Кинжал

***

— А кто сказал, что не умею? — широко улыбается ему Рюсуй, и с этого момента мнение Цукасы о нем начинает меняться. Он пока не уверен, в какую сторону — в лучшую или в худшую. С Рюсуем непросто определиться, и эти намеки только еще больше мутят воду. С Рюсуем вообще — непросто. Цукаса его не понимает. Его фразы звучат как уколы. Его поступки можно трактовать как проступки. Его улыбки выглядят как оскалы. Он любит деньги, себя и развлечения. А еще море. И свободу. И людей, всех и сразу — в отличие от Цукасы. И это странно — странно, когда тот подбирается так близко к личному и темному внутри Цукасы, что любой другой уже испугался бы. Странно, когда отступает без причины, так и не укусив. Странно, когда непонятно чего добивается, кружа вокруг него, словно голодная акула, и почему-то не решаясь напасть. Странно. Все — странно. Акул Цукаса не боится, его вообще сложно напугать или вывести из равновесия. И, тем не менее, Рюсуй заставляет его путаться в том, что правильно, а что нет. Его сложно определить в категорию: они ведь не враги — точно нет, не соперники — потому что им теперь не за что соперничать в новом мире, но и не друзья. Их сложно назвать коллегами или напарниками. Ближе всего они к союзникам, вынужденным работать вместе, пока есть общая цель. Союзников у Цукасы было много. Не все из них оставались ему преданными, но такие отношения заводить легко, и в них, как ему всегда казалось, он ориентируется. Только вот интерес Рюсуя к нему, кажется, сильно выходит за грани союзной взаимопомощи. И это непривычно. И еще Цукасе не нравится, как тот пытается протянуть свои когти в области, в которых лучше боевой команды на корабле никого нет, в то время как сам Цукаса на поле мирного лидерства провалился — и ничего не смыслит в управлении кораблями. Это подтачивает монолит его терпения, словно вода, медленно, но верно пробивающая себе путь в твердой породе. — Эй, куда ты так смотришь? — насмешливо одергивает его Рюсуй, и Цукаса хмурится, отвлекаясь от мыслей. Просто ножны притягивают внимание. В них прячутся сабля и кинжал: одна беспечно постукивает Рюсуя по бедру при ходьбе, второй крепко держится на поясе. Красивое, надежное холодное оружие — но Цукаса ни разу не видел, чтобы тот им пользовался. Оно — причина, по которой он уже целую неделю пытается разобраться в себе. Оно — почему-то нервирует. Помещение мостика сквозь окна затапливает утренним светом. Белые лучи ползут по доскам пола, гладят лак на штурвале, сливаются с чужой улыбкой, напитывая яркостью хитрые глаза. У Рюсуя черты авантюриста, думает Цукаса. Красивое лицо умеющего очаровывать представителя высшего общества, не знающего слова «невозможно». Лицо золотого ребенка. Рюсуй ловит его взгляд и улыбается шире, оголяя клыки. Зрачки у него маленькие и — как кажется на мгновение — вертикальные. Цукаса моргает. Отворачиваться уже поздно. Между беспечным голубым небом и гладкой синевой океана корабль плавно покачивается: день спокойный, волны маленькие, ветра нет и курс прямой. Так какой толк во всем этом показном капитанстве? Рюсуй, будто прочитав его мысли, хмыкает и на мгновение отпускает штурвал. Незакрепленное колесо начинает крутиться, и все вокруг вместе с ним приходит в движение: палуба накреняется, из трюма раздается чей-то вопль и грохот, на носу за окнами кто-то — кажется, Кохаку — виснет на перилах. Сам Цукаса не падает, чуть присев и легко удержав равновесие. Ребячество. Он терпеть такое не может. Рюсуй дает кораблю еще немного накрениться и мягко ловит штурвал ладонью, тут же сильными движениями возвращая в исходное положение. Кричит команде: — Все в порядке! Отлично держим курс, разве я не прав? — и смеется как безумец. Странно. Очередной любитель покрасоваться, думает Цукаса, глядя, как дергается кадык над распахнутым воротом рубашки и натягивается ткань на локтях. Таких, с бесконечными амбициями и тугими кошельками, он видел сотни, и все они были ему одинаково противны. Очередной капиталист, которому нечем заняться. Наверняка в детстве тратил все деньги на развлечения и ни секунды об этом не жалел. Вряд ли ему приходилось думать о ком-то, кроме себя и своих желаний. Очередной адреналиновый наркоман, который сделает все ради новых острых ощущений. Полная его противоположность. А ведь Рюсуй ему нравится, вдруг с ошеломлением понимает Цукаса. Тот поправляет капитанскую шляпу и поводит плечами. Спугнутые солнечные блики разлетаются, сбегают из его глаз, возвращаясь на свои места. — На корабле много людей. Так делать опасно, — сурово говорит Цукаса. — Хотел тебя впечатлить. Погода обманчивая, выправить судно из такого крена и не уронить задача не из легких, но я знаю, что делаю. — Рюсуй скашивает на него бесстыжие глаза. — Что, не получилось? — Вряд ли я могу оценить. — Цукаса чувствует, что невольно сжимает челюсть и не понимает, то ли чтобы спрятать непрошенную улыбку, то ли чтобы не ощериться, как зверь. — Не разбираюсь в судоходстве. «И ты сам этот крен создал», — добавляет он мысленно. — А мне кажется, что вышло отлично. Смотри, это то, что я умею лучше всего, верно? Как Сенку и Хром с наукой, ты — со своими боевыми навыками, как все эти ребята на корабле, каждый на своем месте. Наша команда. Мы все будем делать то, что умеем. Так это работает. Цукаса щурится, поджимая губы. Рюсуй больше не поворачивается к нему, наоборот, упрямо смотрит прямо перед собой, в водную бесконечность, давая ему возможность снова задать тот же глупый, надоевший за неделю вопрос. И Цукаса спрашивает: — Так зачем тебе оружие, если ты не умеешь им пользоваться? Рюсуй растягивает рот в таком оскале, что кажется, еще немного — и лицо разойдется по швам. — А кто сказал, что не умею? — как по сценарию повторяет он, но в этот раз все-таки добавляет: — Деньгами можно убивать и разрушать судьбы, а можно спасать и строить с их помощью экономику. Это просто инструмент. С оружием все то же самое. Он поворачивает к Цукасе голову, помолчав, и, явно насладившись его задумчивым видом, заканчивает: — Главное — то, как именно ими воспользуешься. И ты лучше меня это знаешь. Или я не прав? Очередной идеалист, думает Цукаса. Такой же, как он сам. На этот вопрос ни одному из них не нужен ответ. Хмыкнув, он качает головой и щурится от бликов. Солнце над океаном сегодня удивительно теплое. Хитрое. Даже не улыбаться не получается.