щекотно, но Макс только запрокидывает голову назад, чтобы ей было удобнее. Говорит, что вернувшись на виллу, он позавтракал вместе с детьми, слышал, как Алла играет на пианино — но мешать ей не решился, послушал немного через дверь и закрылся в кабинете, созванивался с Элей про концерты, там все еще что-то отменяется и на месте отмененного возникает новое. — Я слышала, как ты стоял за дверью, — замечает Алла, поднимая голову. И взгляд у нее в этот момент совсем девчачий. Погруженная в его пустую болтовню, она как будто на минуту забыла, насколько тяжелый груз висит у нее на плечах, и теперь самое главное — не упустить это маленькое достижение. Жаль, в жизни сохраниться нельзя. — Что ты играла? — Шопена, — отвечает она негромко. — А до этого с Гарри занимались немного... Ты знаешь, так смешно, я попросила его самого песню выбрать, и он вдруг начал Валерку пародировать... — Леонтьева? — Ну да. У него так хорошо получилось... Он так похож на тебя, Мась. Безумно. — Он талантливее меня, ведь у него такая мама. Максим приподнимает ее подбородок и целует в губы, мягко, очень осторожно. На поцелуй Алла отвечает не сразу, требуется несколько секунд чтобы она расслабилась, снова расслабилась с ним, подалась навстречу. Ощущая под ладонями ее гладкую кожу, Макс прикрывает глаза, наслаждается моментом. Только бы заставить ее забыть обо всем. Пусть только сегодня, пусть на один вечер, но вернуть ее туда, где они провели столько лет, в крохотный мир, где только они двое, и ничего больше нет. Максим чувствует, что под его руками она почти расслабилась, гладит ее по спине, тонкая ткань футболки совсем не мешает чувствовать тепло кожи. Слова им не нужны, телевизор или музыка — тоже, одних этих объятий достаточно, чтобы окунуться в спокойствие. Покачиваясь на его волнах, Алла жмётся к Максу сама, и жар ее тела, ее грудь, явственно прорисовывающаяся через футболку, под которой ничего нет — все это правда уносит его в сторону. А Алла… Алла все ещё ищет опору, это видно по ее глазам, по тому, какой тревожной она кажется. Бережными касаниями Максим задевает ее волосы, гладит лицо, целует щеки, подбородок, губы наконец, и Алла отвечает — с совершенно привычным жаром, настолько обыкновенным для неё раньше, что в первое мгновение Макс теряется от неожиданности, но почти тут же крепче прижимает ее к себе. В Алле его всегда поражало и восхищало то, насколько разной она бывает, и при этом насколько правильно и комфортно он всегда чувствует себя рядом с ней. Какой бы она ни была — тихоней или взбалмошной, он всегда ощущает, что любимая женщина рядом и тоже его любит. И он для неё весь мир — как и она для него. Аромат ее волос опьяняет, и совершенно невозможно перестать касаться ее шелковой кожи. Максим ведет ладонью по ее боку вниз, на пробу, сжимает пальцами бедро. По ощущениям это почти как первый раз, он до конца не уверен, как именно она отреагирует, но Алла отзывается так же, как и всегда, ее ладонь ныряет под его рубашку, и по телу мурашки пробегают, когда она проводит ногтями от его груди к животу. Всегда, всегда она знает, как завести его за одно мгновение, истинно ведьма. Прихватив губами мочку ее уха, Макс медленным, уверенным движением ведет ладонями обратно вверх от ее бедер, поднимая футболку. Кожа Аллы горячая и гладкая, ощущение так пьянит, что он не понимает, в какой момент они оба оказались обнажены, просто так хотелось ее видеть, и кажется, одежда исчезла по волшебству. Медленные, нежные поцелуи пылающей линией остаются от ее подбородка, между грудей, вниз по животу, и Максим сегодня особенно долго ласкает ее языком, не торопится, но и не дразнит. Все словно в замедленной съемке, и то, как Алла вскрикивает, проваливаясь в удовольствие, и то, как после едва ощутимо кончиками ногтей щекочет его спину, приглашая наверх чтобы вжаться губами в его мокрые губы. Возбуждение такое сильное, что Макс сдерживаться больше не может, почти рычит, нависая над ней, и Алла улыбается — хитрая, голодная кошачья улыбка — Максим безмерно любит ее такой. Он берет ее требовательно и нежно одновременно, и позволяет себе сорваться только после того, как Алла кончает во второй раз. Сердце в груди колотится так бешено, что отдается в висках — и впервые в жизни Максим словно осознает, что — что бы Алла ни говорила — он не всегда останется молодым. И это прекрасно. Ее безукоризненный профиль озаряет комнату, Макс этим любуется долго, в тишине. Свет они так и не включили, только полоска света из ванной да мерцание уличного фонаря за окном, перекликаясь, освещают комнату достаточно, чтобы, привыкнув к темноте, можно было без труда различать очертания предметов вокруг. Максим бросает взгляд на часы, прижимая Аллу к себе снова. 00:05 Улыбка трогает его губы. Пятнадцатое апреля. — С днем рождения, Аллусь. — Не напоминай, — усмехается она. И смешок этот такой привычный, такой обычный, что сердце на долю секунды сбивается с ритма. Повисшая тишина его выдает — или просто Алла знает его наизусть, как каждую свою мелодию, но во время затянувшейся паузы она только ближе льнет к Максу, кладет голову на его плечо. — Ты за этим меня сюда привез? Он говорил уже, что не сможет жить, как раньше, вести себя, как ни в чем не бывало, но сегодня было необходимо, как воздух, чтобы все шло привычным образом. Точно так, как каждый год двадцать лет до этого, чтобы она засыпала рядом с ним счастливая. Вот зачем он привез ее в гостиницу, вот зачем выдернул из той атмосферы, в которой они оба полтора месяца к ряду источали боль и тревогу. — Все будет, как раньше, — говорит она едва слышным шепотом. Снова читает его мысли, это давно уже перестало удивлять. — Будет. Конечно, будет.