Резиновая уточка

Рэнди поудобнее устраивается в гостиничной кровати, облокачивается на спинку и перелистывает каналы; звук у телевизора выключен — он прижимает к уху телефон. Шторы задвинуты и не пропускают свет; по его боксерам и майке скачут тени, отбрасываемые работающим зомбоящиком. Он прислушивается к журчанию льющейся воды, пронизывающему телефонный динамик, где-то на другом конце провода плещется Гейл, который бормочет что-то о том, что «слишком холодно», потом ему «слишком горячо», а затем — «вот теперь нормально»; его сложно расслышать сквозь фоновый шум наполняющейся ванной. Он ждет, а Гейл выключает кран, и в трубке остаются лишь шелест воды да размеренное дыхание. — Одна херня по телеку, — жалуется Рэнди, останавливает свой выбор на новостях и отбрасывает пульт. — Сегодня воскресенье — попозже посмотришь, как мы трахаемся. Он издает неясный звук, как бы показывая, что шутку понял. Гейл снова начинает плескаться, и Рэнди страшно подумать, сколько воды он уже успел налить на пол. — Я собираюсь использовать ту зеленую хрень для ванной, ага? — спрашивает Гейл. — Вперед, — Рэнди тянется к пульту и возобновляет скачки по каналам. — Только попытайся не выйти из берегов — убьешься ведь. Гейл фыркает. — А вот и убьюсь. Какое-то время они молчат. Рэнди растягивается на кровати, подоткнув себе под спину подушки, чтобы соорудить возвышение. Он тоскует по Гейлу. А еще ему скучно. — Мне скучно. Развлеки меня. — Хм-м-м, — Гейл выдерживает театральную паузу и негромко затягивает. — Резиновая у-уточка, ты одна така-ая, купанье наполняешь радостью от края ты до кра-а-ая, — Рэнди переворачивается и теперь подпихивает подушки под ноги. — Резиновая уточка, для меня-я-я-я ты одна така-а-а-ая-я-я. Молчит и вслушивается в звуки, которые текут к нему по проводам через всю страну. А потом Гейл говорит серьезно: — Пожалуйста, попридержите аплодисменты: я не рок-звезда и на ТВ не выступаю… — Рэнди трет глаза и улыбается: Гейл — такое идиотище. — Я тут сегодня фотки с автограф-сессии смотрел, — всплески становятся громче. — В Интернете? — Угу. Рэнди вздыхает. Он ненавидит натыкаться на информацию о себе в Сети, но Гейл — дотошнейший из серферов. Ему обязательно нужно пролистать даже те страницы, что посвящены Мишель и Теа, — просто для того, чтобы посмотреть, кто что сказал. Рэнди помнит, как Гейл хихикал, узнав, что какие-то люди сочиняют про них откровенные истории и расписывают их во всех подробностях. В большинстве из них Гейл предстает в образе заторможенного отморозка, а Рэнди — какой-то язвительной злыдни. Такие странные. — Не выебывайся. Никто не сказал, что ты был засранцем, или что-то вроде того. Они просто запостили фотки и отметили, что ты был очарователен. — Блять, — Рэнди мотает головой и подпихивает подушки еще теснее. — Как они все меня задолбали. — Что я слышу? Да ты и сам, знаешь, тот еще фанбой. Помнится мне, пару лет назад кое-кто, кого я знаю, откровенно перся по Джей-Ти Ле… — Заткнись. Гейл смеется и говорит: — Брось. Ты прекрасно знаешь, что ты на одном борту с другими фанатеющими личностями. — Я никогда не признавался Джей-Ти Лерою в том, что у меня на компе больше трех сотен его фотографий в постоянной авторотации. — Нет, но ты написал ему какое-то архистранное письмо с приглашением выпить абсента. Рэнди проводит по лицу рукой и пытается справиться со смущением. — Иди на хуй. Прекрати. — Но ты правда написал! Я читал. Оно в свободном доступе в Интернете — и все потому, что ты разрешил ему опубликовать его. Эгоист. — Я сказал: иди на хуй. — У тебя одни члены на уме. Как там Питер? — Не вижу связи между темами разговора, но он прекрасно. А что? — Не знаю. Ты таким радостным сегодня был. Рэнди закатывает глаза. — внутри Гейла уже давно сидит странное, иррациональное чувство ревности к Питеру. Наверное, всему виной то, что они переспали пару раз в середине второго сезона, когда отношения с Гейлом усложнились еще больше. Блять, да и не было у них никаких соглашений. — Ну, мы были такими радостными, потому что на протяжении нескольких часов трахались перед сессией. Гейл молчит. — Вообще-то он тут лежит сейчас рядом, полностью голый, и я собираюсь ему отсосать, после того как положу трубку. Затем, может быть, буду облизывать его всего, пока он не кончит, а после снова трахну. Гейл не произносит ни слова, Рэнди отчетливо слышит кап, кап, кап из крана и даже понятия не имеет, в кого же он хрен такой. — Гейл… это было дважды. Два года назад. Уймись ты уже, блять, наконец. Он издает неопределенный звук. Рэнди слышит «чпок» вынимаемой затычки и журчание стекающей в слив воды, дающее понять, что Гейл вылезает из ванной. — Ненавижу это, — говорит Рэнди. — Ты на другом конце страны, а я в этом отвратительном гостиничном номере, мне даже посмотреть нечего. Вся эта хрень с ума меня сводит. До его слуха доносится скрип дверцы шкафа, затем Гейл вытирается — полотенце шуршит, соприкасаясь с кожей. И до сих пор тихо. — Прости, я скотина. Гейл хмыкает. — Да ладно. Я трахнул бывшую подружку прошлой ночью. Мы квиты. У Рэнди в животе сводит на мгновение, а потом ему становится даже хреновее, чем тогда, когда он приплел Питера, чтобы вызвать ответную реакцию. — Засранец. Гейл смеется. — Тебя завалили клевыми подарками? Рэнди смотрит на целую гору мусора в углу. — Зависит от твоих представлений о клевом. Кто-то припер мне целый гобелен с изображением целующихся Брайана с Джастином. — Как мило. А есть что-нибудь, что ты не будешь выбрасывать или сплавлять своей бабушке? Рэнди прыскает. — Ну, я думаю, что-нибудь найдется. Похвастаюсь, когда вернусь домой. Кстати говоря, ты уже решил, где будешь жить, когда начнутся съемки следующего сезона? — Наверное, оставлю все, как есть, — вздыхает Гейл. — Не понимаю, почему все должно быть так, блять, сложно. Почему люди никак не могут понять, что не их это дело, кто с кем спит? — Потому что они ненормальные? Потому что сегодня, например, на сессии какая-то женщина поинтересовалась, встает ли у тебя, когда мы трахаемся на камеру? Потому что больше никто не помнит о границах дозволенного? Гейл хихикает. — Я могу спросить своего хорошего друга президента Буша, в его ли силах внести Конституционную Поправку в эту статью. Ой, подожди, это же будет защита личностных прав. Неважно. Он на это не пойдет. Рэнди вновь переворачивается на спину и позволяет руке скользнуть к резинке своих боксеров. — Гейл? — Чего? — Ты хочешь меня трахнуть? — Разумеется. Он закатывает глаза. — Нет, правда. Хочешь меня трахнуть? — Я всегда хочу тебя трахнуть. Ты единственный, кому удалось наставить меня на путь истинный, помнишь? Ты такой сексуальный. Может, мне следовало бы обсудить с моим другом Джорджем Конституционную Поправку, которая запретила бы твою сексуальность. Она представляет собой национальную угрозу. — Тебе нравится мой голос? На заднем плане Гейл во что-то врезается. — Боже! Я чуть не упал. — А я говорил тебе о том масле для ванной, но ты никогда меня не слушаешь. — Я всегда тебя слушаю, — дыхание Гейла кажется немного неровным. — И — да, мне нравится твой голос. А что? Собираешься трахнуть меня прямо через телефонную линию? — Вполне возможно. Гейл счастливо хмыкает. — Тогда тебе лучше сделать это до того, как мой хороший приятель Буш запретит секс по телефону. Только женатым гетеросексуалам должна быть дана возможность, знаешь, заниматься сексом по телефону. Рэнди пропускает его комментарий мимо ушей и любопытствует: — Ты в кровати? — Не-а. — Марш в кровать. Он вслушивается в шаги Гейла, шлепающие по деревянному полу его квартиры в Торонто. Дает руке разрешение нырнуть под резинку боксеров, пробегает пальцами по всей длине встающего члена. А Гейл все идет и идет куда-то — Рэнди уже начинает беспокоиться, когда отмечает липкий звук, с каким открывается дверь холодильника. — Что ты делаешь? — Собираюсь что-нибудь выпить. — Я думал, что мы собираемся заниматься сексом по телефону. — Мы и собираемся, — Гейл сглатывает. Рэнди вытаскивает руку из трусов, садится и дразнит: — Боже, Гейл! Знаешь, у меня тут Питер в коридоре! — А я-то думал, что он у тебя в кровати, ты собираешься отсосать ему, затем облизать его всего и трахнуть, — Гейл делает еще несколько глотков, до слуха Рэнди доносятся хлопки открывающейся и закрывающейся двери холодильника. — Гейл? — Ага? — Я… — Рэнди чувствует себя глупым, потому что они не виделись всего неделю. — Я скучаю по тебе. — Я тоже по тебе скучаю. А теперь я иду в спальню, — его шаги ускоряются. — Я в спальне. Я до сих пор голый… — Жаль, что я не знал об этом, когда ты был у холодильника: представить было бы проще. — …и забираюсь в кровать. Пружины скрипят под его весом, когда он растягивается на постели. — Вот так хорошо. А теперь трахни меня. Рэнди смеется. — Без предварительных ласок? — Да к хренам, просто трахни. — Ну… тогда… эм… — и Рэнди краснеет: он еще никогда прежде этим не занимался. — Ты здесь, со мной, и у меня закрыты глаза, потому что мы играем в игру. И ты зажмурься. Рэнди смыкает веки и почти видит, что Гейл лежит на кровати, волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу, губы приоткрыты — и у него стоит. Он захлебывается стоном, когда внутренности сворачиваются в тугой узел. Гейл продолжает, прерывисто выдыхая: — Я сижу между твоих ног, сжимаю рукой наши члены и… Рэнди запускает ладонь в боксеры, представляет себе стояк Гейла против своего собственного, бархатная кожа на бархатной коже. — …дрочу нам обоим. — Да, хорошо… — облизывает губы и приподнимает бедра, ускоряет движения рукой, дразнит головку большим пальцем. — Но я хочу, чтобы ты трахнул меня… — голос Гейла надтреснут — как и всегда, когда он по-настоящему этого хочет. — Рэнди, ну на хуй. Возвращайся домой. Рэнди крепко сжимает руку, толкается в нее бедрами, наращивая темп. — Не останавливайся, давай вместе. — Скажи мне… — Гейл ловит ртом воздух… — сейчас. — Я… — Рэнди стонет. Он представляет Гейла на другом конце провода, его рука на члене, и это сводит с ума, невозможно сдерживаться дальше. — Ты склоняешься надо мной, хочу, чтобы ты меня оседлал… — жар пронзает его тело, он не заканчивает предложение. — Ох, блять. Он кончает, забрызгивая майку и боксеры, у него звенит в ушах. Он мог бы упустить отзвуки оргазма Гейла, если бы не был им виной. Рэнди вытирает руку и снова падает на гору подушек. Не лучшая разрядка всех времен и народов, но до возвращения домой придется довольствоваться всем, что есть. — Слабаки мы какие-то, — смеется Гейл. — Есть немного. Может, твой друг Джордж мог бы издать указ о том, что кончать так быстро — это заговор против конституции? — Но вступит он в силу только для гетеросексуалов, потому что педики не могут трахаться. — Твоя правда, — Рэнди запускает пальцы в волосы, затем встает, стягивает с себя боксеры и швыряет их в угол комнаты. Подумывает сделать то же и с майкой, но не хочет отрывать телефон от уха. Устраивается обратно и произносит. — Через два дня буду дома. — Чудесно. — Гейл? — на самом деле ему нечего сказать — он просто и дальше хочет слушать этот голос. — Да? Рэнди улыбается. — По телевизору совсем нечего смотреть. Развлеки меня. — Хм-м-м… — Гейл молчит, как бы раздумывая. — Резиновая уточка, ты одна така-а-а-я-я-я…