День науки

Над Китежградом вставало солнце. Окрашенные в розовый цвет перистые облака красиво оттеняли светло-голубое небо. Дверь деревянного дома-музея приоткрылась, на улицу высунулся розовый кошачий нос. Февральский мороз цапнул за нежную кожу. Хозяин носа тяжело вздохнул и вышел на резное крыльцо. Подозрительно заскрипела крышка колодца, внутри гулко плеснуло. Кот Василий величаво спустился со ступеней, шагнул на расчищенную стараниями ученых из НИИЧАВО дорожку. Бетонная плитка обожгла лапы холодом. Василий зашипел и в несколько прыжков оказался возле дуба. Деревянный настил, сгнивший прошлой весной, нравился ему гораздо больше и не морозил чувствительные подушечки на лапах. Под дубом было хорошо. Плотно утоптанный снег был посыпан еловой хвоей и опилками. Василий встряхнулся и посмотрел на золотую широкую цепь, опоясывающую дерево. Забираться на холодный, покрытый инеем металл ему не хотелось. Вздохнув еще раз, кот ученый поточил когти о кору дуба, повернулся направо и пошел вокруг, напевая гнусавым голосом и совершенно не попадая в ноты: — Да и Гарин — не Гагарин, Он то ласковый, то злой, В своей комнате потайной Сочинил гиперболоид… На середине припева со скрипом открылось окно и Наина Киевна гневно крикнула: — Заткнись, окаянный! Шесть утра! Даже петухи еще спят! Василий захлебнулся фразой и сел посреди поляны. Что-то было не так. Он прекрасно помнил слова этой песни, хоть слышал ее всего пару раз, и ни разу не сбился.Надо было срочно проверить, помнит ли он до конца хоть одну сказку. Встряхнувшись, кот пошел налево. — Мистер… мнэ… Полуэкт? …сидел за столом и завтракал. Обычно он вставал довольно поздно, если не считать тех нередких случаев, когда ему вовсе не приходилось ложиться. Я стоял на коврике у камина и вертел в руках трость, забытую нашим вчерашним посетителем, хорошую толстую трость с набалдашником — из тех, что именуются «веским доказательством». — В глубине кошачьей памяти что-то шевелилось, но никак не хотело всплывать на поверхность. Разочарованно махнув хвостом, Василий развернулся и потопал направо. — До сих пор мне было невдомек — Для чего мне звездный каталог? В каталоге десять миллионов номеров, Телефонов марев и миров. — Ах ты, поганец ушастый! — Наина Киевна вышла на крыльцо в телогрейке, валенках, теплом платке и с метлой в руках. — Опять свои песни завел ни свет ни заря! — Ой, ну пусть поет, — раздался из глубины дома голос русалки, переехавшей туда на зиму, — красиво же. — Да какое «красиво», рыбина безмозглая! — Наина Киевна поморщилась. — Ведь не попадет же в ноты, стервец. Василий тем временем закончил припев песни и шагал теперь влево, то и дело останавливаясь под дубом и глядя в светлеющее небо. — В воскресенье 24 мая 1863 года мой дядя, профессор… ну, допустим, Полуэкт… быстрыми шагами подходил к своему домику, номер 19 по Королевской улице — одной из самых старинных улиц древнего квартала Гамбурга. Сказка не вспомнилась. Василий нахмурился и попытался рассказать другую историю. — Мистер… опять, что ли, Полуэкт? нотариус, чье суровое лицо никогда не освещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе, сухопарым, пыльным, скучным — и все-таки очень симпатичным. Нет! — Оборвал себя кот. — Это из другой сказки! Пройдя еще немного влево, Василий уперся в забор. Оттуда можно было только вернуться назад, то есть пойти направо. Так он и сделал. Слова песни полились сами собой: — Товарищи учёные, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях. Экспериментатор движений вверх-вниз Идет по улице своих построек. Поняв, что смешал строчки нескольких разных песен, Василий смутился, уселся под деревом и жалобно посмотрел на Наину Киевну, бодро сметавшую еловые иголки с крыльца. — Что, котик, слова забыл? — весело спросила она. — Ну, посиди, усатый, отдохни. Может, чего и вспомнишь. Василий привалился боком к дубу, вытянул левую лапу и неожиданно для себя выдал: — Когда я был моложе – две жены тому назад, 250 тысяч сигарет тому назад, три тысячи литров спиртного тому назад… Словом, когда я был гораздо моложе, я начал собирать материалы для книги под названием «День, когда настал конец света». Книга была задумана документальная. Наина Киевна, успевшая спуститься с крыльца, перестала мести абсолютно чистую дорожку перед домом, оперлась на метлу, вслушиваясь в слова. Звучало мрачно, и Василий поспешил вытянуть правую лапу. — Вычислить путь звезды И развести сады, Учат в школе, учат в школе, Учат в школе… Наина Киевна подпевала неожиданно красивым глубоким голосом, даже когда кот перескочил на другую песню прямо посреди куплета. Василий зажал лапой рот и уставился на нее. За все годы совместного проживания такого не случалось. Даже во время застолий пела русалка; ее голос раздражал, но звучал сильно. И она умела им пользоваться, даже из суровой Наины Киевны выбивая то слезы, то улыбку. Василий икнул, потряс головой, не веря своим глазам. Наина Киевна покружилась по двору в обнимку с метлой еще немного и скрылась в доме. Василий просидел под дубом почти полдня, пытаясь вспомнить хоть одну сказку, не связанную с наукой, но в голову приходили только отрывки из Уэллса, Булычева и Азимова. Чтобы не замерзнуть, Василий вернулся в дом, перекусил парной курицей, выпил молока и развалился на печи, прищурив желтые глаза. Что-то странное происходило. Откуда-то вдруг вылезли песни на научные темы. Сказки еще эти, что и не сказки вовсе, а фантастические романы. Наина Киевна тем временем поставила в печь чугунок с картошкой, достала из погреба баночку малосольных огурчиков, порезала и разложила их в красивой тарелке, бросила на сковороду кусочек домашнего сала. Василий приподнял голову. На хозяйке был новенький фартук, повязанный поверх цветастого платья и безрукавки, и любимый узорчатый платок, который она надевала только по праздникам. Кот подозрительно прищурился. — Наина свет Киевна, а что это вы так нарядились? — спросил он, когда на сковороду отправилось мелко порезанное сало. — А ты глянь, какой день сегодня, — загадочно сказала старушка и добавила к салу лучок. Василий повернулся на бок и посмотрел на календарь. На цветном картоне под фотографией дома-музея красивым синим цветом горела дата: восьмое февраля. Пояснение мелким шрифтом гласило: День российской науки. Василий перевел задумчивый взгляд на хозяйку. Все странности внезапно обрели смысл. Иногда случалось, что какое-то природное явление или праздник влияли на волшебный дуб, а через него и на кота. Например, на Новый год он успешно конкурировал с новеньким телевизором, подаренным Наине Киевне Приваловым и его ребятами, распевая песни из «Голубого огонька». Василий вздохнул, устроил морду на лапах и с выражением прочитал наизусть: «— Купил бы ты, Стасик, корабль, — сказал Вениамин Игнатьевич, помешивая ложечкой в чашке с чаем — черным, крепким, душистым. Станислав Федотович подавился лимонной долькой (кидать ее в кипяток он почитал кощунством — все витамины гибнут и вкус чая напрочь забивается). От брызнувшего в горло кислого сока аж слезы на глазах выступили. — Венька, да ты знаешь, сколько он стоит?!» Наина Киевна довольно покивала, помешала шкварки в сковороде и достала из печки чугунок с разваристой картошечкой. На запах прикатилась русалка в бочке с теплой водой, к которой колесики приделывали интерны из какого-то модного университета. Наина Киевна высыпала шкварки в чугунок, сдобрила свежей зеленью и водрузила главное блюдо в центр стола. Русалка подъехала ближе, перекинула косу на спину. Наина Киевна выставила шкалик самогонки, рюмки, налила Василию сметаны в праздничное блюдце с золотым ободком. Ловко разлив самогонку, Наина Киевна произнесла тост за развитие науки и выпила до дна. Русалка тоже опустошила свою рюмку, занюхала огурцом и с аппетитом им захрустела. Наина Киевна разложила по тарелкам картошку. Они выпили снова, Василий едва успел спрыгнуть с печки и попробовать вкуснейшую домашнюю сметану. После третьей рюмки женщины затянули студенческий гимн, неожиданно сменившийся разудалой «Песенкой студента». Василий едва вылакал половину блюдца, а дамы выпили по пятой и принялись на скорость цитировать «Франкенштейна» Мэри Шелли и «Собачье сердце» Булгакова. После второго блюдца сметаны Василий вернулся на печь, утомленный суетой этого дня, и уснул. Наина Киевна и русалка, которую та ласково называла Русей, разошлись далеко за полночь, прикончив еще один шкалик самогона и полбутылки спирта, оставленного Приваловым для протирки каких-то важных частей дивана-транслятора. Василий спал. И снились ему коты в странных громоздких доспехах с черепом и крыльями на грудной пластине, космические корабли с забавными надписями на бортах и неизведанные звездные дали, о которых прямо сейчас кто-то слагал сказки и песни.