Лучше, чем шоколад

Несколько дней ангел не приходил, поэтому Мун показалось, что это, как он там сказал, безрассудно, точно, абсолютно безрассудно ожидать от него нечто большего, чем подаренная шоколадка или невинный поцелуй в лоб. Хотя о большем она и не мечтала, кто вообще в здравом уме решится по доброй воле оказаться в объятиях серафима? У девушки смелости было не занимать, впрочем, как и наивности, которую она уже должна была растерять за годы несчастий, но сохранила в себе, словно осколки муранского стекла, которое так бережно хранит её сестра — близнец. Она и сама не знает, каким образом ей хватило глупости проникнуться нежными чувствами к классовому врагу любого из ныне живущих людей. Пожалуй, её лучший друг не особо хорошо подходил на роль того, кого можно любить в романтическом плане, и давайте забудем о том, что это ему она доверила стать её первым мужчиной. Это скорее был акт доверия и воля необходимости, просто гарантия, что будет не очень больно и не страшно, и вообще, что сделано то сделано. Мечтать и даже жаждать запретной любви с ангелом — добровольная анкета, где Мун поставила подпись в окошке рядом с надписью «сумасшествие». Непростительная глупость и наивность, верить тому, чей род стал прямой угрозой для существования человечества как такового. В конце концов, все ангелы хотят лишь одного — оказаться в раю без войн, бед и болезней, а люди в их планы не входят. Тогда зачем же он пришёл, а не убрался прочь после своего выздоровления? К чему и о чём был тот лёгкий, невесомый поцелуй, который ангел сам назвал излишним, а затем тот глубокий, жадный и настойчивый, переходящий с губ на шею, чуть позже? Человек слаб тем, что не может выбрать, в кого ему влюбляться. И если так уж приключилось, поделать с этим ничего не выйдет, какой бы исход не был у этого чувства. Сейчас Мун кажется, что её душа это одна мышца размером с тело, или же субстанция наподобие ртути, заменившая теперь кровь. Ожидание и нарастающее опустошение, и некое разочавание — всё это невыносимо тянет и ноет где-то в рёберном пространстве, словно небольшой, но тяжёлый чугунный шарик. От этого противного душащего чувства сложно даже сесть на кровати, не то что подняться и продолжать жить в «нормальном» режиме. Если её, да и жизнь ещё тысяч горожан можно теперь назвать нормальной. Понятия о добре и зле сильно сместились, ак что теперь даже отношения с ангелом в моральном понимании не являлись бы чем-то аморальным. «Боже, о чём я вообще думаю», — неожиданно для себя в полной тишине выпалила девушка. Да и упоминать Господа в нынешней ситуации более чем глупо и бесполезно, ведь он заботится о своих любимых детях, а о нелюбимых и несовершенных забыл, забросил, словно бракованную муранскую бусину. Мун одолевает дикое желание пить, как будто с похмелья, хотя за свою жизнь она это испытала лишь единожды и поклялась так больше не делать и пить исключительно лимонад. Вот бы сейчас ложку мёда в него.мечтать не вредно, ведь мёд может раздобыть лишь Кассиэль. Даже смешно, неужели ангелу нечем больше заняться, кроме как подрабатывать курьером, причём добровольно и бесплатно. Хотя нет, за поцелуй. У кровати на тумбочке стоит мутный стакан с остатками живительного напитка. Ещё каких-то несколько часов назад Мун попрощалась с ангелом, и это прощание растворило всякую надежду на то, что он хотя бы мыслил остаться на ночь. Просто побыть рядом, без намёка… Он бы и не стал её трогать, если бы Мун не захотела, но проблема в том, что захотела бы. Возможно, жалела потом, но в моменте точно жаждала близости с ним. Осушив стакан, она снова ставит его на место, поправляет подушку, чтобы было удобно перенапряжённым после тренировки спине, плечам и шее, прикрывает глаза и практически моментально погружается в сон. Очнуться от тягучей дрёмы её заставляет ослепительно яркий луч солнца, заполнивший добрую половину комнаты, а ещё ощущение присутствия, и это явно не Стар или Тициан, они таких вольностей себе не позволяют, и личное пространство сейчас непозволительная роскошь. За понимание его необходимости я мысленно говорю им спасибо. В углу, чуть согнувшись над какой-то книгой, сидит ангел, расслабив крылья так, что теперь они волочатся по полу. Мун даже жаль, что она не успела позаботиться об уборке накануне: слишком жалко прекрасные перья с небесно-голубым отливом. Не к такому обращению они привыкли. — Какие странные стихи. Ты совсем не читаешь нормальных книг? Вкус у тебя, мягко говоря, не очень. — Как и на таких, как ты, — злобно отрезает сонная Мун, — беспардонных. — Да-да.без-рас-суд-но, — протягивает по слогам Кассиэль, указывая на свежий графин с новой порцией лимонада. Бред какой-то, когда он успел? — С.спасибо, Кас, — девушка теряет эниузиазм выяснять, какого чёрта он здесь делает, ведь обычно он прилетал и покидал библиотеку сквозь отверстие в стеклянной крыше оранжереи. Похоже, ему на этот раз хватило наглости не спрашивать разрешения войти. Неужели думает, что я бы отказала? Да, это неразумно, но я всё равно рада ему. Это не любовь, нет, возможно, влюблённость, порция гормонов, ударивших в голову. Человека привлекает необычное, всё, что ему не подобно. Это разящее и волнующее открытие: сейчас в этих ясных лучах небесного светила ангел выглядит невероятно человечно и при этом неприкасаемо-божественно и недоступно. Светловолосый, голубоглазый. лучи пляшут на радужках и делают его взгляд немного устрашающим. Он ангел, и ему здесь не место. Но Мун не станет его прогонять. Кассиэль откладывает книгу на столик, поднимается со скрипучего кресла. Его внешняя мощь поражает, ведь крылья в размахе составляют несколько метров. Девушка переживает, как бы он не сбил ими на пол горшки с растениями — ими она бесконечно дорожит и не позволит им вредить даже ангелу. Как бы читая её мысли, Кассиэль складывает их за спиной и мягким шагом приближается к Мун. Когда мужчина оказывается в предельной близости к девушке, её начинает беспокоить, что брат застянет их. Он ведь не маленький уже и точно знает, к чему могут привести такие встречи. По коже бегут крупные мурашки от мысли, что он их хотя бы представит в таком ключе. Ангел не намерен напирать, а лишь осторожно кладёт руку на бледный лоб и убирает одним движением влажную прядь волос. Даже по ночам в Венеции чересчур жарко, и, кажется, ангельское нашествие изменило мир чуть больше, чем предполагалось, потому что дождей здесь не было уже много месяцев, и нечем сбить эту смертельную, невыносимую духоту. — Ты горячая. — Это ты слишком холодный, — Мун смущается, когда чувствует прохладное дыхание на коже. На ней нет ничего, кроме старой потрёпанной футболки и нижнего белья. Ткань настолько влажная, что сквозь неё просвечивает всё. Ангел тянется к нижнему краю футболки, хочет помочь от неё избавиться, потому что ему знакомо это мерзкое чувство. Здесь, в Венеции, даже небесным жителям слишком жарко. Она сначала мешкает, а затем позволяет ему. Сейчас она бы позволила ему намного больше, стоит лишь признать, что она впервые за свои годы кого-то желает настолько сильно. Ангел избавляется от рубашки, чересчур изысканной и помпезной для таких обстоятельств. — Кас.ты не. — Тише.- ангел целует девушку в лоб, а затем в щёку, без усилия укладывает на спину и сам ложится рядом. Кроме белья, на ней нет ничего. Кассиэль обнимает её и, учуяв стеснение и скованность, накрывает с одной стороны огромным крылом и прижимается прохладной кожей к её разгорячённой. Это должно ей помочь. — Мун. — М? — Ты боишься меня? Глупый вопрос, конечно, не она ведь ворвалась к нему в комнату, пока тот спал. — Не знаю.это неправильно.и всего-то — Я не сделаю плохо. Только вот так, если позволишь. Ангел робко и ласково накрывает её губы своими, при этом поглаживает по плечу и задевает острую ключицу. Мун вздрагивает, но не отталкивает мужчину. Сама задевает тонкими пальцами чувствительные ангельские перья, от чего Кассиэль стонет в поцелуй. Он говорил о таком, но она не думала, что они настолько нежные. Ангел слышит биение её сердца, сейчас оно бешено пульсирует, подпрышивает до самого горла и там словно застревает, мешая дышать и думать здраво. Нужно бы остановиться, но люди так не целуются. И ей страшно представить, как ангелы занимаются любовью. Она наслышана, насколько они бывают жестоки с женщинами на улицах города, когда голодны, но сейчас не тот случай, сейчас ей нужно это, и она сама не знает, зачем. В первый раз ей не сильно понравилось, и вполне вероятно может не понравиться и в этот. Но она уверена, что ангелы в этом другие, не как люди, хоть и тела их мало чем отличаются от человеческих. Ангел отстраняется и со страхом, волнением и надеждой окидывает Мун взглядом. Её щёки багровеют, а дыхание сбито. Она не в состояния выронить и слова. Внизу всё сводит, тягучее чувство, словно мёд, растекается по всему телу и концентрируется ровно там, где сейчас оказывается ладонь ангела. Мун одёргивает её, всё же боится и чувствует себя неуверенно. — Что-то не так? — Я боюсь.если всё так.так не должно быть, — произносит и прикрывает глаза то ли от ожидания и предвкушения и наслаждения, то ли от желания исчезнуть, провалиться сквозь землю. Кас молчит недолго, а затем отвечает. — У тебя никогда не было мужчины? — Был.один раз, но это не то…что же я творю?.. — Если ты не хочешь этого, я не буду. В этом нет ничего плохого. — Я хочу, но боюсь. — Тебе нечего бояться, если ты мне только разрешишь, то я сделаю хорошо. Боли не будет, ты слишком мне.дорога. — Что? — удивилась, будто думала, что всё это невзаправду, что это глупый ангельский фокус. — Ты мне дорога, Мун. Вот и всё. Так что? Мы можем подождать, если ты не готова. Сейчас она не в самом подходящем положении, чтобы отказываться от собственного желания. Часто ли в последние пять лет она делала то, о чём правда так мечтала? Да и следующего раза может не быть. И девушка кивает, доверяет это ему. Делает глубокий выдох и позволяет расстегнуть бюстгальтер. Ангелу это далось чересчур легко, будто он каждый день спит с земными женщинами. Вряд ли ангелы испытывают такие проблемы. Кассиэль приподнимается, складывает крылья за спиной и нависает сверху над Мун. Она не знает, куда бросить полный растерянности взгляд. Поэтому предпочитает закрыть глаза вовсе и отдаться ощущениям. В памяти всплывают чудесные и яркие картины: цветущий розовый сад, в котором в детстве она проводила дни напролёт. Когда Мун чувствует леляное дыхание и прикосновение губ в районе солнечного сплетения, цвета в её поле зрения взрываются и распадаются на сотни новых цветов, ещё более ярких. Когда она была подростком, мечтала в этом месте набить татуировку. Затем губы касаются правого соска, и от этого касания её прошибает током. Она закусывает губу, чтобы не застонать, потому что всё ещё уверена, что её брат ошивается поблизости. Она не видит этого, но уверена, что сейчас Кас ухмыляется. Чувствует ладонь на тазовой косточке справа. Пальцы забираются под чёрное кружево и тянут ткань вниз. Мун приоткрывает глаза и тяжело дышит. Теперь она перед ним обнажённая и беззащитная. — Не бойся. Если неприятно, говори. Хорошо? Мун кивает, ей думается, что стоит произнести хоть звук, всё это исчезнет, как прекрасный осознанный сон. Ангел поглаживает внутреннюю сторону бёдер, и от этого приятно. Чуть шире разводит бёдра и позволяет любые действия. — Я осторожно, расслабься, — шепчет, и этот шёпот звучит притягательно и сексуально. От этого она становится ещё влажнее. Кассиэль осторожно касается головки клитора и большим пальцем массирует круговыми движениями. Девушка шипит, слишком чувствительно, это не то же самое, что делать это с собой. — Всё хорошо? — Да.приятно. Ангел продолжает и приставляет палец ко входу. Смазки много, поэтому не должно быть больно. Осторожно массирует у входа и проникает внутрь. — Ай. — Больно? Ты узкая, потерпи, не зажимайся. И откуда у него столько опыта в этом? Хотя, может, и ангельские женщины такие же хотя бы в плане анатомии. — Чуть-чуть. Всё хорошо, продолжай. Кас растягивает, слегка надавливает на переднюю стенку. Из-за обилия смазки это даётся легко, поэтому добавляет второй палец и двигает ими внутри, медленно растягивает. Это немного больно и так странно приятно. И непривычно. Касается языком клитора, и здесь сдержаться не получается. Слишком хорошо. Он идеален и будто рождён для этого. От этой мысли Мун улыбается, но пытается не испортить ничего. Длинные пальцы двигаются плавно и легко, и она уже начинает сжиматься. Это такое знакомое ощущение, но когда это делает другой человек, намного приятнее. — Готова? — Кажется, да, — вынимает пальцы и поднимается с кровати. Избавляется от брюк, и в это время Мун на него не поднимает взгляд. Только чувствует вес его тела рядом с собой. Сейчас совсем не страшно, она уверена, что ей нужно это, как воздух. Он снова нависает сверху и целует в губы. Мун обхватывает ногами его бёдра, пока ангел медленнг толкается внутрь. Так медленно, что девушка чувствует каждый сантиметр. Он больше, чем она ожидала, но ей ни капельки не больно. Это непривычное чувство, но она не хотела бы привыкать, как не хочется сильно привыкать к любимым сладостям, чтобы те не приелись. Сама неожиданно для себя подаётся вперёд бёдрами навстречу толчкам, ласковым, бесконечно долгим и приятным. В это время Кассиэль покрывает поцелуями губы, шею, ключицы и груди, и это усиливает ощущения. Жара в помещении и его прохладная кожа — от этого контраста оргазм подступает быстрее, чем можно было ожидать, и тем не менее каждая секунда такая сладкая, что хочется смаковать вечность. И если Кассиэль в состоянии этого достичь, то человеку бесконечность бытия недоступна. Стоны уже никого не смущают, удовольствие невозможно уместить в себе, поэтому тихо быть не могло. За это время они не произносят ни слова. Кас чувствует, как она сжимает его, входит максимально глубоко. Мун шипит, закусывает губу и выгибается от взорвавшейся волны. Кас успевает выйти и изливается ей на живот. Как бы это ни звучало, полуангелы им не нужны. Мун открывает глаза. Перед ней никого нет, в комнате темно. И лишь ангельское перо на подушке говорит о том, что это, возможно, был не сон.