***
В первый раз это случилось в столовой. Было шумно, под потолком сквозил октябрьский ветер, высокие окна едва слышно потрескивали, изображение неба над головой изредка подергивалось рябью, как водная гладь. Цукаса в одиночестве доедал поздний обед. Не считая громких первокурсников, бурно обсуждающих приведений из подземелий, все было спокойно. Судя по всему, они тоже росли не в магическом мире. За семь лет в Хогвартсе Цукаса привык к привидениям, еще в конце первого курса перестав холодеть от неожиданности, и сейчас, глядя на пугливых детей, мог только молча посочувствовать. Им предстоял долгий путь. Однажды и Мирай сюда попадет. Когда поправится. Они вместе купят волшебную палочку, и она будет творить магию, красивую и непорочную. Колдомедики говорили, что шансы на выздоровление низкие, но все-таки есть, и Цукаса старался им верить. Маггловские врачи совсем ничего не смогли сделать, лишь развели руками и сочувствующе покачали головами. В волшебном мире дело не то чтобы двигалось быстрее: всегда находились те, кому нужна помощь прямо сейчас, а Мирай требовался особенный специалист, поэтому пока она просто лежала под стеклянным куполом, окутанная заклинаниями, словно сказочный неувядающий цветок. И все это стоило денег, которых Цукасе не хватало. И только ему одному было до Мирай дело. От этих мыслей последний кусок мяса встал поперек горла. Аппетит пропал окончательно. Нахмурившись, Цукаса прокашлялся и вытер руки салфеткой. Откинув волосы за спину, уже почти поднялся, собираясь уйти на тренировку, как вдруг обнаружил рядом с собой Гена. Цукаса осмотрелся. Почти все столы освободились, оставшихся студентов можно было пересчитать по пальцам. За слизеринским тоже не осталось никого, кроме Цукасы. Наверное, что-то случилось: Ген никогда ничего не делал просто так. И когда тот вообще успел здесь появиться так, что он не заметил? Кивнув в знак приветствия, Цукаса присел обратно. Ген улыбнулся, повернулся и, облокотившись на стол, подпер рукой щеку, другой ухватившись за скамью. Загадочно помолчал. Цукаса почувствовал, как у него по спине пробежал тревожный холодок, и нахмурился. Да, определенно, Гену было что-то от него нужно. Его молчание напрягало: Цукаса всей кожей ощущал его немигающий взгляд. Отчего-то вдруг появилось желание застегнуть рубашку до самого горла, раскатать рукава и завернуться в спасительную мантию — чтобы хоть как-то закрыться. Вместо этого Цукаса вопросительно качнул подбородком, намекая, что пора бы что-то прояснить. Ген рассматривал его руки, волосы и лицо, хищно заглядывая в глаза. Тишина между ними становилась все тяжелее, и Цукаса уже собрался просто уйти: время поджимало, а он был не настолько вежлив, чтобы без необходимости терпеть общество непонятных сокурсников. Ген нарушил молчание первым. — Цукаса-ча-ан, — начал он, певуче растягивая гласные, — произошел небольшой инцидент, и я, вообще-то, пришел, чтобы предупредить тебя. Он выпрямился, и его голос сразу начал звучать серьезнее. Цукаса напрягся, не зная, к чему готовиться. Произошло что-то опасное? Нападение? Кто-то из студентов пострадал? Из учителей? До Гена дошли новости о Мирай раньше, чем до Цукасы? Он дернул головой. Нет, такого быть точно не могло. — Как ты, наверное, помнишь, я неплохо разбираюсь в любовных зельях. И сегодня перед завтраком кто-то точно подмешал одно такое в кувшины с соком, но, видимо, вышло не совсем удачно: в него по ошибке попал твой волос. По крайней мере, такую хронологию мы восстановили. Мы пока не знаем, как именно это случилось, кто это сделал и как он вообще смог такое провернуть. Закинув ногу на ногу, Ген перестал смотреть на Цукасу и быстро пробежался взглядом по столовой. Цукаса выдохнул. Все было не так страшно, как он успел надумать. Хотя вариантов дальнейших действий после такого у него оставалось немного. Придется разбираться по ходу дела. — Поэтому, — серьезно продолжил Ген, — если вдруг тебе сегодня будут признаваться в любви студенты, постарайся, пожалуйста, никого не покалечить. Вынужден предупредить тебя как староста, что ничем хорошим это для тебя и факультета не кончится, мы же не хотим проблем, правда? На меня любовное зелье почти не работает, но, знаешь, Цукаса-чан, — хмыкнув, он выдержал паузу и вдруг посмотрел из-под ресниц, — я до сих пор ощущаю к тебе сильную тягу. Кажется, оно было достаточно мощным. Лучше Гена любовные зелья не варил в Хогвартсе никто, это знали все, как и то, что они на него не действуют. Цукаса помрачнел, невольно похолодев. Услышать такое было тревожнее, чем в первый раз свалиться с метлы. Тяжело вздохнув, он ответил коротким: — Вот как. Это нужно было обдумать, желательно в одиночестве, и чтобы никто не отвлекал. Воздух сбоку вдруг знакомо затрещал. Цукаса обернулся. Скамейка слева была пуста, поблизости тоже никого не наблюдалось, только снизу что-то блеснуло, и он перевел взгляд. Из-под стола, переливаясь на свету и сверкая изумрудными глазками, выскользнул крошечный золотой дракон — прямо между его ног. Заполз по штанине, цепляясь когтями за колено, взлетел, покружив около локтя, исчез за спиной и тут же показался из-за правого плеча. Ген, заметив его, вопросительно приподнял брови, и Цукаса отрицательно покачал головой. Долго было объяснять. Дракон дыхнул огнем, чуть не подпалив прядь волос, и потерся усами о шею. Поднялся еще выше и прикоснулся горячими чешуйками к щеке, покружился прямо перед лицом и замер в воздухе, игриво переливаясь бликами. Пользуясь моментом, Цукаса достал палочку и коротким заклинанием избавился от него. Дракон взорвался искрящимся сердцем, которое эффектно осыпалось на стол золотыми монетами. — Настоящие? — поддев один галлеон ногтем, поинтересовался Ген. — Нет, шоколадные. Рюсуй уже не первый раз так делает. Кажется, это был одиннадцатый. Цукаса сбился со счета, потому что не был уверен, в данном случае считать всех доставляющих проблемы ящериц драконами, или только тех, что могли летать. Взяв монету, с реверса которой ухмылялся и щелкал пальцами Рюсуй, он покрутил ее, но открывать не стал: и так знал, что внутри, и все равно ему не нравился шоколад. Ген тоже подвинул к себе одну. Повертел в пальцах, рассматривая с прищуром, достал палочку, что-то прошептав, подождал пару секунд, затем перекатил монету по костяшкам и вернул к остальным. — Рюсуй-чан впечатляет, — усмехнулся он. Цукаса снова вздохнул. Будто бы он этого не знал. Рюсуя даже нельзя было упрекнуть в плохих заклинаниях, трансфигурация у него получалась просто отлично. Поднимаясь, Ген ободряюще похлопал Цукасу по плечу, невесомо задержавшись пальцами на голой шее. — Долго еще возиться собрался, менталист? Мы не закончили, вообще-то, — раздалось с другой стороны стола. Цукаса поднял голову и встретился взглядами с Сенку. Тот раздраженно мотнул подбородком, стоя за скамьей и больше отмахиваясь, чем действительно здороваясь. Выглядел лучший студент Рейвенкло как обычно: безумные волосы были в беспорядке, на щеке до самого уха черным пятном размазалась сажа, из сумки торчали свитки и что-то незаметно дымящееся. Мантия оставалась целой, но, судя по потрепанности, держалась на штопальных заклинаниях и честном слове декана факультета, обещавшего еще в начале года разобраться с подпольным «научным клубом». На монеты Сенку даже не взглянул. Наверное, его тоже мало интересовал шоколад, хотя, учитывая обстоятельства, это могла быть и простая осторожность. — Бегу, — переменившимся тоном ответил Ген. — Удачи, Цукаса-чан. Она тебе понадобится. И они быстро ушли к дверям, о чем-то тихо переговариваясь. Цукаса проводил их взглядом: Ген живо жестикулировал, что-то улыбчиво объясняя и показывая в его сторону, а Сенку чесал ухо, пытаясь ничего не уронить, и скупо кивал. Когда один из свитков все-таки вывалился из его сумки, Ген не глядя бросил в него заклинанием, и тот послушно вспорхнул в его ладонь. Ни разу больше не обернувшись, они скрылись в коридоре. Удивительно, что именно эти двое решили его предупредить, подумал Цукаса и мысленно передернулся. Хорошо, что Ген был таким полезным и не пытался… как-нибудь реализовать действие любовного зелья. Осталось только выяснить, кто еще пил тот сок, и морально подготовиться. В главном зале кроме Цукасы совсем никого не осталось. Он снова взглянул на рассыпанные по столу монеты. Несколько секунд подумал, затем ссыпал их в карманы и направился к выходу. Не оставлять же чужой труд совсем без внимания. Остаток дня и так обещал быть сложным.***
Как бы Цукаса морально ни готовился, второй раз застал его врасплох на квиддичном поле. Под конец тренировки заморосил дождь и пришлось закончить раньше. Шквалистый ветер бил в лицо, небо занавесили тяжелые облака, угрожая грозой, и команда начала больше цепляться за метлы, чем следить за игрой и слушать замечания. Находиться в воздухе стало неприятно, но еще пока терпимо. Цукаса затянул потуже хвост и все-таки приземлился, спрыгивая с метлы. Встряхнулся. Форма еще не успела вымокнуть насквозь, прутья метлы намочило едва-едва, можно было полетать и дольше. Остановившись под навесом, он хмуро оглядел стремительно наливающееся серостью поле. Оно сегодня то и дело всех отвлекало. Цукаса еще в полете заметил на траве новый узор вместо привычной разметки, а на высоком вираже удалось рассмотреть его целиком — лев и дракон двигались навстречу друг другу. Стоящий на задних лапах лев размахивал пышной гривой, открыв пасть и грозно рыча, а дракон кружился вокруг, разбрасывая огоньки пламени. Изображение было большим и довольно подробным, к тому же, двигалось — сложно было такое пропустить. Цукаса некстати вспомнил утреннего дракона. Они были похожи, но тот, которого нарисовали на поле, был в разы больше и… роскошнее? Грандиознее? Впечатлял масштабом и детализированностью, а еще явно не планировал оставаться таким же безобидным. И еще он был золотой — с красными всполохами пламени, вспыхивающими на зеленой траве. А вот оскалившемуся символу гриффиндорского факультета совсем не шел серебряный, но тут Цукаса окончательно уловил подтекст и нахмурился. Мог ли и их тоже сотворить Рюсуй? Определенно мог, но все это Цукасе не нравилось: заставляло напрягаться, проверяя на прочность выдержку и крепость нервов. Потому что он не понимал: зачем? У всего должна была быть цель, и цель Рюсуя до сих пор оставалась загадкой. Он не лез к нему лично, ничего не передавал через своих бесконечных знакомых, только раскидывался магическими подарками и вот такими… символичными посланиями. Цукаса сморгнул капли воды и зашел в раздевалку. Внутри было тепло, тихо и пока пусто. Отставив метлу в сторону, он принялся снимать защиту. После них должен был тренироваться Гриффиндор, так что они успели как раз вовремя — до того, как дождь зальет все щели на стадионе. Хотя лично Цукаса был бы вовсе не против полетать в непогоду: это развивало реакцию и закаляло упорство, а еще пугало и злило, сбивая с остальных игроков лишнюю самоуверенность. Только борясь с чем-то Цукаса чувствовал, как становится сильнее, чувствовал себя в правильном месте. Это приятно грело в груди. Застегнув рубашку и распустив влажные волосы, он поднял сумку и пошел к выходу. Дождь пока не барабанил по крыше, только слегка накрапывая, так что наверняка можно было добраться до замка относительно сухим. Скоро обещали похолодание, и уже сейчас по ночам иногда пахло морозом: зима в этом году должна была начаться рано. — Цукаса! Эй, Цукаса, стой! Подожди! — позвали сбоку и сверху. Цукаса обернулся. Со стороны поля к нему с решительным видом подлетела Кохаку. Что, и у гриффиндорского ловца сегодня было к нему дело? Цукасе казалось, что они еще после стычки на пятом курсе решили держаться военного нейтралитета и не то чтобы им доводилось часто общаться. Разве что на матчах и занятиях. Спрыгнув с метлы, та в два пружинистых шага оказалась рядом и схватила его за локоть, заставляя остановиться. Цукаса почувствовал, как намертво впились маленькие жесткие пальцы, и мысленно хмыкнул. Не зря она была ловцом в основном составе. С такой силой ей даже сам Цукаса мог бы позавидовать — если бы был девушкой, конечно. Кохаку всегда была отличным противником, и если и уступала кому-то размерами и силой, то в ловкости и скорости ей не было равных. С ней приятно было встречаться на поле. Подтянув сумку на плечо, Цукаса развернулся. Казалось, даже редкие перекрикивания разминающейся на поле команды Гриффиндора стихли, только Хомура проскользнула мимо с тихим «Ухожу», быстро глянув на них с Кохаку. Кохаку задрала бровь, подождала, пока та уйдет дальше по дорожке, и громко заявила: — Вот, это тебе, — лихим взмахом руки откинув полетную мантию, она достала из-под нее нечто похожее на букет. Кажется, когда-то это были… гортензии? Листья ободрались, и их явно стало меньше. Яркие лепестки и бутоны, которых и так осталось немного, от этого широкого жеста закружились в воздухе и медленно попадали на влажную землю. Цукаса проводил их взглядом и засунул руки в карманы брюк. — Мне? — задумчиво уточнил он. Кохаку шумно выдохнула. Ее светлые волосы от влажности топорщились еще сильнее, чем обычно, и высокий пушистый хвост стал похож на прутья метлы, которую она воинственно сжимала в руке. Рост у Кохаку был маленький, поэтому ей приходилось сильно задирать голову, чтобы смотреть Цукасе в лицо, но это не мешало ей выглядеть внушительно. Особенно с этим букетом, который она наставила на него, словно палочку. Зрачки Кохаку расширились, заслоняя голубую радужку, на скулах выступил румянец. Дышала она быстро и часто. С таким видом она запросто могла бы вызвать его на дуэль, а не вручать цветы. Цукаса хорошо запомнил, как она выглядит, когда собирается напасть. — Ты мне нравишься, так что давай встречаться! — громко продолжила Кохаку, закрепляя эффект. И потрясла букетом еще раз, подходя ближе. О. Значит, началось. Цукаса замер и поджал губы, напрягаясь. Он знал, что будет сложно, но прямо сейчас руки Кохаку не дрожали, а рыжая лента, криво обмотанная вокруг стеблей, вызывала в нем что-то сродни ужасу. Борьба с трудностями, повторил он про себя, и устало потер рукой шею. — Спасибо за внимание, — вежливо ответил он, — но я вынужден отказаться. — Ну нет, ты ведь даже не пробовал! Цукаса! — Кохаку отбросила букет и прищурилась, по-кошачьи оскаливаясь. — Встречайся со мной! Мгновенно оказавшись вплотную, она ухватила Цукасу за воротник и потянулась вверх, явно намереваясь сделать что-то страшное. Но ему раньше слишком часто приходилось драться — просто руками, без магии и палочек, — и рефлексы сработали быстрее, чем он успел осознать: перехватив руку с метлой и не позволив Кохаку прыгнуть или толкнуть его ногой, он резко ударил ее ребром ладони по шее. Она тут же обмякла, почти осев на грязную траву, но Цукаса поймал ее, а после для удобства вообще перекинул через плечо. Весила она совсем не много. Поразмыслив, он посмотрел на выброшенный букет и забрал и его тоже. А метлу пусть отнесет в раздевалку команда Гриффиндора. — Приношу свои извинения, — тихо произнес он. Хотя вряд ли Кохаку могла бы его сейчас услышать. — Знаешь, с девушками так вообще-то нельзя, — удивительно спокойно прокомментировал подлетевший Рюсуй. Цукаса был с ним не согласен: некоторые ситуации требовали однозначных действий. Вот прямо как сейчас. К тому же, староста лично просил его никого не калечить, решать все быстро и максимально безболезненно. Но высказывать мнение, не совпадающее с мнением Рюсуя, было чревато. Он напоминал Гена: трепался о чем-то, что не имело никакого смысла, а потом Цукаса вдруг обнаруживал себя втянутым в самую гущу разговора, причем так глубоко, что не выбраться. Поэтому он и сейчас только многозначительно промолчал. — Кохаку можно понять, — подмигнув, продолжил Рюсуй. — Никто не отказался бы попробовать. Разве я не прав? Спешившись, он обогнул Цукасу по дуге и подобрал упавшую метлу. Посмотрел на них, криво усмехнувшись, и спросил: — В больничное крыло? — Да, — ответил Цукаса, отворачиваясь. — Инцидент с любовным зельем? — уточнил Рюсуй вдогонку, и Цукаса промолчал, сбегая со своей ношей по дорожке. Это даже не удивляло: вот уж кто, наверное, узнал обо всем одним из первых. Капитан квиддичной сборной Гриффиндора отлично ладил со всеми, включая слизеринских старост и безумных рейвенкловских алхимиков. Вдохнув запах мокрой земли и леса, Цукаса облизал сухие губы. Поправил Кохаку на плече, подтянул сумку и перехватил поудобнее букет. После тренировки тело наливалось тяжестью. Размяв шею, он глянул на серое небо и сделал мысленную пометку, что Рюсуй вел себя прилично и попыток к нападению не предпринимал. Но это могло быть обманчивое впечатление: он всегда был крайне осторожным, и ситуация осложнялась тем, что вырубить его было бы труднее, чем Кохаку. В поле зрения снова показалась зловещая оранжевая ленточка, и Цукаса прикрыл глаза. По крайней мере, когда он донесет Кохаку до больничного крыла, ее вылечат. Минус один. И он даже никого пока не покалечил.***
К третьему разу, казалось бы, уже можно было подготовиться, но Цукаса все равно не ожидал. Коридоры замка успокаивали, даря обманчивое ощущение безопасности. В больничном крыле заверили, что ничего страшного с Кохаку не случилось, и она придет в себя через пару часов; мягко пожурили Цукасу за методы, даже не наказав. Он поблагодарил за помощь и теперь не знал, чем себя занять. До Прорицаний оставалось еще время. Они были не самым популярным предметом в расписании, но Цукасе даже нравилось: никогда не знаешь, какие умения могут пригодиться. Тем более, он предпочитал просчитывать все наперед хотя бы на несколько шагов, если была такая возможность. А еще медитативная тишина без выкриков заклинаний, взрывов и ругани действовала умиротворяюще. Хотя вокруг гаданий постоянно бурлили драматичные недовольства, по мнению Цукасы, этой энергии можно было найти применение получше, а не распыляться, как Гинро, который каждый раз устраивал целое шоу, потому что магический шар упорно отказывался показывать ему его будущую девушку. Цукаса завернул за угол, и в него тут же кто-то врезался. Такое случалось. Он уже почти привык, что если вдруг окажется в бесконечном поле наедине с кем-то, этот кто-то обязательно найдет его, чтобы столкнуться и свалиться под ноги, испуганно извиняясь, но это все равно доставляло неудобства. Цукаса только искренне не понимал, почему это происходит так часто. Может, перед тем как он оказался у магглов, на него наложили чары притяжения? Или прозрачности? И поэтому теперь его почти два метра роста так легко сливались со стенами? Некрупный легкий Мацуказе выдержал столкновение гордо и непоколебимо. Это определенно делало ему честь. — Шишио Цукаса. Прошу прощения. Я искал тебя, — очень серьезно сказал он. Цукасу посетило острое чувство дежавю, и он сразу покосился на него с подозрением. Если сегодня его кто-то и искал, то только с одной целью. — Ничего страшного, — холодно ответил он. — Зачем? Мацуказе застыл, рассеянно поправил мантию и прокашлялся в кулак. Скинул с плеча растрепавшийся хвост, отводя взгляд. Цукаса недоверчиво посмотрел на него сверху вниз. Не мог же и он тоже? Или мог?.. Сколько вообще факультетов пили из того чертового кувшина, весь Хогвартс? — Я бы хотел сразиться в дуэльном клубе, — наконец, после паузы коротко выдохнул Мацуказе, сделав шаг назад, чтобы не говорить Цукасе куда-то в грудь. И посмотрел прямо в глаза. А, вот в чем было дело. Цукаса незаметно выдохнул. — Хорошо, — тепло отозвался он. — Сейчас? — Если это будет удобно. Цукаса кивнул. До дуэльного клуба от места столкновения было рукой подать, и сейчас там как раз должен был находиться кто-то из присматривающих учителей. Не было причин отказывать. Занятия еще не кончились, и студентов около подиума собралось не очень много, но все они сразу сконцентрировали внимание на них. Цукаса не был близко знаком с Мацуказе, но в дуэльном клубе им доводилось встречаться, они давно состояли в участниках и были… в определенной степени известны. Кажется. Цукаса никогда не придавал этому значения: дуэльный клуб всегда оставался просто полезным хобби, помогающим развить не только физическую силу, но и боевую магию. Мацуказе быстро договорился с учителем, тут же занимая боевую позицию и готовясь атаковать. Вытащив палочку, Цукаса осторожно переложил ее из левой руки в правую и поднялся по ступенькам. Почувствовав покалывание в кончиках пальцев, выдохнул, сосредотачиваясь. Кто-то в зале свистнул. — А потом, Шишио Цукаса!.. — так же громко и уверенно отчеканил Мацуказе, направляя на него палочку и явно привлекая еще больше внимания. — После победы над тобой я смогу достойно просить твоей руки. Наступила такая гробовая тишина, что стало слышно, как за окном кричит птица. Цукаса вздохнул, сжал палочку покрепче и приготовился бороться. Ну, в целом, это все объясняло.***
Это была тяжелая схватка, но Цукаса все равно выиграл. У Мацуказе была прекрасно поставлена защита, а еще он виртуозно уворачивался, но с атакующими заклинаниями были проблемы — не хватало магической силы, и, как итог — выносливости. Несмотря на это, он оказался хорошим противником, с ним было приятно сразиться. И почему они только раньше не пробовали? После того, как Цукаса выбил у него палочку в третий раз, Никки объявила о победе. Мацуказе поклонился, поблагодарил его и попросил подождать у выхода. Цукаса заметил, что, когда тот спускался с подиума, кто-то сочувственно похлопал его по плечу. Цукаса сочувствия не испытывал. Дуэль была справедливой, а вот то, что предстояло сделать после — не очень, и ему такой исход не нравился. Но выбора не было: к сожалению, вырубить Мацуказе честным заклинанием оказалось задачей не из легких. В любом случае, сначала стоило поговорить и выяснить наверняка. А еще ему самому не помешали бы советы об укреплении магической защиты, и он не против был обсудить, раз представилась такая возможность. Дуэли всегда действовали на него освежающе: после дополнительной нагрузки тело гудело от магии, а голова очищалась от неприятных мыслей. День явно прошел не зря. Мацуказе поравнялся с ним, прямой как палка, и предложил пройти дальше по коридору. Цукаса застегнул мантию и двинулся следом. Завернув в какой-то темный закуток, Мацуказе, наконец, остановился. Плавно развернувшись на каблуках, набрал в грудь побольше воздуха и взглянул на Цукасу из-под пушистых черных ресниц. Цукаса только сейчас их и заметил. — У меня не удалось победить тебя, и это настоящий позор, потому что теперь я не имею права претендовать на что-то. Но позволь хотя бы признаться в чувствах, которые я испытываю, — четко сказал Мацуказе. Взгляд у него был прямой и острый, как лезвие. На мгновение у Цукасы даже перехватило дыхание от такой искренности. Он сложил руки на груди и вздохнул. Мацуказе, кажется, воспринял это как предложение продолжить. — Я ужасно влюблен. После сегодняшнего я пойму отказ, но, пожалуйста, выслушай мои чувства. Я не требую взаимности, просто сообщаю, — теперь Мацуказе смотрел будто сквозь него, зрачки казались огромными. По дну его глаз расплескалась даже не грусть — мировая скорбь. И было в его словах что-то пугающе фатальное. Нужно было подбодрить его, для начала. Все же он был хорошим противником, и Цукаса пока не понимал, к чему тот ведет. — Мне очень жаль. Ты хороший боец, — уклончиво ответил он, удержавшись от похлопывания по плечу. — Это все. Цукаса, я всегда буду на твоей стороне. Спасибо, что уделил… — Мацуказе вдруг молниеносным движением достал из кармана палочку, явно собираясь разломить ее пополам. Цукаса понял раньше, чем тот успел договорить, и выдохнул усыпляющее заклинание. В конце концов, до этого они больше часа упражнялись в скорости — у него было преимущество, он успел подстроиться. Мацуказе выронил палочку, его лицо разгладилось, глаза закрылись, и Цукаса шагнул к нему, тут же подхватывая. Мацуказе тоже не был тяжелым, но это угнетало по другой причине. Цукаса просунул ладони под колени и поднял его на руки. Задумчиво пожевал губу, думая, что делать с палочкой и сумкой, которые неудобно рассыпались по каменному полу, и тут сзади послышался смешок. — Он так красиво тебе признался, а ты в него усыпляющим пальнул. Возьму на заметку не устраивать романтику в темных злачных местах, где вас никто не увидит, — фыркнул Рюсуй, проходя мимо и осматриваясь. И как он здесь оказался? У них же тренировка была. Словно магнитом его тянуло туда, где Цукаса оказывался в неловком и неприятном положении. Цукаса сначала угрожающе сжал кулаки, а потом нахмурился: идти через всю школу с двумя студентами на плечах будет слишком подозрительно. Непрактично было разбираться с Рюсуем и его неясными симпатиями сейчас. — Мог бы просто палочку выбить, вы же только с дуэли. Хотя вовремя ты его остановил… — Рюсуй подождал, пока Цукаса поднимет сумку Мацуказе, потом осторожно отобрал ее, перевешивая к себе на плечо, и заодно подхватил с пола палочку, рассматривая. — Еще чуть-чуть, и он бы ее сломал. А починить было бы невозможно. Рюсуй взвесил палочку в руке, потом хитро посмотрел на Цукасу, улыбаясь, и загадочно добавил: — Любовные зелья, восхитительные и ужасные, но такие ненастоящие. Совсем не то, разве я не прав? Цукаса устало моргнул. Он не понимал, почему Рюсуй помогает, к чему все эти речи и зачем вообще он его преследует. — Прав, — выходя к шушукающимся портретам в коридоре, только и ответил Цукаса. И ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать, как Рюсуй разулыбался, шагая следом. Кажется, ему понравилось, когда Цукаса с ним согласился. От этой мысли стало не по себе. Добираться до больничного крыла в его компании оказалось утомительно: тот притормаживал рядом с некоторыми портретами, чтобы потрепаться о погоде в замке, погоде за окном, «их прекрасном натюрморте сегодня», сплетнях и еще куче других вещей, которые Цукаса не просто счел бы незначительными — даже не заметил бы. Сомнительными комплиментами без разбору осыпались все: мужчины, женщины, непонятно откуда взявшийся мрачный говорящий ворон, русалки и один странного вида молчаливый старик. Старик даже что-то тихо ответил, хотя под портретом вроде бы значилось «Родрик Немой». Все это казалось странным. Возможно ли было, что на всех людей любовное зелье действовало по-разному, и это был побочный эффект? Или Рюсуй всегда был таким и теперь просто выжидал момент, чтобы признаться ему в самом жутком из возможных вариантов? Услышав очередное «все женщины обворожительны, но вы сегодня особенно…», Цукаса понял, что Рюсуй его задерживает. Попрощавшись незаметным кивком, он поспешил к больничному крылу, стараясь не запутаться в болтающейся мантии спящего Мацуказе и искренне рассчитывая, что способность сливаться со стенами проявит себя именно сейчас. Не сработало. И Рюсуй явно вознамерился его догнать: Цукаса слышал позади стук каблуков и собственное имя, но сделал вид, что не заметил. Догнать его, вообще-то, даже с тяжелой ношей было непросто, так что вскоре тот отстал. Ворвавшись в больничное крыло, Цукаса захлопнул за собой дверь и шумно выдохнул. Крепость духа и воля к борьбе начали немного сдавать.***
Четвертый раз подкрался незаметно и ударил прямо в спину. Наверное, медсестра думала, что с Цукасой что-то не так. Он не мог не выглядеть подозрительно: дважды за день принес на руках бессознательных студентов, и оба, к тому же, оказались под действием любовного зелья. И он не знал, сколько еще таких придется принести. Стоило бы как минимум Рюсуя — на всякий случай — но это уж как получится. Вся ситуация очень выматывала: во-первых, Цукасе не нравилось отказывать, во-вторых, побеждать кого-то он предпочитал в честных драках или хотя бы на магических дуэлях, а не вырубать обманом, в-третьих, такое количество внимания не по делу от других студентов в целом было не для него. Добравшись до подземелий, он быстро осмотрелся и присел на лестницу. Здесь было спокойно, а главное — пусто. Скоро должны были наконец начаться Прорицания, и Цукаса очень надеялся, что это не превратится в катастрофу с его участием. Он, магические шары, уютная атмосфера посиделок… и целая толпа студентов, забившихся в небольшую, в принципе, аудиторию. Кажется, учитель Хокутозай что-то говорила про новый учебник… Кстати, об учебнике. Открыв сумку, Цукаса перебрал пальцами корешки — нужного не было. Неужели все-таки забыл в комнате? В голову, словно назойливая муха, лезла мысль о том, что день сегодня паршивый, будто проклятый. Или, может, прокляли самого Цукасу? Это уже не казалось невозможным: мало ли что еще могли подлить в сок за очередным завтраком. Оставалось надеяться, что Мирай была в безопасности, а сам он… как-нибудь справится. Всегда справлялся. И хорошо, что подземелья были рядом: еще можно было прихватить учебник и не опоздать. В коридоре перед входом в гостиную было темно, но глаза привыкали быстро. Сразу за ведущей к нему аркой навстречу Цукасе беззвучно выплыла высокая тень, и если бы он был кем-то другим, наверное, мог бы испугаться, дернуться или даже схватиться за палочку. Но за почти семь лет в подземельях Цукаса привык к местным жителям. И к сокурсникам. Особенно к тем, с которыми сотрудничал с первого года. Дружбой это называть было не принято, но после всего, что они пережили за время учебы, напугать их смог бы разве что дементор. Хотя сегодня в личном перечне страхов Цукасы туда добавился еще пункт: очередное неожиданное признание в любви. — Добрый день, — очень холодно сообщила тень. Все-таки Хьега умел производить нужное впечатление, это было одно из полезных его качеств. Цукаса приподнял уголок губ и кивнул: — Уже почти вечер. — Мне нужно с тобой поговорить, — не меняя интонаций продолжил тот, поправив маску на лице. В черной водолазке под самую челюсть, черных перчатках, черной мантии, с черным куском ткани, закрывающим рот и подбородок, и контрастно пепельными волосами он был похож на гигантскую летучую мышь или одного из тех спрутов, которые плавали в Озере. — Что-то важное? — напряженно спросил Цукаса. Каждое приглашение побеседовать уже начинало вызывать в нем внутренний протест. Чуть дальше по коридору, у стены за спиной Хьеги, вдруг что-то подозрительно зашевелилось. Рефлекторно сунув руку в карман, Цукаса первым делом подумал, что Хьега легко уклонится с линии заклятья, если что: им не нужно было говорить вслух, когда дело касалось боевой слаженности или спаренного полета. Темнота разрослась, отделяясь от каменной кладки, и Цукаса почти вскинул палочку, как вдруг понял, что это не требуется: в проход вышли Мозу и Хомура, которые почему-то предпочли прятаться вместо того, чтобы выйти и поздороваться. Эти двое всегда были где-то неподалеку от Хьеги. Присматривали за ним, неотделимые, как две тени. И сейчас их настороженность легко можно было понять: если история про любовное зелье просочилась к студентам и, как обычно, была переврана до неузнаваемости, они могли ожидать любых пакостей. И правильно делали. В какой-то мере это было хорошо. Цукаса даже был рад, что у Хьеги появились настолько близкие люди. Тот приоткрыл глаза, и они зловеще блеснули в темноте желтым. — Цукаса, ты мне нравишься, — коротко озвучил Хьега, ставя точку во всех его размышлениях. И добавил: — И это прискорбно. Цукаса застыл, не успев даже убрать палочку, и мысленно согласился. Прискорбнее было уже некуда, надоевшее любовное зелье ударило ножом в спину, с самой неожиданной стороны — с собственного факультета. Тени сокурсников после слов Хьеги будто стали больше. Цукаса перевел взгляд на ту, что выше — от Мозу даже с такого расстояния веяло жаждой крови, словно от огненного краба. Это было необычно. Сам Мозу никогда не гнушался любовных зелий, амулетов и даже заклятий, чтобы заполучить объект симпатий, это было общеизвестно, не добавляло Слизерину популярности и доставляло проблем квиддичной команде и лично Цукасе как капитану. А Хомуру интересовал только Хьега. И даже она не выглядела сейчас настолько опасной. Что же его так разозлило? Цукаса медленно покачал головой из стороны в сторону, выразительно прищурившись, и тени слегка сдали назад. К счастью, инстинкт самосохранения пока не позволял им лезть к нему в открытую. — Это все, что я хотел сказать, — как ни в чем не бывало продолжил Хьега. — Поэтому будь готов к вечеру. Мы пойдем гулять к озеру. Под луной. Скупо кивнув, он двинулся к лестнице мимо потрясенно молчащего Цукасы. Смерив его недовольными взглядами, следом же проскользнули Хомура и Мозу, демонстративно обогнув его с двух сторон. Цукаса нахмурился. Происходило что-то неправильное. А еще эти двое лишали его возможности легко разобраться с Хьегой наедине. Обернувшись им вслед, он увидел только, как Мозу догнал Хьегу и схватил за плечо, в полной борьбы тишине утаскивая его высокую мрачную фигуру куда-то за угол. Хомура бегло огляделась, бросила последний взгляд в сторону Цукасы и скрылась там же. Что ж, они наверняка могли решить свои проблемы самостоятельно. Хьега явно был не один, у него уже нашлась достойная компания для прогулок под луной. — Хм, — Цукасе понадобилось произнести это вслух. Он приложил к губам сжатый кулак и задумался, прислушиваясь. Но в подземельях действительно остались только он, слабо потрескивающие факелы и пробирающие до костей влажные сквозняки. Хьега не прибежал обратно с безумным взглядом, угрозами и режущими заклятиями наперевес. Хотя он такое умел. Цукаса помнил. Это… действительно было все? Хьега не предложил ему того же, что и остальные, не потребовал тут же вступить в отношения или еще каких-нибудь решительных действий. Почему? Зелье не сработало? Сработало, но не так? Но ведь он ему признался. Вернувшись в комнату, Цукаса быстро собрал учебники и покинул подземелья. Этот день еще не собирался заканчиваться.***
К пятому разу Цукаса начал задаваться вопросом, как все к этому пришло. Его не любила судьба, это было наказание свыше или, может, все из-за той кошки из Астрономической башни, которую он не покормил в прошлую рождественскую ночь? Из-за истории с Сенку? С Кохаку? С Хьегой? Может быть, он разочаровал одного из этих мелких мстительных пикси или был недостаточно хорошим старшим братом? К сожалению, он много чего успел сделать не так в своей жизни, чтобы легко разобраться, за что именно ему причиталось такое наказание. Зачесав волосы рукой, он прикусил изнутри щеку. Положение было критическим. И путей отхода с каждой секундой оставалось все меньше. — Цука-тян, у тебя красивые глаза. Такой… глубокий мужественный цвет. А эти мускулы! И волосы такие пышные. Боже, ты так мне нравишься… — в четвертый раз заворковала учитель Хокутозай — «Минами, зови меня теперь Минами, пожалуйста!» — сложив ладони и прижав их к пышной груди. — Знаю, что я старше и ты мой ученик, но мы могли бы хотя бы начать. Никто не узнает, честно, я обещаю. И тебе понравится… Ее лицо было красным, пухлые накрашенные губы дрожали, а в глазах — Цукаса мог поклясться, что видел, — быстро бились большие розовые сердца. А ведь он даже не подумал, что такое может случиться. Худшим, чего он ожидал, были младшекурсники, потому что их было бы жаль, а попавший под действие зелья учитель оказался уже за гранью. Разве им за завтраком не отдельно на стол накрывали?.. После Прорицаний Минами проникновенно заглянула ему в глаза и попросила задержаться в классе. Затем закрыла дверь на замок и… начала вести себя подозрительно. Особенно для учителя. Посадила Цукасу на стул, покружила вокруг, вминая каблуками мягкие ковры в каменный пол. То и дело трогая пылающие щеки, она перебирала пальцами ткань платья, тихо топала и кусала губы, словно на что-то решаясь. Потом поправила все шары предсказаний, накрыв их тканью, и присела рядом. Сначала Цукаса подумал, что она хочет обсудить последнюю практику, посещаемость кого-то из команды или выпускные экзамены. В крайнем случае, ей могло попасться плохое предсказание про него или про Мирай — Цукаса был готов и к этому. К чему он точно оказался не готов, так это к очередному нелепому признанию. И теперь оставалось только сжать кулаки, чувствуя, как где-то глубоко в душе воет от беспомощности то опасное чудовище, которым его иногда считали однокурсники, и терпеть. Безвыходная, все-таки, была ситуация. — Я… признателен… за ваши чувства, — со скрипом начал он, подбирая слова, — но, к сожалению, я не могу… и… Минами даже не попыталась его выслушать, тут же перебив: — Но мы же можем просто попробовать! Нам это ничего не стоит… Цукаса меланхолично подумал, что с пробами чего-либо у него в ближайшее время ничего хорошего ассоциироваться не будет. Напористо положив холодные ладони на его предплечья, Минами искренне произнесла: — Я ведь люблю тебя. Цукаса заглянул в ее глаза, как в голодную бездну, и сглотнул. Нужно было как-то выбираться. Срочно. Учителя нельзя было незаметно усыпить заклинанием, это было против правил школы. За такое можно было не только лишиться очков и заработать отстранение от занятий на неопределенный срок, но и отправиться под суд, какой бы самозащитой он сам это ни считал. Цукаса отвлекся всего на секунду, обернулся и тут же пожалел: по щекам Минами уже блестящими дорожками катились слезы. А он не выносил, когда при нем плакали. Тем более, когда плакали из-за него. Пользуясь его растерянностью, Минами всем телом прижалась к его руке и ясно дала понять, что без верного ответа его отсюда не выпустят. Цукаса прокашлялся. Вытащил руку из сжимающих ее тисков, стараясь не сильно цеплять… цеплять то, что прижималось, и погладил Минами по голове. Он делал так в детстве с Мирай и знал, что это помогало ей успокоиться — могло сработать и сейчас. Другого опыта общения с плачущими девочками и женщинами у него не было. Минами посмотрела на него своими бездонными глазами, жалобно хлюпая носом, и Цукаса натянуто улыбнулся. Ему в голову вдруг пришла неплохая мысль. — Давайте сходим в больничное крыло, а потом поговорим еще раз? — предложил он так мягко, как мог бы говорить с Мирай. — И я дам вам тот ответ, который вы хотите. Минами как-то хищно прищурилась и тут же вытерла слезы рукавом. Куснула нижнюю губу, явно что-то прикидывая. — Правда? — наконец, деловито спросила она. — Тогда проводишь меня туда? Но только если после этого обещаешь согласиться. — Конечно, — сквозь зубы ответил Цукаса. Подхватив со стола сумку, он подождал, пока Минами погасит свечи и отворит дверь, и они вместе вышли в коридор. Минами обхватила его за руку, снова тесно прижавшись всем телом к боку, будто приклеиваясь. Дорога предстояла длинная и непростая, и лучше бы на ней никто не встретился. На открытом пространстве Цукаса почувствовал, что хотя бы может нормально дышать. За дверью в кабинет их поджидал Рюсуй. Это уже даже не удивляло, и сейчас, более трезвой и какой-то отчаявшейся частью разума, Цукаса только подумал, что надо было еще днем перетряхнуть мантию, одежду и сумку. Там наверняка завалялась какая-нибудь дорогая следящая безделушка. И почему ему это раньше в голову не пришло? А, вдруг кристально ясно осознал Цукаса. Верно. Шоколадные монеты. В этот раз Рюсуй не спешил помогать. Напротив: мгновенно оказавшись рядом, тот вдруг закинул локоть ему на плечо и заглянул в лицо так фамильярно, словно они были давними друзьями. — Взять за руку, близко прижаться, пройтись по вечернему замку — отличный план! Я бы тоже так и сделал, но, к сожалению, на твоем плече висит сумка, а место рядом с тобой уже занято прекрасной девушкой, — заявил Рюсуй, подмигнув Минами. Прозвучало издевательски, но Цукасу смутило прикосновение к руке — тот незаметно и осторожно очертил ребро его ладони пальцами, будто боялся обжечься, и провел до запястья, так и не коснувшись до конца. Пальцы у него были горячие, а от волос пахло чем-то вроде озона. Свежестью после дождя. Больше всего было похоже на странную попытку поддержать, но Цукаса в этом плохо разбирался. И еще хуже он разбирался в мотивах поступков конкретно Нанами Рюсуя. Хотя от этого почему-то действительно стало немного лучше. Пальцы исчезли. Вместо этого Рюсуй приподнялся, положив подбородок на плечо, отодвинул прядь его волос и прошептал куда-то в ухо: — Встретимся, как закончишь с делами? У меня есть для тебя хорошие новости. И в учителя же ты не станешь бросаться заклинаниями, м? Вас можно оставить вдвоем? Цукаса не стал поворачиваться лицом, чтобы не столкнуться нос к носу. Рюсуй явно провоцировал его на… что-то. От этого стало странно не по себе: мышцы живота приятно поджались, а из солнечного сплетения вверх будто взлетел сноп щекотных горячих искр. Чужое дыхание обжигало шею. Резко кивнув и сбросив его руку со своего плеча, Цукаса двинулся в больничное крыло. Нужно было решить, как с ним разобраться. Рюсуй точно был под действием зелья. Не мог не быть.***
За окном совсем стемнело. По коридорам гуляли только ветер и подгоняющие студентов старосты, замок затихал: до отбоя оставалось меньше получаса. На серой каменной кладке плясали оранжевые отсветы факелов. Приподняв бровь и скрестив руки на груди, Цукаса упирался спиной в холодную стену. Казалось бы, вечер наступил, а он все еще продолжал попадать в странные ситуации. И каким бы уставшим он себя ни чувствовал, эту проблему надо было уже решить — раз и навсегда. Рюсуй тоже был здесь, как и обещал. Прямо напротив. Слишком близко. Рукой он упирался в камень над плечом Цукасы, еле дотягиваясь, и, кажется, думал, что это придает его словам какой-то весомости. Огненные блики окрашивали его в теплые оттенки, добавляя карим глазам жадного золота. Оно переливалось вокруг широких зрачков, как на тех монетках, если их оставить на солнце, и Цукаса невольно засмотрелся, прикидывая — это очередная магия для богатых или просто оптическая иллюзия. — …разве я не прав? — вдохновенно закончил Рюсуй, широко улыбаясь. Цукаса все прослушал, но ничуть об этом не жалел. С тех пор, как они встретились, Рюсуй никак не переходил к сути, разбрасываясь бессмысленными комплиментами, не имеющими значения замечаниями и вопросами вроде «плавал ли ты когда-нибудь под парусом?». Цукаса не плавал. И пока, по его мнению, тот только растрачивал впустую время, которое они оба могли бы потратить на заслуженный сон. Но что-то подсказывало, что это еще не все — и он молча ждал, когда иссякнет этот фонтан. Фонтан не иссяк, зато Цукаса каким-то образом обнаружил себя незаметно зажатым у стены. Это было настолько немыслимо, что даже восхищало. Хищно растянув губы, Рюсуй открыто смотрел на него из-под ресниц. Цукаса только сейчас заметил, как контрастируют его светлые волосы с темными бровями, ресницами и глазами. Зрачки почти перекрыли ободок радужки, но в них Цукасе хотя бы не мерещились ни сердца, ни агрессия, ни суицидальная печаль. Не было даже зловещего предзнаменования. Ничего из того, что он успел разглядеть в глазах других пострадавших за сегодня, и это сбивало с толку. Рюсуй пока… — Эй, Цукаса, — по-птичьи наклонив голову, вдруг позвал тот, — не хочу быть банальным, поэтому спрошу по-другому: будешь моим? Цукаса стукнулся затылком о стену и закрыл глаза. Рано он начал делать выводы. Это было уже выше него, надо было заканчивать: воспользоваться элементом неожиданности и вырубить Рюсуя как Кохаку, голыми руками, потому что на палочку тот успел бы среагировать. Но Цукаса медлил. Прямо сейчас Рюсую почему-то не хотелось делать больно. А еще от его близости покалывало кожу, словно рядом с искрящим камином, и частил пульс. Это было какое-то незнакомое чувство. Рюсуй следил за каждым его движением и реакцией так пристально, что Цукаса ощутил, как в крови привычно расходится адреналин. Возникшим между ними напряжением все это напоминало драку, только никто никого не бил: пока страдали только лично его нервные клетки. Затылку стало холодно. — Рюсуй, — все-таки сказал Цукаса. Это был, кажется, первый раз, когда он обращался к нему по имени, и голос подвел его, неожиданно охрипнув. — Тебе тоже нужно в больничное крыло. — Зачем? — удивленно отстранившись, тот убрал руку. — Я ходил туда следом за тобой, можешь спросить у медсестры. Тем более, меня не было на завтраке. — Рюсуй громко хмыкнул. — Ах, точно, забыл рассказать, я же обещал. Это Гинро. Гинро, идиот, все отлично спланировал, купил зелье и даже умудрился обмануть домовиков, но перепутал волосы. У него была какая-то дурацкая идея затесаться в компанию признающихся, но он и тут умудрился налажать, так что теперь будет отрабатывать, пока сам эти зелья варить не научится. Ген и Сенку еще днем все выяснили. И, вообще-то, к тебе была та еще очередь, просто мы почти всех перехватили. А тех, кого не смогли, ты сам принес в целости. Так что это все, спасибо, хорошая работа! Кроме Хаффлпаффа никто даже не лишился честно заработанных очков. Рюсуй убрал руки в карманы и рассеянно оглянулся на спящие портреты. Цукаса свободно вдохнул, вдруг осознав, что до этого дышал через раз. Вот как. Все оказалось так просто. Он окинул Рюсуя быстрым взглядом: выражение на лице сменилось скучающим, тот потоптался на месте, над чем-то задумавшись, и вдруг весь посветлел. Заметив взгляд, насмешливо задрал брови и посмотрел на Цукасу в ответ. Тишина окутала их мягким сонным коконом, даже перешептывания портретов вокруг утихли. Где-то вдалеке, под крышей башни, едва слышно заухала сова. Осторожно шагнув ближе, Рюсуй прикоснулся к прядке у лица Цукасы, убрал ее за ухо, мазнув пальцами по виску — и Цукаса почему-то позволил, недоуменно замерев. Сердце действительно начинало биться быстрее. Это было… вовсе не неприятно. Кожа на руках Рюсуя оказалась жесткой — как и у Цукасы, как у любого, кто проводил на квиддичном поле минимум треть всего своего свободного времени. От него волнами исходил жар. — Как тебе шоколад? — очень тихо спросил он. Цукаса выдохнул через нос и ровно ответил: — Не ем шоколад. Рюсуй досадно чертыхнулся, тут же отведя взгляд, и Цукаса вдруг почувствовал, что улыбается. — Но драконы были красивые. Хорошая трансфигурация. И ему понравилось, как зрачки напротив окончательно проглотили радужку, сначала наполняясь удивлением, потом почти смущением и, в конце, загораясь превосходством. — Фамильная магия, больше нигде такого не увидишь, — довольно провозгласил Рюсуй и тут же, без перехода, добавил: — Так как насчет моего предложения? Никаких зелий. Только ты и я. Сдавайся. Могу безоар съесть, если не веришь, Сенку дал мне на всякий случай, Ген предупреждал, что ты недоверчивый… Он с серьезным видом порылся в кармане, и Цукаса фыркнул. Потом еще раз, и еще, пока не затрясся в беззвучном смехе. Кажется, даже его крепким нервам требовалась передышка от всей этой… магической любви. И не магической тоже. Когда он поднял взгляд, отсмеявшись, Рюсуй пялился на него в упор, широко распахнув глаза. — Ты умеешь смеяться, — жадно ухмыляясь, сказал он, тут же снова упираясь руками в стену над его плечами. — Хочу знать, что еще ты умеешь, чего остальные не видели. Сдавайся. Цукаса криво усмехнулся, выпрямляясь в полный рост, и подумал: борьба действительно делала его сильнее. Но… возможно, ему уже слегка надоело отказывать. Чуть-чуть. Может быть.