всё, на что падают лучи солнца

леоне начало казаться, что он задыхается. грудную клетку сдавило, и он никак не мог сделать вдох. но ведь это раньше было так просто: лишь втяни в себя воздух... его беспокоила собственная беспомощность в данный момент, беспокоило то, каким дураком всё это время он был. он, как мантру, повторяет про себя, что дышать — просто, что дышать — легко, что дышать... что нужно просто восстановить дыхание... просто... словно кошмарный сон. сейчас леона не способен схватить самого себя за шею: руки крепко привязаны к железным прутьям под его телом; леона бы очень хотел расцарапать тугую петлю, которая душила его каждую беспокойную ночь. хотел вонзить ногти в удавку, до крови, быть может, пальцы содрать. лишь бы не чувствовать, как она затягивается на его шее сильнее, стоит ему пошевелиться; лишь бы не чувствовать тошноту, ком в горле, мешающий не думать о том, что удавка эта — эшафотный узел. за последние несколько лет, что он есть, леона ни разу не боялся умереть. он наконец-то шёл вперёд, ибо перестал думать о том, что сделал не так. потому что со временем понял, что для полноценной жизни ему только этого и не хватает — перестать сравнивать себя с кем-то. его брат был лучшего него — так говорили слуги, так говорила семья; маллеус дракония был лучше него — об этом гудел весь колледж, ибо не мог леона никак по силе быть равным будущему королю долины шипов. если бы маллеус дракония стал королём, весь народ кричал бы ему: «да здравствует король!» однако из них двоих королём стал леона кингсколар, и народ, опустив глаза, затравленно шептался: «король умер, короля больше нет». должно быть, леона недостаточно старался. может быть, он был недостаточно хорош, чтобы стать кем-то большим. навеки второй принц, ненавидимый и презираемый всеми; навеки второй принц, не имеющий возможности насладиться троном, что манит его во снах. у леоны корона сделана из костей, у леоны в посохе застряли перья, и он порой, думая, не понимает, почему его так страшит возможное разочарование брата, запретившего перья с посоха сдирать. леона ведь всегда был сам по себе: что в детстве, что в колледже; едва ли нашёлся бы хоть один человек, которому он был бы способен доверять в полной мере. он бы хотел. но от его желаний в этом мире ничего не зависело. ведь всё, что он когда-либо желал, рано или поздно превращалось в песок. будь у него возможность родиться на несколько лет раньше фарены, жители закатной саванны, видевшие в нем ныне монстра и деспота, уважали бы его как наследника. леона, честно говоря, многое не понимает из того, что случилось: однажды он проснулся в огромной пещере, а рядом трещал сварливо мелкий помощник короля. и говорил, всё говорил и говорил... о чем говорил, леона не помнит. но это точно было адресовано ему. в то же время — словно бы кому-то чужому, незнакомому. словно маленький птенчик разговаривал не с леоной; словно маленький птенчик (и все ещё главный помощник и советник короля) видел в леоне кого-то другого. ту ли тень, что сзади леоны рычала игриво, положив тощие лапы ему на спину? в темноте, леона помнит, горели изумрудом кошачьи глаза. леона брыкается на постели, пытаясь сорвать с себя оковы. леона чувствует себя подлым преступником и смеётся, когда понимает, что это так, это правда: он действительно подлый преступник! он заслужил всё это. он заслужил быть закованным в железные цепи, заслужил носить колючий ошейник, заслужил, — все это заслужил! какое-то время в его тюрьме царит спокойствие. и пока это спокойствие никем не нарушено, леона может подумать обо всем: о том, что сделал, и том, чего не успел сделать. леона не понимал, почему престол должен заниматься не тем, кто умнее и хитрее, не тем, кто этого действительно заслужил, а тем, кто родился намного раньше. разве это было справедливо? разве это было честно? если бы леона был первым принцем, про него говорили бы более приятные вещи. родись леона раньше фарены, заместо обидных высказываний и колких фраз было бы: «ах, леона-сама, как всегда, столь задумчив и умен...» они бы научились ценить его существование; они все, может быть, поняли бы, кто имеет настоящее право называться королём закатной саванны. но всё это было тогда. всё то, о чем леона помнит, на самом деле здесь с ним никогда не случалось. потому что здесь леона кингсколар был отщепенцем, живущим далеко от дворца. но даже здесь леона не был на церемонии посвящения своего племянника. это было ему знакомо. отчасти он подумал, что проживает свою жизнь заново. леона дёргает рукой. цепь лязгает. в помещении темно и сыро; такие комнаты использовались для содержания особо опасных преступников в закатной саванне. по крайней мере, в той закатной саванне. наверное, он все-таки поспешил... леона вперивает взгляд в потолок, и отчего-то ему становится донельзя тоскливо: за этими стенами есть кто-то, кто его преданно ждёт. кто-то, кто должен был преданно ждать. снаружи роскошного дворца люди собираются у площади, чтобы посмотреть на будущую казнь. им всегда интересно наблюдать за тем, как казнят члена королевской семьи, — в этом, должно быть, и правда есть своё очарование: только в одну секунду лезвие соприкасается с шеей, отсекая от неё голову... леоне не страшно. леона не боится смерти. в этой жизни он сделал то, что должен был, пусть и не успел доделать то, что хотел. единственное, о чем волнуется леона, это о том, что будет после с теми, с кем он не успел даже попрощаться. должна ли жизнь закончиться так быстро и нелепо? утром его поведут на эшафот. этим же утром леона, смотря со скалы предков вниз, увидит среди незнакомцев лишь одного человека, что был с ним до самого бедствия. в конце концов, леона хотел заполучить трон. в конце концов, он добился этого; то, что он совершил после ошибку, уже не так важно. леона готов к наказанию. леона готов к тому, что его казнят за убийство членов королевской семьи. это всё равно была не его прописанная кем-то жизнь. когда рано утром его тащат к скале, леона не сильно сопротивляется. он жмурится от солнца, лучи которого попадают в глаза; он шипит, когда острые камни впиваются в голые колени; он смотрит на небо с улыбкой, потому как оно, ясное и спокойное, более не причинит ему боли. леона кингсколар и в самом деле хотел научиться больше никогда ни о чем не жалеть. он мог бы превратить их всех в песок, но песок уже стал его сердцем. леона слышит львиный зов вдалеке. рагги буччи, наблюдающий за этим снизу, ничего не может сделать для своего короля. может лишь покорно слушать, как лезвие вонзается в кожу; лишь покорно смотреть на играющие в отражении, при свете солнца, коричневые пряди волос. рагги буччи на закате придётся похоронить тайну о том, что леона кингсколар на самом деле не убивал своего брата, ничего не делал со своим племянником. потому как сценарий был изменён. рагги буччи, опустошенный, возвращается обратно домой под громкие выкрики толпы. народ воспевает гибель предателя.