Grilletes del deseo

Сумка на его плече ещё пятнадцать минут назад не была настолько же тяжёлой, как сейчас, когда он стоял на пороге своего дома. Глупо, но он ощущал себя незваным гостем — он знал, что когда войдёт внутрь, с гобеленов на него уставятся его кумиры, тот же Бетховен с репродукции будет своим невозмутимым взглядом сверлить дыру ему во лбу. Несмотря на свой нейтралитет по отношению к идеям мистицизма, сейчас Брайан хотел думать, что привидений не существует, или, по крайней мере, они неспособны смотреть сквозь материальные предметы; ведь если блуждающий дух Бетховена сейчас увидит, что он принес в комнату, Брайан сгорит от стыда. Странно, но он даже меньше волновался, когда приносил наркотики. Наверное все потому, что сегодняшняя покупка была слишком личной даже для него самого. Он как в трансе анонимно забрал приготовленные ему кнуты, веревки и прочие атрибуты для извращений — совесть очнулась лишь по приезду домой. Тем не менее, Мэй вошёл внутрь дома, — не хотел, чтобы роуди, подвозивший его, что-то заподозрил. Для него Брайан всего лишь заехал выкупить у безликого продавца пару эксклюзивных примочек за кругленькую сумму, этому бугаю знать подробности дела не положено. Это было неизведанной частью жизни Брайана, а, как известно, подобное всегда увлекало его больше всего. Он успешно подавил волнение, когда с пустым лицом разложил приобретенное на полу гостиной, чтобы ещё раз все рассмотреть. Кожаные ремни, прошитые плотной, белой ниткой, гулко звенящие, тяжеловатые цепи, моток нежной, алой веревки средней толщины. Плотная, даже немного шершавая плеть. Он покрутил ее в руках, и сам не заметил, как затаил дыхание. Эта плеть особенно привлекала его. Затем он взял в руки хлыст — совсем небольшой, но плотный, из грубой, тяжёлой кожи. В ручку были вбиты небольшие винтики, довершая ее намеренно грубоватый стиль. …С крышки небольшой картонной коробки из-под «массажёра» на него, улыбаясь, смотрела молодая девушка. Посмотрев на нее в ответ, он, наконец-то, очнулся, и, заливаясь краской, быстро спрятал все накупленное в деревянный ящик. Господи. Если кто-то узнает, что он прячет у себя дома, ему больше чем просто непоздоровится. Даже если ответом будет неловкое молчание или шутка, его достоинство не будет восстановлено. Миру ещё рановато знать об этом, в том числе и Фредди. И Роджеру. А вот Джону можно доверить что угодно… Теперь, когда навязчивое, тайное желание купить все это было исполнено, он задумался — и что с этим дальше делать? Это все равно что притащить в дом клетку с летучими мышами, ведь так захотелось, и не знать, куда их деть. Зачем все это? Он неоднократно задумывался о значении боли как таковой. Это природное наказание? Однажды Мэй пришел к выводу, что через боль можно получить своего рода раскаяние, избавиться от чувства вины, как когда родители давали затрещину за разбитую в детском истерическом порыве дорогую вазу — больно, соленые слезы опаляют щеку, но внутри появляется умиротворение, мысль, что наказание подошло к концу и этот глупый инцидент забудется. Возможно ли испытывать удовлетворение, получая эту боль? Учитывая, что у Брайана определенно имеется парочка неискупленных грехов, возможно ли таким образом избавиться от чувства вины? Эти размышления были философскими, возвышенными, это было загадкой, не лишённой некоторой интроспекции — а самоанализом Мэй старался заниматься как можно реже. Неизвестно в какой именно момент он начал смущаться этих мыслей, потом в периоды нервного истощения он листал каталоги секс-игрушек и чувствовал, как его интерес выходит за рамки приличного. Ему больше не хотелось только думать об этом — хотелось испытать в реальности. Атрибутику, предназначенную для связывания и «ограничивания», он неизбежно представлял на себе. Фантазировал, как тугая веревка будет совсем немного натирать кожу во время движений, как будет обтягивать тело и удерживать в компрометирующей позе ровно до тех пор, пока ему не будет разрешено размять конечности. По коже бежали мурашки, как только он представлял жгучую боль от удара хлыстом. Его интересовало, на какой части тела последствия избиения плёткой будут быстрее краснеть и где медленней сходить; где будет жечь, как огонь, а где приятно покалывать после первого удара. Кружили голову и мысли о властном голосе, который будет шептать ему, подсказывая, направляя, унижая. Брайану удалось сговориться с этими фантазиями, подавить их и давать им волю только когда он оказывался в тишине своего отельного номера. Не думать о верёвках, крепко стягивающих руки за спиной, было сравнительно просто, и куда труднее было не думать об этих верёвках, оказавшись в одиночестве.

***

...Они находились в Лос-Анжелесе, мировом эпицентре разврата, а Брайану все никак не удавалось договориться со своей совестью. Как обычно, по наводке горящего энтузиазмом Фредди, мальчики побросали монатки в машины и отправились к отелю; по пути произошел очередной бытовой спор, который, к сожалению, не привел их к соглашению. Джон захотел выспаться, а Роджер ругался с Фредди так надоедливо, что у Брайана проснулась давно забытая мигрень, и он решил присоединиться к Дикону. Клубы подождут. Концерт прошел замечательно, как обычно. Оставшись наедине с собой, в удушающей тишине личного люксового номера, Брайан как обычно стал обдумывать свое решение и сомневаться в правильности своего выбора. Иначе не бывает, когда его сражает мигрень. Он сидел в полном одиночестве, как при параде, не мог заставить себя выйти из номера и сгорал от стыда, как восковая свеча на его столе. Сумка с покупками месячной давности в углу мозолила глаза. Он буквально чесался от нетерпения и подавленного желания — должен был догадаться, что однажды желание испытать приобретенное на себе его доконает. Раз обстоятельства складываются так, что он всю ночь проведет один, то почему бы не провести время продуктивно? Мэй заранее позаботился об алкоголе в номере: попросил своего личного роуди (чье имя ещё предстояло запомнить) организовать ему джин и много холодной воды. Пузырь чистого «бензина» в этой ситуации был как нельзя кстати; Брайан верил — некоторые вещи в этой жизни лучше не воспринимать на трезвую голову. Он опрокинул в себя шот, почти не сморщившись. Затем второй и половину третьего — затошнило. Пустой желудок должен был быстро впитать алкоголь, но Брайан был не в состоянии ждать. Во всем помещении было темно, только несколько торшеров в отдаленных углах спальни и гостиной были включены. Их приглушённый, оранжевый свет расползался по полу витиеватыми змеями. На комоде, письменном столе, барной стойке, даже на продолговатых бортиках ванной и раковины — везде ползали тени. На обеденном столе горела свеча с ароматом корицы, дыма было больше, чем нужно, и он покалывал глаза. Брайану приходилось держать их закрытыми; впрочем, он не сильно-то и стремился внимательно разглядеть то, что делает. Ведь суть в ощущениях и в гормональном всплеске, который последует после. И, к слову, причина, по которой он достал из коробки массажёр — это исследовательский интерес. Живём один раз, повторял он себе, но все никак не мог спокойно выдохнуть. Необъяснимая тревога не давала уверенно нажать пальцем на нужную кнопку. Их всего несколько на «волшебной палочке»: включить и увеличить или уменьшить интенсивность вибрации. Думать особо не придется — и это напрягало его больше всего. Тихая вибрация показалась ему чересчур громкой из-за обволакивающей тишины. И пусть комната этажом ниже гудела от громкой музыки — звуки веселья были все равно слишком далеки от него. Мгновенно стало неловко, он снова начал ставить под сомнение правильность своих действий. Он что, и правда собрался это делать? Чтобы расслабиться, Брайан закрыл глаза. Дыхание выровнялось. В блаженной темноте он чувствовал себя лучше, и поэтому смог снова взять себя в руки. Лучше чувствовать, чем наблюдать. Он даже не удосужился снять свои узкие джинсы, и к этому моменту он считал, что это было хорошей идеей. Его стремление познать свое тело не сломил навязчивый стыд; интуиция, — или это было подсознание, — подсказывала, что ему делать. Осторожно, на пробу, Брайан провел вибрирующей головкой по грубой, джинсовой ткани между ног, и в ту же секунду под кожей стало покалывать — явный знак, что он делает всё верно. Организм отзывался резко, несдержанно, сознание вело себя неуверенно и все время пыталось отговорить его, но Брайан все равно зашёл ещё дальше. Тело скоро привыкло к слабой вибрации, и он осознал, что ему понадобится гораздо больше. Его член недвусмысленно напрягся и уперся в ткань, температура тела повысилась. Перебарывая свою робость он потянулся свободной рукой к крупным, медным пуговицам. Одна, вторая, затем ширинка — и он почувствовал унижение. Тонкую ткань нижнего белья покрывало большое, мокрое пятно. Он и подумать не мог, что сможет так быстро возбудиться. Частая дрожь стала пульсирующей — что-то надвигалось. Что-то незабываемое и взрывное. Он вытягивался на диване, чуть не отрывая от него свой таз, напрягался каждый мускул в его теле вплоть до пальцев ног. Иначе его тело реагировать и не могло. Волны то набегали яростно, то вдруг приглушались, рождая за собой ещё большее нетерпение. Щекочущее где-то внутри, физически ощутимое. Его перемкнуло — второй рукой схватив себя за член, он опустил вибрирующую головку ниже, приблизил ее к мошонке, и перед глазами засверкали звёзды. Это было оно. Рваными, неподвластными разуму движениями он довел собственное тело до онемения. Хрипло и тихо он выстанывал проклятия на каждом коротком выдохе, отпуская тело на попечительство Госпожи Эйфории, так внезапно наступившей, что он только и успел широко распахнуть рот в изумлении, прежде чем излился себе на полурасстегнутую рубашку. Будто во всем мире на какое-то время воцарилась абсолютная тишина. Он не слышал ни громкой музыки этажом ниже, ни разрывного, басистого смеха где-то в коридоре, ничего. Только звон в ушах. На загаженную рубашку стало как-то совсем плевать. Брайан не помнил, в какой именно момент успел нажать на кнопку выключения, но «волшебная палочка» все ещё была крепко зажата в его ладони. Оправдывает свое название на сто процентов. Сначала он подумал — может, дело в алкоголе и предвкушении? Он долго ждал, интерес ежедневно жрал его живьём — поэтому же он так быстро кончил? Или ему попала в руки по-настоящему волшебная палочка? Ни одна из гипотез не помогала сложить картину воедино. Одно он знал наверняка — это было замечательно, и не дай бог кому-то об этом узнать. Откинувшись на диване, наслаждаясь сладкой полудремой, он начал думать. Должен же быть у всего этого какой-то выход. Поймут ли групи — вопрос несложный, в конце концов, массажёр был придуман как раз для них: скорее его волновал вопрос надёжности. Не расскажут ли? Не будет ли его жуткое пристрастие однажды обнародовано? Ведь он точно не остановится на вибраторе. Первые мысли были о групи, затем он подумал о Фредди. Небось, он в эти блаженные минуты тоже хорошо проводил время. Фредди нравилось проводить время с весельем, но ради этого веселья он никогда не жертвовал достоинством. Рядом с ним хотелось вздернуть подбородок и показать себя в лучшем виде. Ну как можно было не запасть на такого Дон Жуана? Правды ради, Брайан хранил теплые воспоминания — Фредди первым запал на него, и, черт возьми, они вдвоем ни разу не пожалели ни о чем. Жизненный путь виделся Брайану туманным, так что принцип «потрахались-разошлись», который сохранялся у них в отношениях уже несколько лет, его полностью устраивал. Фредди, скорее всего, также не в курсе, чего ожидать от завтрашнего дня, поэтому необговоренная, но очевидная секретность ценилась Брайаном больше всего; их встречи приобретали чуть более глубокий смысл. Когда они встречались, то сразу, казалось, как атмосфера формируется вокруг них сама, будто купол: весь мир сужается до одной-единственной комнаты, где они отпускают на волю внутренних демонов; исчезает и страх, и стыд. В мутных мыслях тут же нарисовался и идеальный сценарий: Фредди внимательно слушает, как Брайан изливает ему душу, показывая игрушки одну за другой и рассказывает об их назначении; Брайан раскрывает карты — детально разбирает каждую свою фантазию, бережно хранимую до этого заветного дня; Фредди относится к услышанному с исключительным пониманием и сходу понимает, что делать; И Фредди, и Брайан получают свою дозу дофамина и через несколько таких встреч входят во вкус. Мэй понят, Меркьюри понравилось — довольны оба. План без прорех и все хорошо, за исключением розовых очков на кончике носа… Вдогонку за возбуждением поспело разочарование. Так ведь не бывает, и уж точно не в этой жизни Брайан будет так открыт. Что, если Фредди только посмеётся и будет потом припоминать? Но на сей момент Брайан только махнул рукой и ей же прихватил недопитую бутылку джина. Он все равно был не в состоянии размышлять о вероятностях. Может однажды Фредди и узнает об этом, а пока впереди целая ночь полного одиночества и сумка, полная вещей, которые помогут ему претворить свои фантазии в реальность. Пока что беспокоиться не о чем.

***

Время шло, а энтузиазм все не иссякал. Для окружающих он совсем не изменился, разве что зачастил уезжать раньше остальных в отель. Наблюдающие это со стороны сходились на том, что Брайан, кажется, задумал новые песни для предстоящего альбома, и лишь гонится за вдохновением. Это было бы логично, настолько, что Брайан невзначай думал — «Даже как-то неправильно будет потом не предоставить им ни одной песни.» По правде говоря, это только для окружающих был «период», а для Брайана это был новый стиль жизни. Знал бы он заранее, что подобные эксперименты так увлекут его — подготовился бы и придумал отговорку получше загадочного «надо». Брайан уже не сомневался, что попал в капкан собственных желаний, и ему оставалось только уповать на то, что вся эта затея скоро ему надоест. Ну, или на то, что он, в конечном счёте, перепробует на практике все существующие на данный момент игрушки и остановится хотя бы до момента создания чего-то нового. Это была крутая дорога по склону вниз. Он много думал — ведь чем больше ему это будет нравиться, тем сложнее будет вернуться к старому-доброму «миссионерскому распорядку». Это ведь девиация, любить ощущения, которые приносит боль? С истязаниями самого себя Мэй далеко уйти не смог — всё-таки довольно трудно связать самому себе руки или самого себя отделать плёткой. Многофункциональные массажёры по этой причине стали его основной и главной утехой. Его яростно пожирало нетерпение каждый раз, когда на горизонте маячила возможность свалить. Он любил шум — точнее, растворяться в шуме, — любил друзей и пьяные выходки Роджера, но ничего из этого не давало ему столь крышесносную дозу дофамина. И выбор был очевиден. Неочевидным было то, сколько раз за одну ночь Мэй отдавал коньки в последнее время. Слон в комнате становился все заметней. Чем дальше, тем меньше он мог полагаться только на самого себя. Перспектива рассказать кому-то об этом и предложить попробовать все так же не улыбалась. «Фредди наверняка посмеётся,» он и не заметил, как его выбор потенциального партнёра сузился до одного Меркьюри. Должно быть, это знак, который Мэй активно игнорировал все это время. Но, несмотря на все потуги, идей, как начать беседу о таких ебанутых вещах, не появлялось. И он задумал иную вещь под названием «как пойдет». Ведь всегда проще плыть по течению, чем пытаться перенаправить его своими силами!

***

…Эта дама притягивала внимание всего зала. Вряд ли ей кто-то завидовал, но она сияла от осознания, что ее пожирают взглядами больше десятка посетителей. Брайан не был сильно заинтересован в ней — куда более интересным занятием для него было наблюдать за Фредди: уж он-то больше всех напрягся, стоило красавице появиться на горизонте. Его нескромные, косые взгляды уже заметили все, кто сидел с ним за столом, и очень скоро поползли тихие смешки. — Бросьте, — обиженно отреагировал Фредди. — Вы только притворяетесь, что не хотите ее. — Ты думаешь, у тебя есть шансы? — усмехнулся Джон. — Джон! Как так можно, у тебя жена дома! — Роджер выразительно взмахнул руками. — У тебя тоже! Девушка эта, к неудивлению Брайана, узнала в них знаменитостей, и уже не осматривалась по сторонам — добыча была в нескольких метрах от нее. — Думаешь, она устоит перед нами, а? — Фредди по-заговорищески наклонился к уху Брайана, обдавая того перегаром. Что-что, а выпить он успел знатно. Предложение Фредди показалось ему не слишком увлекательным. Мэй тут же возмутился про себя, «Как ты можешь, Бри, совсем ополоумел? Мозг, что ли, стал резиновым?» Стыдно было признать, что это было чистой правдой — с недавних пор его не интересовал секс в его обычной форме. Фредди был большим любителем экспериментальной классики, что Брайан раньше даже уважал. Но нынешний Мэй предвкушал не более, чем возможность снять стресс. «Резиновые хуи можно отложить на завтра.» На том и порешили. Мэй оставил на Фредди всю «грязную» работу — общение, флирт, приглашение, — а сам, как более трезвый, принялся вызывать такси. Уже заказав машину он вспомнил, что в минибаре его номера хранится недопитый джин. Он представил его дурманящий запах и сладковато-бензинный вкус, и подумал, что лучше компаньона на сегодняшний вечер ему не найти.