афий подобен молнии. ловкий и быстрый, он кружит около противника, не давая нанести и царапины, а сам сыпет град ударов. протоколы чипа залечивают раны оппонента, оставляя афию возможность праздновать маленькую победу снова и снова, забегать за спину для обманного маневра, резко замирать и срываться с места, избегая чужого меча. великолепен. вокруг звучат радостные возгласы и подбадривания, все сулят легкую победу.
он в своей тарелке. играючи машет гладием, прыгает, мчится по всей арене, наслаждается. азарт захватывает, заставляя прислушиваться к крикам, угадывать каждое движение противника. тупая боль в затылке совсем не отвлекает, адреналин течет по каждому капилляру. время замирает на сотую долю секунды, когда афий поднимает целое облако песка, останавливаясь эффективно и эффектно. ее хватает, чтобы снова разогнаться и настигнуть дезориентированного в пыли гладиатора, мазнуть мечом куда-то около ребер. боль, кажется, уже отвлекает, ведь он промахивается — целился совсем не туда. он знает, что не сдастся, пока кто-то из пары не падет, пусть даже вся голова заболит.
снова промахивается, получая первую за бой царапину на руке. она неприятно саднит, моментально грязнея от песка. и почему-то не затягивается. капля крови предупредительно слетает с ладони. афий слишком увлечен, чтобы замечать такие мелочи. он взвешивает гладий в руке, занимая боевую позицию. противник рядом. крадется, закрывая путь для обхода, метит цель.
афий хочет сорваться с места, перегнать любую идею оппонента. не может. тупая боль бьет кувалдой, не давая сдвинуться. в глазах белая пелена, взгляд не фокусируется на мутных образах. противник пользуется замешательством парня, бьет мечом в живот, уверенный, что чип регенерирует кожу, а вожделенная победа достанется ему.
резкая, секундная боль, пронзившая все тело и сконцентрированная в солнечном сплетении, сшибает с ног. парень чувствует странную легкость, падает и погружается в тянучую, густую тьму. в ней тепло и уютно, она обволакивает, в ней забываются мысли и чувства.
зрители замирают, тяжелая тишина длится мгновение, пока рикс не проталкивается сквозь толпу к афию, не поднимает на руки его, хочется верить, еще живое тело. люди одновременно выдыхают. шепчутся, смотрят с ужасом, отодвигаются. гарс тащит носилки, сторция остервенело ударяет по клавишам управления чипами. на ее лице читается неподдельный страх, смешанный с шоком.
меч все еще в афие, но даже заткнутая рана кровоточит, пачкая белый песок каплями. рикс перекладывает парня на носилки, помогает нести его в госпиталь. сердце гулко бьет по ребрам, отдаваясь в мозг одним выкриком: «нет!»
рикс навсегда запомнит, как добрался до кабинета, как уложил на датчики ватное тело и как они не зажглись. сторция умело вытащила меч, стерилизовала рану и проделала еще кучу действий, назначение которых рикс не знал. кажется, даже зашивала внутренние органы. благо, операционных приспособлений было в достатке. однако губы афия стремительно бледнели, дыхание, проверяемое гарсом «по старинке», еле теплилось.
— я не уверена, что он выживет, — она лихорадочно что-то набирала на мониторе, — без данных с датчиков определить его состояние намного тяжелее, — мужчины переглянулись.
— чип сломан? — сердце рикса замерло, — почему ты не заметила этого во время тренировки? — девушка поникла плечами, не отвлекаясь от монитора.
— он был так хорош на поле, что я не стала ни мешать, ни помогать ему. смотрела бой. моя ошибка, — пальцы на клавиатуре нервно напряглись, а потом она откинулась на спинку кресла, — программное вмешательство не дает результата. чип неисправен.
— на моей памяти такое впервые, а я тут даже дольше сторции, — гарс отвлекается от контроля дыхания, чтобы оглядеть команду.
помятые и изможденные, по локоть в крови, с прилипшей одеждой в красных разводах, они сидят полукругом у койки афия. он дышит. рикс, наконец, расслабляет плечи. пододвигается ближе, смотрит на побледневшее лицо парня. гладит его волосы, пыльные и еще влажные после боя.
страшно.
страшно, что его игривые глаза больше не сверкнут от азарта.
страшно, что крупные, частые кудри больше не будут щекотать нос, когда афий лежит на груди парня.
страшно, что на смуглых щеках больше не появится смущенный румянец.
страшно, что полные губы больше не расскажут историй, предназначенных только для рикса. до дрожи
страшно.
гладиатор гонит мысли прочь, полностью доверяя медицинскому таланту сторции, навыкам гарса и природной выносливости парня.
справится. сдерживаемые до этого слезы катятся из глаз, оставляя солоноватые дорожки на щеках. рикс переплетает их пальцы, целует тыльную сторону ладони. теплые.
справимся.
— я останусь с ним, — мужчина вытирает слезы, поворачивается к друзьям, не выпуская ладони, — сторция, проинструктируй меня, пожалуйста.
— я тогда к флавию, отчитаюсь, — гарс ретируется, косясь на девушку.
она вздыхает, но рассказывает последовательность действий, обещает не уходить далеко от госпиталя и примчаться по первому слову. несколько раз отмечает, что ее обязательно нужно позвать, когда парень очнется. рикс кивает, переваривая информацию. удостоверившись, что он запомнил ее слова, выходит, не прощаясь.
только когда дверь закрывается, парень может позволить себе оставить короткий, полный поддержки поцелуй на бледных губах, запустить руку в волосы и сжать пальцы чужой ладони крепче. он ложится лбом на край кушетки, шепчет:
— не оставляй меня, — слезы снова душат, сушá горло, — не оставляй, пожалуйста.
он сидит так бесконечно долго, прислушиваясь к тихому стуку сердца афия, слабому дыханию. теплый. живой. от него пахнет кровью, песком, потом и, нос улавливает родные нотки, смазанные за день, орехами. от воспоминания, как он почувствовал его запах впервые, слезы вырываются. рикс плачет навзрыд, давая волю эмоциям, выпуская страх через соленые капли.
в темноте хорошо. афий чувствует, что кто-то вторгается в его пространство, рушит мягкую пустоту вокруг, привнося в нее неразборчивые голоса, раздражающий свет и… шепот. такой знакомый шепот. парень силится понять, чей он, но воспоминания утягиваются тьмой. касание к губам. как… тогда.
— рикс! — звук тонет в непроглядной пустоте.
афий собирает все силы в кулак, кричит громче, пронзительнее. еще. и еще. тщетно. темнота уже не кажется одеялом. она враждебна, она высасывает из парня жизнь. он стискивает зубы от злости, борется, но сил хватает только на шепот: «рикс»
кудри мечутся по подушке, к лицу возвращается румянец, губы плотно сжаты, брови сдвинуты. за окнами госпиталя начинает брезжить рассвет, роса покрывает многочисленные травы. рикс уснул не больше часа назад. спит сидя, положив голову на кушетку афия, держа в руке его ладонь. теплую.
— рикс, — слабый шепот заставляет встрепенуться, мигом прогнать сладкую негу.
— я здесь! — он вскакивает, готовый сделать что угодно, но парень не очнулся, во сне прошептал его имя. гладит спутанные волосы, успокаивая, целует пальцы, щеки, лоб, — я рядом, афий.
борьба с тьмой похожа на тренировку — нет ран, ушибов и совсем не больно. но в разы тяжелее. он бежит из пустоты в пустоту, кричит безнадежно и горько. только нежные, родные прикосновения, которые он больше понимает, чем чувствует, не дают прекратить. кажется, что прошла вечность. силы на исходе, но сдаться — значит никогда больше не увидеть дорогого человека. очередной рывок…
— рикс, — голос срывается, слабый и тихий, — рикс…
вокруг тьма, прямо как…
там. но
там было тихо, а эта темнота наполнена звуками, запахами. гудят приборы, из зашторенных окон пробивается свет искусственного спутника. в животе пульсирующая боль и прикосновения… ощущаются. в руке — ладонь. на койке, около груди, — крепко сопящая голова. афий хочет приподняться, посмотреть на спящего рикса, а он не сомневается, что это рикс, но не выходит, слабость во всем теле разрешает только сжать чужую ладонь тонкими, похудевшими пальцами. сколько он был
там?
— пожалуйста, — звук отражается от стен пустой палаты, — мне нужна помощь.
рикс просыпается резко, подрывается, когда его ладонь сжимает в ответ тонкая рука. «очнулся» — мысль проносится в голове, прогоняя остатки дремы.
— афий! — мужчина вскакивает, наклоняется, от радости целует усталые губы по-детски нежно и трепетно, — я так переживал, — он отводит взгляд, чтобы парень не заметил его темные мешки под глазами.
— сколько я был
там? — рикс, на самом деле, не понимает, где это «там», но отвечает честно.
— почти неделю, — он делает паузу, размышляя, стоит ли говорить, но продолжает, — ты иногда шептал мое имя во сне, — и не может сдержать влюбленной улыбки, гладя немного отросшие кудри.
— что произошло? я помню только бой и, — слабость не дает договорить, прерывая предложение на полуслове, — боль в затылке, — рикс сомневается, стоит ли ему знать, но решает, что лучше сейчас, чем потом без объяснений извлекать имплантат.
— твой чип оказался неисправен, — воспоминания о том дне причиняют почти физическую боль, — сломался во время поединка, — говорить откровенно страшно, слова застревают в горле, — противник ударил гладием в живот, когда ты остановился, — афий ничего не отвечает, молча слушая голос, по которому успел так соскучиться. который
спас его, — сторция успела наложить швы. она расскажет тебе подробнее, когда я ее позову.
— не нужно. просто будь со мной, — каждое слово выговаривается с трудом. рикс нежно улыбается, кладет палец на свои губы.
— чшш, молчи, береги силы, — гладит по голове, проводит подушечками пальцев по заострившимся скулам, — позову, когда ты захочешь. я рядом.
афий улыбается болезненно и трепетно, смотрит из-под прикрытых век, благодарно шепчет беззвучные признания. рикс целует парня в лоб, ложится на жесткую кушетку головой, как привык уже за все эти дни, благоговейно слушает биение сердец.
больше, наконец-то, не страшно.
