Мой беременный шисюн

— Как?! Объясни, как? — Хо-хо! — исчерпывающе ответил Вэй Усянь. Это «хо-хо» прозвучало одновременно гордо, зловеще, задумчиво и печально. Так умел только идиотский шисюн Цзян Чэна. Он вообще ежедневно подтверждал девиз клана делом, как будто специально задался такой целью, но все-таки последняя его выходка легко затмевала все прежние вместе взятые. Цзян Чэн испытывал сразу несколько желаний: ударить себя ладонью по лицу, сбросить Вэй Усяня с мостков, побегать кругами и поорать всласть... Увы, ему нужно было помнить о положении главы, а сталкивать беременного в воду слишком жестоко. Беременного! Вэй Усянь забеременел! И это ведь не шутка. Лекарь, который еще самого Цзян Чэна принимал, нрав имел весьма суровый. Пребывание в плену у Вэней и перебитые ноги, которые теперь отчаянно ныли из-за жизни около реки, характер его не улучшили. В общем, Лю Чунлинь нисколько не склонен был к розыгрышам, но подтвердил, что Вэй Усянь носит ребенка. Сначала Цзян Чэн подозревал, что тот чем-то отравился. Его тошнило даже от супа сестры! Да и пить Вэй Усянь внезапно перестал. Сидел на свадебном пире в Башне Кои абсолютно трезвый, в споры не ввязывался, только по сторонам зыркал, как сыч. Это был уже совсем тревожный сигнал. Не иначе зануда-Лань оказался прав, и темная энергия необратимо поменяла что-то внутри Вэй Усяня. Пришлось принимать меры. Чтобы подвергнуть увертливого поганца осмотру, пришлось подловить его сразу после купания — чтоб без флейты этой треклятой — и связать сетью Божественного Плетения. Еле-еле получилось, Вэй Усянь чуть не вырвался. Верещал и брыкался он так, будто его не к лекарю тащили, а в Огненный дворец к покойному Вэнь Жоханю на расправу. Не то подозревал о своем малоподходящем для мужчины состоянии, не то скрывал что-то еще. Цзян Чэн еще обязательно выяснит, что именно. Тем более, что старик Лю явно порывался высказаться еще в самом начале осмотра, когда только проверял меридианы. Но сначала он отвлекся на вопли Вэй Усяня, а потом сам начал орать, что быть такого не может и сопляки (то есть, уважаемый глава со своим не менее уважаемым помощником) просто решили разыграть старого человека, как не раз уже делали. Однако сейчас нужно было прояснить куда более насущный вопрос. — Кто он? — сурово вопросил Цзян Чэн. Его терзали смутные сомнения. По всему выходило, что это мог быть только один человек, но даже с самой идеей беременного мужчины смириться оказалось легче, чем с предполагаемой кандидатурой отца ребенка. — Кто он? — переспросил Вэй Усянь, будто действительно не понял вопроса. — Ноги переломаю, — спокойно пообещал Цзян Чэн. — А вот и нет! — А вот и да! — Я беременный! — Вэй Усянь, кажется, уже смирился со своим состоянием и даже начал им пользоваться. — И неженатый! То есть незамужний! — яростно заорал Цзян Чэн, больше он этот бред терпеть не собирался. — Я этого так не оставлю! Сейчас же говори, с кем переспал на Байфэн? — А почему именно там? — нервно поинтересовался Вэй Усянь и начал потихоньку перемещаться к выходу. Как будто Цзян Чэн слепой. Как будто первый день знает паршивца. Как будто отпустит теперь куда-то, пока не разберется во всем до конца и не вытрясет имя того ублюдка, который обрюхатил его шисюна! Цзыдянь распорол воздух рядом с плечом Вэй Усяня, кончиком зацепил дверную ручку и с силой захлопнул дверь. Вэй Усянь вздрогнул, дернул за завязки нижних штанов, в которых так и продолжал щеголять после осмотра, и потупился. — А ты что, спишь с каждым встречным мужчиной даже без проклятия? — Цзян Чэн почувствовал, что ему не хватает воздуха. — Нет, конечно, — забормотал Вэй Усянь. — Я же не обрезанный рукав! Вовсе нет. Мне девушки нравятся. Ты же знаешь, Цзян Чэн. Он знал. Это проклятие перекроило жизни всех, кто тогда приехал на охоту в честь окончания войны. — Слушай, а ты сможешь поднять Цзинь Гуаншаня? — Цзян Чэн устало потер лоб. Жизнь подбрасывала все новые и новые задачи, и редко какую из них описывали книги даже из хваленой библиотеки Гусу Лань. — Смочь-то смогу, — в руках Вэй Усяня невесть откуда взялась его флейта, — да только зачем тебе он в телесном облике? Ты же знаешь, что с ним сталось. Может быть, лучше духа призвать? — Духа мне мало. А поднял бы — я бы его еще раз прикончил за все хорошее! — мечтательно произнес Цзян Чэн. — Так творчески, как он сам себя прикончил, у тебя все равно не получится! — Вэй Усянь заржал и попытался заткнуть флейту за пояс привычным жестом, но пояса не обнаружил. Выражение его лица стало глупым-преглупым, таким, что Цзян Чэн с трудом удержался, чтобы не стукнуть идиота посильнее. Зато невыносимое напряжение последних минут безвозвратно ушло. Туда ему и дорога. И Цзинь Гуаншаню тоже. Погиб он действительно «творчески», как изволил выразиться Вэй Усянь. Смерть эту будут описывать и через тысячу лет в весенних книгах самого разнузданного толка. Доподлинно неизвестно, чем руководствовался глава Цзинь, когда насылал на всех присутствующих на ночной охоте проклятие Лунного Феникса, разжигающее желания тела. И чего именно хотел добиться. Вряд ли он решил покончить с жизнью максимально оригинальным способом. Хотя, кто его знает? Может быть, обычные цветочные битвы ему давно прискучили, зато стали милы змеи-измерители? В любом случае, использовать проклятие рядом с гнездом этих самых змеев оказалось очень глупой идеей. Яогуаи пришли в такое возбуждение, как будто у них начался брачный сезон. Цзян Чэн был горд, что попал в число тех, на кого проклятие не подействовало или подействовало слабо, но это означало, что он был вынужден устранять последствия и видел слишком много. Он вдруг ярко, во всех деталях припомнил то, что хотел бы действительно навек забыть: полностью одетая, слава богам, Яньли с довольной улыбкой скачет верхом на абсолютно голом павлине! — Убью! — Цзян Чэн даже заорать тогда не смог, как следует, только хрипел и примеривался так ударить Цзыдянем, чтобы не задеть сестру. Не получилось. Павлин вскрикнул, вывернулся из-под Яньли и попытался закрыть ее собой. Яньли же засмеялась, по-хозяйски схватила Цзинь Цзысюаня за член и потащила в кусты с силой, которую в ней никто как-то и не предполагал. Как корил себя Цзян Чэн, как ругал за то, что опоздал, не уберег! От убийства Цзинь Цзысюаня его удержала в буквальном смысле повисшая на руке с Цзыдянем госпожа Цзинь. — Цзян Ваньинь, умоляю! — громко шептала она и тоже с недюжинной силой тянула его в противоположную сторону. — Все равно уже ничего не поделаешь, зато у А-Ли и А-Сюаня наконец-то сладилось! Скажем, что помолвку возобновили некоторое время назад, и поженим их поскорее. Я заберу А-Ли с собой, никто о ней худо не подумает! А если даже кто-то что-то заподозрит... Ну попала помолвленная пара под заклятие, ну, не удержались молодые. Это не так уж страшно, если дело завершится скорым браком. Цзян Чэн позволил уволочь себя только потому, что не знал, как выдернуть сестру из тех кустов и не умереть от стыда на месте. Пусть уж действительно госпожа Цзинь этим занимается. Он, правда, в сердцах пожелал, чтобы Яньли оторвала-таки павлину нефритовый стебель, но тут же одумался, потому что в таком случае их семейная жизнь никак не сможет быть гармоничной. Впрочем, Цзян Чэн не собирался уходить далеко и оставлять Яньли в руках охальника-павлина, но госпожа Цзинь вдруг начала нести какую-то чушь: — Ты так похож на мою дорогую возлюбленную подругу Юй Цзыюань, — говорила она, а ее руки будто сами собой сползали все ниже и ниже. Цзян Чэн предпочел поскорее ретироваться, не выясняя, насколько дорогой или возлюбленной приходилась мать этой странной женщине, которая откровенно пялилась на его бедра. Яньли, судя по всему, устраивала ее компания и теперь уже действительно ничего нельзя было исправить, так что стоило осмотреть все подходы и убрать возможных свидетелей. Конечно, тех, кто сам не попал под действие проклятия, — остальным было наплевать на происходящее, они интересовались только собственным любовным безумством. Цзян Чэн даже придумал стратегию на случай, если павлин недоощипанный опять заартачится и не захочет жениться. Разумеется, сначала его нужно будет убить. В одиночку или с Вэй Усянем, это не важно. А потом Цзян Чэн немедленно женится. На такой девушке, для которой этот брак будет честью. Почему-то ему в последнее время все чаще вспоминалась Вэнь Цин. Она бы стала отличной женой и согласилась бы признать возможного ребенка Яньли своим. Тогда все будет в порядке — племянника или племянницу никто не станет считать незаконнорожденными, да и сестра останется дома. Не самый удачный вариант, но Цзян Чэна он бы устроил за неимением лучшего. Однако Яньли все-таки стала счастливой замужней женщиной, да и павлин, как и положено, был рад на ней жениться. Только вот оказывается, что Вэй Усяня Цзян Чэн тоже проглядел. Но во имя всех богов, кто же мог знать! Он еще, дурак такой, опасался, что к нему наведается папаша какой-нибудь девицы из тех, которые бросали цветы с трибун. Скажет, что так мол и так, не устояла дочка перед обаянием Вэй Усяня, да еще под проклятие попала и теперь ходит в тягости. А больше всего боялся, что беременных девиц окажется несколько, и пока они будут выяснять, кто войдет в дом старшей женой, скандал разгорится на всю Поднебесную. Что забеременеет сам Вэй Усянь, он и в страшном сне увидеть не мог! А вот смерть Цзинь Гуаншаня как раз являлась в кошмарах с завидной регулярностью. Распяленное на дне ямы обнаженное тело, покрытое змеиными укусами, как любовными метками, и десятки змеев-измерителей сверху. От совсем маленьких яогуаев до матерой нечисти. Все они непотребно терлись о свою жертву, вползали в рот и анус, а те, что покрупнее, трахали любую доступную полость или складку своими двойными членами. Жертва счастливо улыбалась, и это было самым страшным. Только благодаря появившемуся из леса Вэй Усяню, главу Цзинь вообще удалось достать из змеиного кубла в пригодном для погребения виде. А вот в каком состоянии был тогда сам шисюн, Цзян Чэн как-то не обратил внимания. Да и никто бы не обратил, потому что как раз в это же время на поляну выбрели уважаемые побратимы. Цзэу-цзюнь, как всегда, держался с достоинством, даром, что вместо гуаня на голове у него был надет венок из лесных цветов, а на теле из всего богатого наряда осталась только верхняя накидка, которая мало что скрывала. Он будто и не замечал, что сверкает голыми коленями, а иногда и бедрами. Особенно пикантно смотрелась на нем перевязь с Шоюэ. Меч был явно смущен и пытался спрятаться в скудных складках ткани, но вместо этого хлопал ножнами по нефритовой коже бедер, привлекая к ним внимание. Цзян Чэн с некоторой ревностью оглядел эти самые бедра и решил, что его собственные не хуже будут, а, может быть, и получше! Так что не до шисюна ему было. Вэй Усянь, по крайней мере, оказался полностью одет, хотя и ужасно растрепан. О Чифэн-цзуне, привязанном налобной лентой к правому запястью Лань Сичэня, того же сказать было нельзя. Глава Не демонстрировал всем желающим и нежелающим свой великолепный торс. Буквально каждый мог полюбоваться теми самыми легендарными кубиками, которым так завидовало поколение Цзян Чэна. К левому запястью Лань Сичэня второй налобной лентой (и где он ее только взял?) был привязан Ляньфан-цзунь, на котором, напротив, было слишком много одежды — и своей и чужой — словно побратимы надели на него все, что сумели найти целого. Потерял он только шапочку из газовой ткани. Все трое производили впечатление людей, не то до изумления пьяных, не то объевшихся олютевших древесных грибов. Лань Сичэнь улыбался шире обычного и играл на Лебин слишком уж разухабистую мелодию, Не Минцзюэ и Цзинь Гуанъяо то начинали вполголоса браниться, то вдруг останавливались и принимались страстно целоваться. Тогда Лань Сичэнь спотыкался, прекращал играть, вскидывал руку с флейтой вверх и наставительно провозглашал: «Занимайтесь любовью, а не войной!». Бася радостно гудела в ответ. По смыслу девиз даже подходил теме охоты, но подбор слов не для всякого борделя сгодился бы. Впрочем, творящиеся в тот момент на горе Байфэн непотребства тоже не в каждом ивовом доме встречались. А скандальный девиз уже к вечеру обрел такую популярность, что его только уличные собаки не повторяли. И то по причине неумения изъясняться на человеческом языке. За все это спасибо надо сказать Цзинь Гуаншаню, чтоб его и в Диюйе драли во все дыры! Когда заклинатели немного пришли в себя, посыпались предположения о причинах произошедшего. О последствиях-то думать никому не хотелось. Высказывалось мнение, что Цзинь Гуаншань просто пожелал, чтобы юные девы были посговорчивее, но перестарался, да еще и место выбрал неудачное. Еще шептались, что он хотел таким способом получить компромат на всех влиятельных персон. А, может быть, просто заигрался с темной энергией, на что активно намекал Цзинь Гуанъяо, ставший после смерти отца подозрительно разговорчивым. Благодаря ему и еще одному добродетельному юноше по фамилии Сюэ нашли недостроенную лабораторию, в которой явно велись уже какие-то опыты с Тьмой. Но кто их проводил и где теперь этот человек, было неизвестно. Скорее всего, именно он отвечал за изменение проклятия. Сюэ Чэнмэй несмотря на то, что был совсем ребёнком и на горе Байфэн не присутствовал, больше других усердствовал в поисках преступника, видимо, имея к нему какие-то иные счеты. Цзинь Гуанъяо пришлось унимать его рвение с помощью конфет. Трогательная забота о шиди, особенно если собственное положение в клане было не совсем понятным. Его, конечно, никто не изгнал, но вдовая госпожа Цзинь ясно дала понять, что пасынку следует держаться подальше от нового главы и его молодой жены, уже ожидающей наследника. Цзинь Гуанъяо будто бы и не возражал. Все равно он проводил свое время то в Облачных Глубинах, то в Нечистой Юдоли, став после той приснопамятной «охоты» гордым спутником на тропе совершенствования сразу двух глав кланов. Однако, как бы невзначай, второй молодой господин Цзинь делился все новыми подробностями из жизни своего покойного родителя и тем самым закапывал репутацию клана глубже и глубже. Зато его собственная репутация, подмоченная было происшествием на Байфэн, воссияла вдруг с небывалой яркостью. Еще бы, и гнездо темных заклинателей прямо в Башне Кои раскрыл, и правду о трудовых лагерях со слезами на глазах поведал. Честно говоря, до положения выживших Вэней мало кому было дело, но под давлением Почитаемой триады Цзиням пришлось их отпустить и даже выплатить небольшую компенсацию. Неугомонный Вэй Усянь очень обрадовался, раскопав в одном из лагерей старых своих знакомцев вместе с какими-то еще стариками и, кажется, мальчишкой. Он смотрел щенячьими глазками и чуть хвостом не вилял, хотя, услышав такое сравнение, покрылся бы крапивницей. Пришлось поселить Вэнь Цин с братом и родичами около Илина и даже помочь в обустройстве. Цзян Чэн иногда наведывался в новое поселение; конечно, только чтобы оглядеть все хозяйским глазом. Устроились пришельцы быстро. Местные жители тоже привыкли к новым соседям. Сначала ворчали, даже сжечь грозились, но потом потянулись за лекарской помощью, которой не были избалованы. К тому же Вэнь Цин действительно была мастером своего дела. Это стоило использовать. — Завтра поедем к этой твоей вэньской ведьме, — сообщил Цзян Чэн Вэй Усяню. — Зачем? — Если кто и поймет, что теперь делать с тобой, так это она. Дядюшка Лю сказал, что не готов взять на себя такую ответственность и пообещал уйти в запой. — Это он злится, что я его пнул. — И правильно злится! — Я ведь нечаянно. Вернее, пинался я специально, признаю, но попасть ему по больной ноге не хотел, — Вэй Усянь талантливо изобразил раскаянье, — Позлится-позлится и перестанет. — Может быть и перестанет, когда из запоя выйдет, он тебя всегда отличал, — согласился Цзян Чэн, — но к Вэнь Цин поедем. Лучше всего перевезти ее в Пристань Лотоса, пока дядюшка Лю не перестанет сердиться и глушить вино кувшинами. Хотя не обидит ли это старика еще сильнее? Как раз этот момент выбрал пьяный Лю Чунлинь для триумфального возвращения. Он с силой дернул дверь, ввалился в лекарский павильон и, вздернув вверх седую бородку, спросил: — Кто из лекарей последний тебя осматривал, многоуважаемый помощник главы? Почему-то это прозвучало, как самое изощренное ругательство. — Вэнь Цин, — ответил за шисюна Цзян Чэн, — хотя потом, наверное, Лань Сичэнь мог или еще кто-то из Ланей? — Я Ланям не дался! — гордо ответил Вэй Усянь. — Значит, Вэнь Цин. — Ага, — загадочно подытожил старик и кулем риса вывалился на улицу. — Ладно-ладно, поедем к Вэнь Цин! — тут же согласился Вэй Усянь, глядя ему вслед. — Теперь я могу идти? — Иди, — кивнул Цзян Чэн своим мыслям и тут же исправился: — А ну стоять! Говори, с кем переспал! — Понимаешь, Цзян Чэн... тут такое дело, — замялся Вэй Усянь, — ты же помнишь, что у меня на глазах повязка была? Цзян Ваньинь — взрослый, можно сказать, зрелый мужчина, глава Великого клана, герой войны — почувствовал, что сейчас разрыдается, как трехлетка, и затопает ногами. — Ладно. Спрошу иначе, — он сделал глубокий вдох, — со сколькими мужчинами ты играл в тучку и дождик? — Да ты что! — Вэй Усянь аж в лице переменился. — Один он был! Один! Правда, ко мне вначале еще кто-то, кажется, из Цзиней, приставать пытался, но я пнул его и сбежал. Судя по звуку — он свалился в овраг или яму. Долго орал! Цзян Чэн вдруг снова вспомнил покойного Цзинь Гуаншаня и его прямо-таки нездоровую озабоченность Вэй Усянем. А не могло ли так случиться, что вся эта история с проклятием была направлена не на все общество заклинателей, а на одного конкретного помощника главы Цзян? — Что за манера — чуть что копытами лягать во все стороны, как дурной осел?! Не смей никому говорить, что ты кого-то там куда-то пинал! — заорал Цзян Чэн. — Это еще почему? — тут же ощетинился Вэй Усянь — А потому, что нам только не хватало слухов о твоем участии в смерти главы Цзинь! И так не знаю, как боги миловали, что тебя не обвинили и в этом проклятии, и в десяти злах сразу! — Ты думаешь, это я его к змеям? Ой, — Вэй Усянь выглядел расстроенным, наверное, это сказывалась беременность. Цзян Чэн хотел было сказать ему, что не стоит жалеть о скользкой золотой змее и что подобное притягивает подобное, но шисюн поспешил исправить неверное впечатление. — Жаль, что я не видел начало! — сказал он и кровожадно улыбнулся. — Я бы помог змейкам. — Ты бы полез его вытаскивать, — изобличил вранье Цзян Чэн, — всегда таким был. — Да, наверное, полез бы, — вздохнул Вэй Усянь, признавая поражение в споре — редкий, кстати, случай — и тут же сменил тему: — А второго я не пинал! И в яму не бросал! Я ему просто в глаз двинул. Тоже, кстати, Цзинь был. Точно не павлин, но чем-то похож. — Павлин в это время в другом месте развлекался, — угрюмо подтвердил Цзян Чэн, припоминая фингал под глазом у Цзинь Цзысюня. — Постой, там еще и второй кто-то был? — И третий! — А этому ты что сделал? — Кажется, просто отпихнул, — задумался Вэй Усянь, — он на Цзиней не похож был, скорее на Ланей, но не совсем. Да и Лани не стали бы так себя вести, правда? — Цзэу-цзюнь вообще глава клана, — напомнил Цзян Чэн, — и что? — Ну, Лань Сичэнь не считается, — пренебрежительно махнул рукой Вэй Усянь, — он же с побратимами был. Цзян Чэн поморгал, пытаясь понять логику этого придурка, потом решительно плюхнулся на подушки и отхлебнул лотосовое вино, недопитое стариком Лю, прямо из горлышка кувшина. — Ты садись-садись, — проговорил он притворно-ласковым тоном, какой обыкновенно использовала матушка при разговоре с отцом, когда считала его в чем-то провинившимся перед ней. Всегда не мог терпеть этот тон, но вот сейчас он был как никогда уместен, — тебе, наверное, стоять долго нельзя. Вина не предложу — вредно, но разговор нам с тобой предстоит долгий. Сейчас ты все подробно припомнишь и скажешь мне, кого все-таки пустил рвать цветы на свой задний дворик. Вэй Усянь потоптался еще у порога, но все же подошел к столу и уселся напротив с чуть большей аккуратностью, чем обычно. — Говорю же — не знаю, кто это был, — выражение лица у него было самое упрямое. — То есть и от Цзинь Гуаншаня ты легко ушел, и от Цзинь Цзысюня и от какого-то недоЛаня, я правильно говорю? — Ну, правильно. — А потом вдруг решил не уходить? Или что, справиться не смог? — Ну, смог бы, наверное, — Вэй Усянь почесал флейтой за ухом и продолжил, все больше воодушевляясь: — Хотя, может быть, и нет. Он так меня прижал сначала к дереву, а потом к земле, что мне и не пошевелиться было. У него были такие сильные руки! Прямо как у Лань Чжаня. И плечи широкие! И грудь такая твердая! Прямо как у Лань Чжаня. — Янский корень тоже как у Лань Чжаня? — Цзян Чэн не пожалел яда для этого вопроса. Да и всех трех бы не пожалел! Как, ну как можно слушать такое спокойно? Цзыдянь на руке потрескивал вполне однозначно. Впервые за этот долгий день, хотя доказательства и до этого были прямо перед глазами, Цзян Чэн задумался, что Вэй Усянь может в действительности оказаться обрезанным рукавом. Но, кажется, сам идиот этого даже не осознавал. — И янский корень... Эй, откуда мне знать, какой он у Лань Чжаня?! Хотя, когда мы вместе были в холодном источнике, мне почти удалось его разглядеть! Но все остальное у того мужчины было точно, как у Лань Чжаня! — Ты что, его не стукнул, а наоборот... э-э-э-э… перевернул облака и опрокинул дождь, потому что этот мерзавец, которому место в клетке для свиней, напомнил тебе Лань Ванцзи? Вы же с ним как кошка с собакой! Все было именно так плохо, как Цзян Чэн и опасался. Нет. Еще хуже. — Нет, — Вэй Усянь широко улыбнулся, — потому что сначала я решил, что это девушка. В пальцах Цзян Чэна хрупнуло горлышко кувшина и переломилось пополам. — Как?! Объясни, как? — снова задал он вопрос хриплым, каркающим голосом. Где это, интересно, идиот видел девушек, ростом и статью подобных нефриту клана Лань?! — От нее, то есть от него, очень хорошо пахло! — Вэй Усянь поднял вверх палец, — Совсем как от Лань Чжаня! — Ты просто дурак или все-таки сумасшедший? — поинтересовался через несколько мяо Цзян Чэн и отбросил в сторону испорченную посудину. Он с наслаждением наблюдал, как та, врезавшись в стену, разлетается на мелкие осколки. — Почему это? — Вэй Усянь еще имел наглость обижаться. — Потому! Он что-то говорил? — Молчал. — Вот! Если кто-то ощущается, как этот твой Лань Чжань, и пахнет, как Лань Чжань, и молчит, как твой Лань Чжань, то это он самый и есть! — Нет, — еще больше надулся Вэй Усянь, — этот мужчина очень хорошо целовался, у него явно был опыт. Ну, не только целовался. А Лань Чжань ничего такого не умеет. — Тебе откуда знать? — Я у него спросил как раз в тот самый день. Встретил после того как... ну... кстати, это было очень хорошо! У Цзян Чэна задергался глаз. — Без подробностей! — отрезал он. — Да я и не собирался, — фыркнул Вэй Усянь и тут же продолжил: — Но тот мужчина действительно был хорош. Такой напористый, такой страстный и горячий. Жаль, что не Лань Чжань. Э... Я не то хотел сказать! — Ты бесстыдник! — Вот и Лань Чжань так же говорит. Как же невовремя Цзян Чэн узнал о беременности этого безмерно раздражающего поганца. Так бы прикопал его где-нибудь подальше и горя не ведал. — Ты сам-то себя слышишь? Один Лань Чжань что на уме, что на языке. То-то, я смотрю, ты для ребенка Яньли выбрал имечко — Жулань. Своего так назови! Будет Лань Жулань, — скривился Цзян Чэн. Вэй Усянь тоже сморщился, как будто откусил от незрелого яблока. — Это был не Лань Чжань. Точка. Я... ну после игры в тучку и дождик тот мужчина сразу ушел. Лань Чжань бы так не поступил. Лань Ванцзи не производил впечатление мужчины, который сбегает сразу после соития, не желая брать на себя ответственность, тут действительно было что-то не то. Вэй Усянь, конечно, мог вывести из себя даже каменную статую, но Лань Ванцзи должен был уже привыкнуть к этому. В любом случае, у Цзян Чэна все еще был его простой, понятный, просто отличный план: убить растлителя, жениться на Вэнь Цин и назвать ребенка своим. Поменялись только родители племянника, но это ничего. Еще один племянник! Два племянника сразу! Цзян Чэн почувствовал, что ему уже нравится роль дяди. Он будет строгим, конечно, но справедливым. Научит племянников плавать и подарит каждому по собаке. А нет. Вэй Усянь же. Он непременно испортит и своего ребенка, и ребенка Яньли. И собак он боится. Вот как можно бояться собак? — Что ты ему сказал? — Почему ты такой подозрительный, Цзян Чэн? — заныл Вэй Усянь. — Я тебя слишком хорошо знаю. Что ты ему сказал? — Да ничего такого. Я ему даже комплимент сделал. Сказал, что так хорошо мне еще никогда не было. А он сразу сбежал. — Идиот! — взвыл Цзян Чэн. — Мог ты не вспоминать своих девиц в этот момент? Ты бы еще уточнил, что тебе так хорошо с мужчиной никогда не было. — Ну да. Я так и сказал, что с мужчиной мне так хорошо никогда не было. — Болван! Придурок! Идиот! — Ты повторяешься, Чэн-Чэн. — Это кто тебе тут Чэн-Чэн? — И вообще, никаких девиц я не поминал. Это был мой первый раз, что с мужчиной, что с женщиной, конечно, мне еще так хорошо никогда не было! Не иначе, Вэй Усянь решил его прикончить сегодня своими признаниями. Цзян Чэн был уверен, что только он сохранил невинность, особенно после происшествия на Байфэн. А Вэй Усянь, по его мнению, давно уже предавался радостям плоти. Как же так вышло-то? — То есть как, первый раз? — Ну... вот так, — Вэй Усянь даже покраснел. Цзян Чэн с трудом подавил желание побиться головой о стол. — Ты ему это сказал, он ушел, что дальше было? — выдавил он сквозь зубы. — Я снял повязку и пошел следом, мне тоже было интересно узнать, кто же был со мной. — Так! Стоп! — Цзян Чэн почувствовал, что сейчас задымится. — А почему ты не снял повязку раньше? — А что, так можно было? — Вэй Усянь удивленно приоткрыл рот. — Я и не подумал как-то. — Ладно. Продолжаем. Ты пошел следом за своим любовником и… — И наткнулся на Лань Чжаня, который рубил мечом деревья. Вернее, сначала услышал, как он их рубит. — И? — И спросил у него, не видел ли он здесь кого-то еще, а потом спросил, целовался ли он когда-нибудь и играл ли в игры двух драконов или хотя бы дракона и феникса, — мечтательно прикрыл глаза Вэй Усянь. — Он на меня так сердито поглядел, что сразу стало понятно — ни гуя он в этой области не знает! Тогда я сказал, что ему надо как-нибудь попробовать и что это мое любимое занятие. Я имел в виду, что после того, как сам попробовал такие игры, они точно стали моими любимыми, но он, кажется, меня как-то не так понял... Цзян Чэн! Цзян Чэн, разве Цзыдянь должен так искриться? Воздуха. Вдохнуть бы воздуха. Молния озарила лекарский павильон и, разбив ставни, вылетела через окно на улицу. — Замуж. Срочно, — холодно произнес Цзян Чэн и снова выпустил наружу силу Цзыдяня. — Я пишу Ланям, а ты идешь собираться. С Лань Ванцзи будешь объясняться сам, но я обязательно приписку сделаю, что ты не распутник, просто на голову скорбный. — Даже если это был Лань Чжань, как ты продолжаешь утверждать, — неожиданно серьезно сказал Вэй Усянь, и глаза его полыхнули красным, — он не хочет иметь со мной ничего общего. А, значит, и с ребенком тоже. Я не буду растить ребенка в браке с человеком, который меня ненавидит. — Поговори мне тут еще! — А то что, из клана меня выставишь? Ну давай! Можешь прямо сейчас! И удобнее, не надо никому не нужным сватовством заниматься, как госпожа Цзинь. Госпожа Цзинь действительно с энергией мстительного демона устраивала браки всем, кто не смог увернуться и был застигнут на Байфэн в компрометирующем положении. Некоторые, правда, уже состояли в браке и вовсе не друг с другом. Как они решали возникшие проблемы, Цзян Чэн не знал и знать не хотел. — Госпожа Цзинь сделала все, чтобы устранить последствия действий своего мужа. Она даже назначила приданое тем девушкам, которые его не имели. И все теперь счастливы. Ну, насколько это возможно, — Цзян Чэн отвел глаза в сторону. — Уж как счастливы эти... ну... один родственник павлина, а второй под Ланя еще подделывается. — Су Шэ и Цзинь Цзысюнь. — Они. Так счастливы, что и сказать нельзя. Вэй Усянь, как обычно, не помнил имен, но историю брака прекрасно знал, как и все в цзянху. Поженились они под давлением госпожи Цзинь. Кажется, она была рада избавится таким образом от племянника мужа, а, может быть, существовали еще какие-то соображения. Отказаться в любом случае бы не вышло. Эти двое имели неосторожность заняться весенними играми в таком месте, где их увидели сразу все заклинатели, так или иначе участвовавшие в уничтожении гнезда змеев-измерителей. Вот Цзян Чэн с удовольствием бы обошелся без зрелища двух неприятных лично ему мужчин, которые валялись на земле и одновременно засасывали члены друг друга с неаппетитным хлюпаньем и чавканьем, как будто сожрать хотели. — У всех бывают семейные проблемы. — Ага. Один обещает позвать друзей и нашпиговать другого стрелами, а тот грозится на муженька Проклятье Тысячи Дыр наслать. Прекрасные отношения. — Если бы ты поменьше языком трепал, а твой Лань, наоборот, умел разговаривать, у вас бы могло получиться лучше, — усталость опять навалилась на Цзян Чэна и будто прихлопнула его тяжелым одеялом. — Почему он тебе с самого начал ленту свою не повязал, понять не могу. — А должен был? — Вэй Усянь заерзал на подушках. — А зачем лента? — Конечно, должен, ты же видел Лань Сичэня с его мужчинами. Интересно только, где он вторую ленту взял. — Так у Лань Чжаня же! — воскликнул Вэй Усянь, неизвестно чему обрадовавшись. — Мы как раз разговаривали, когда на нас набежал Цзэу-цзюнь в одной накидке. Я думал, что Лань Чжань в обморок упадет, но нет. Не упал. Он вообще какой-то странный был. Вернее, они оба. — Странными тогда на горе почти все были. Не отвлекайся давай, что дальше было? — Лань Сичэнь посмотрел на Лань Чжаня и на меня. Потом снова на Лань Чжаня и на меня. Спросил, что Лань Чжань планирует делать со своей лентой. Тот мрачно на него поглядел и ничего не ответил. Тогда Цзэу-цзюнь подошел к нему ближе, сдернул ленточку, сказал, что ему нужнее, показал мне зачем-то язык и удрал, то есть, поспешно удалился туда, откуда пришел. Цзян Чэн спрятал лицо в ладонях и застонал. Он давно понял, что на некоторых проклятие подействовало сильнее, чем на прочих, но почему это должен был быть именно Лань Сичэнь? И как теперь прикажете распутывать всю эту неразбериху? А еще до него внезапно дошло, что если Вэй Усяня все же удастся выпихнуть замуж, то он ведь уедет в Гусу насовсем. То есть, на всю жизнь. От этого стало невыносимо горько. Может быть, действительно лучше самому жениться на Вэнь Цин? — Можешь идти, — махнул он рукой в сторону двери. — Ну, чего ждешь? Видеть тебя не желаю. Убирайся! — Куда? — губы у Вэй Усяня чуть дрогнули — не знал бы, на что смотреть, не заметил бы никогда. — Куда хочешь, хоть в Гусу к своему Лань Чжаню. Только оденься сначала. Именно на этих словах дверь снова распахнулась и на пороге воздвигся Лань Ванцзи собственно персоной. И как только его пропустили без доклада! Слуг всех бы перепороть, а адептам удвоить тренировки. — Кто пустил? — рявкнул Цзян Чэн, вскочил и схватился за меч. — Ваш лекарь, — как-то растерянно ответил Лань Ванцзи, — но он куда-то спешил и не смог меня проводить. Дядюшка Лю пользовался уважением и как лекарь, и как единственный, кто мог в Пристани Лотоса претендовать на звание старейшины. Цзян Чэн сам приказал выполнять распоряжения старика, но ведь не тогда, когда тот напивался до беспамятства. — Зачем ты здесь? — Вэй Усянь встал и расправил плечи. Несмотря на то, что был одет только в нижние одежды, он выглядел сейчас очень внушительно, даже жутковато. Лань Ванцзи сглотнул. Цзян Чэн проследил движение его кадыка и пожелал оказаться где-нибудь подальше отсюда. — Глава Не ожидает ребенка, — очень тихо произнес Лань Ванцзи. Вэй Усянь пискнул не то от удивления, не то от восторга и немедленно разрушил образ сурового темного заклинателя. Цзян Чэн решил молчать во что бы то ни стало. Нет уж. Пусть разбираются сами. — Цзинь Гуанъяо ожидает ребенка, — продолжил Лань Ванцзи, — мой брат... тоже ожидает ребенка. Вэй Усянь расплылся в широкой пакостной ухмылке. — Поздравляю, ну а я-то тут при чем? — Возможно ли, что Вэй Усянь тоже ожидает ребенка? — Так это все-таки ты был! — не выдержал Цзян Чэн. — Я, — Лань Ванцзи склонился в низком поклоне. — Этот недостойный готов принять любое наказание, но просит позволения у главы Цзян жениться на Вэй Ине и тем самым хоть как-то загладить свою вину. — Вот ваш дядюшка-то рад будет! — Цзян Чэну хотелось ужалить похитителя шисюнов посильнее. — Такая радость великая может и к искажению ци привести, ты уж поосторожнее с новостями. — Дядя рад, — твердо ответил Лань Ванцзи. — Он уже рад и будет рад еще больше, когда излечится от искажения ци. Глава Цзян очень проницательный человек. Именно это с дядей и произошло, когда он узнал о грядущем пополнении в семье. — Эй! А меня ты спросить не хочешь? — вдруг отмер Вэй Усянь. — Может быть, я не собираюсь замуж? Я в конце концов мужчина! И мне не нужен брак из жалости. На Лань Ванцзи было страшно смотреть. Цзян Чэн даже на мгновение пожалел негодяя, такое несчастное выражение у того на лице образовалось. — Если Вэй Ин не захочет, я к нему и пальцем не притронусь после свадьбы. Но ребенок не должен расти незаконнорожденным. За что ему такая судьба? — Может быть, и нет никакого ребенка, — буркнул Вэй Усянь, отвернулся и пробормотал еще тише: — И вообще, это ты не хочешь ко мне прикасаться. Два. Два идиота на его голову. — Есть! — неожиданно загорячилась ланьская ледышка. — Я вашего лекаря слышал. Он говорил о мужской беременности. Или, — Лань Ванцзи вдруг побелел, — речь шла о главе Цзян? — Не обо мне! — отрезал Цзян Чэн и оттер незваного гостя плечом от двери. — Я, в отличие от вас, не обрезанный рукав. Так. Разрешение на брак даю. Поженитесь сегодня же вечером, не до церемоний тут. Вэй Усянь до вашего приключения на горе Байфэн был невинен, так что тебе, Лань Ванцзи, придется взять на себя ответственность. А пока посидите здесь и поговорите. Высказавшись, он посмотрел на две одинаково глупые физиономии, захлопнул дверь с другой стороны и запечатал ее талисманом. Чэньцин, которую ему удалось незаметно стянуть у Вэй Усяня, немного вибрировала, но вырваться не пыталась, — видимо, одобряла его действия. Конечно, в случае чего Лань Ванцзи мог бы пробиться с помощью Бичэня, но вряд ли он станет это делать. Все было хорошо. Зря он так подумал. — Глава Цзян! — Цзян Ваньинь! — Ядро! — Беременность! — Вэй Усянь! Над Пристанью Лотоса летели две фигуры на одном мече и кричали что-то невнятное. Каким образом Вэнь Цин и Лю Чунлинь оказались в таком положении, и что вообще происходит? В лекарском павильоне вдруг раздался громкий, развратный и очень довольный стон. Потом еще один. И еще. — Да, гэгэ, — завопил Вэй Усянь, — туда! Сильнее! Кажется, они обошлись без разговоров. Все было плохо. Цзян Чэн заткнул уши пальцами и закрыл глаза, страстно мечтая чтобы Цзинь Гуаншаню встретился в посмертии змей-измеритель потолще.