Как прекрасен мир, являющийся во снах

Ремус прыгал от счастья, улыбаясь во весь рот и обнимая всех, кто попадется под руку. Толпа немного сдавливала его, и всеобщие крики слегка закладывали уши, но это ничуть не портило настроение Рему, обычно любившему компанию только самого себя и максимум двух-трех друзей. Ему казалось, что гриффиндорцы разорвут себе все связки в этих восторженных воплях истинного счастья, но это было для них сейчас совсем не важно. А весь этот дурдом потому, что Гриффиндор выиграл квиддичный матч со Слизерином. Причем мало того, что игра была очень грязной, так они еще и играли не в полном составе своей команды. Мэри Макдональд, ловец, лежала в больничном крыле с чем-то вроде подозрения на драконью оспу. Все преподаватели так перепугались, что изолировали бедную девушку ото всех. Но они не знали, что на самом деле она отравилась неправильно приготовленным приворотным зельем, которое ей подбросил сумасшедший поклонник-третьекурсник с Хаффлпаффа. Проще говоря, Гриффиндор остался без ловца, потому что возлагать на любого другого человека такую огромную ответственность было противопоказано. Но кто же у нас будет спасать ситуацию, если не Джеймс? Естественно, он вышел на поле вместо ловца, и они играли с двумя охотниками в команде. Но все же выиграли и причем как красиво! Все были в таком немыслимом восторге, что потеряли счет времени и совершенно забыли о том, что завтра с утра вообще-то на пары. Но это действительно никого не волновало. Даже профессора Макгонаголл, которая хоть и являлась главной фанаткой квиддича, несмотря на свою сдержанность, была человеком строгим, и от нее никак нельзя было ожидать слов: «Главное — спрячьте. Я ничего не видела», — при виде Сириуса с сигаретой в зубах и своей загонщицкой битой под мышкой, который нес в руках целый ящик огневиски. Все-таки сегодня было можно. Еще не переодевшиеся Джеймс и Сириус разлили всем и каждому (если всем и каждому, значит первокурсникам в первую очередь) по полстакана огневиски. Бродяга вскочил на стол, торжественно произнося тост во славу своего лучшего друга, а также героя дня, поймавшего снитч. Сохатый хоть и ухахатывался с очень серьезных интонаций Сириуса, все же смотрел на него с благодарностью и с теплом. Тусовка продолжилась, а Ремус поднялся на лестницу, ведущую в сторону спален парней, и облокотился на перила, наблюдая за всем этим действом. Его взгляд упал на Сириуса, который почему-то не пил, хоть и был в прекрасном настроении. Он тоже наблюдал за всеми, держа стакан виски в руках. Рукава его квидичной мантии были закатаны лишь до локтя, но даже сквозь ткань виден рельеф подкаченных рук. Он сидел и держал стакан, положив их на колени, отчего его бицепсы немного округлились, а плечи были опущены, но все равно так натягивали ткань своим объемом, что Рему тут же захотелось дотронуться до них, провести по ним своими ладонями, сжать, потереться… Вот, просто какое-то неожиданное и очень сильное желание. Просто подойти к нему, встать между его ног, убрав алкоголь из рук, и медленным ласкающим движением огладить всю поверхность предплечья… И не только предплечья. Ремусу было не очень хорошо видно на таком расстоянии, но, кажется, на оголенной части рук Сириуса проступали вены. Мерлинова борода… Лунатик, несмотря на то, что немного удивлялся самому себе (он редко позволял себе такие мысли, это же его друг, в конце концов), понял, что всерьез залип. Ну, а как здесь не залипнуть? Ему всегда нравились руки, пальцы, их эстетика и не только эстетика… А у Сириуса они были, безусловно, что надо: и подкаченные бесконечными тренировками; на них был не сильно выделяющийся, как бывает у некоторых людей, но такой великолепный узор вен; а эти пальцы… Да чтоб вас, это же нереальные пальцы. Они совсем не мальчишеские, принадлежащие большинству парней-подростков. Они уже были похожи на взрослую мужскую руку, хоть им и было далеко до мужицкой грубости, которая появляется где-то после двадцати пяти, но для семнадцатилетнего человека, они выглядели так по-взрослому… Такие сильные, обхватывающие стакан… А как они сегодня обхватывали биту! А-а-а, Ремус всегда вспоминает Сириуса на матчах. Он играет за загонщика, и надо признать, это лучшее, что случалось с Лунатиком за всю его жизнь. Как же он бьет по бладжеру, вы бы знали. На это не возможно смотреть и не возбудиться до предела. Рем вообще-то скрывал свою симпатию к нему и не только потому, что тот мог оказаться гомофобом. Да если честно, Рем и сам пока не супер принимал все эти чувства, но это ладно, сейчас не об этом. Факт остается фактом: они есть. Сириус — его друг и к тому же гетеросексуал. Наверное… Нет, точно. Сто процентов. В общем, как бы Лунатик не скрывал все это, но не сидеть на болельщицкой скамье без стояка во время игры их команды, было сверх его возможностей. Это реально была невыполнимая задача! Он пробовал что-то с этим сделать: он вспоминал все самое отвратительное, вспоминал слизняков в рассадах мадам Стебель, вспоминал, как они на Зельеделии резали корнуэльских пикси, он даже в деталях вспоминал, как он обычно превращается во время полнолуния. И возбуждение слегка утихало. Но потом Сириус снова отбивал битой мяч, и Ремус зачарованно смотрел, как в замедленной съемке, на его напрягающиеся мышцы, на округляющиеся бицепсы, плечи, на сжавшиеся пальцы. Рот тут же наполнялся слюной, от неловкости и жара выступала испарина, а внизу живота все сладко стягивало в горячий узел, и член напрягался еще сильнее, чем раньше. Как же бесило быть подростком, да еще и девственником. Рем, конечно, не стремился как можно быстрее заняться сексом с какой-нибудь девушкой, как большинство его сверстников (ага, потому что он мечтал заняться сексом с Сириусом и постоянно дрочил на него). Но все же бесконечная эрекция и мысли лишь об одном знатно подбешивали иногда. Это действительно мешало жить. Вот так просто сидишь на паре, а потом в аудиторию входит опоздавший Бродяга, но не в форменной рубашке, а в белой майке. И все, до свидания, Ремус. Добро пожаловать в туалет, причем, чем быстрее, тем лучше. Невозможно спокойно смотреть на него. Невозможно. Даже полностью в одежде, не говоря уж про эту чертову майку, которая оголяла все, что только можно. Лунатик не мог отвести взгляд от сильных рук, да и от самого Сириуса. Поджарые мышцы перекатывались, напрягались, а вены совсем немного выступали даже на бицепсах. Ремус изо всех сил заставлял себя не думать о том, где еще они выступают. А его лицо, которое, скорее всего, создавалось богами, было чем-то невероятным. Его острые скулы, его брови, его голубые глаза и черные длинные волосы — это убийственное сочетание, просто убийственное. А как он откидывал и зачесывал рукой эти самые волосы — это вообще отдельная песня. На это Ремус мог любоваться бесконечно. Сириус, кстати, не был озабоченным девственником, как все остальные и как Рем. Он вообще был первооткрывателем среди Мародеров. Все они четверо прекрасно знали, что первый раз у него случился в тринадцать лет с пятнадцатилетней девочкой. Можно подумать, что это очень рано, но по Сириусу так не сказать. Он был создан для того, чтобы заниматься сексом. Он сам был сексом. И, конечно, о нем грезила каждая уважающая себя девушка… ну, и Ремус. Он всегда имел успех среди них. Ему даже пару раз подбрасывали Амортенцию, которая срабатывала, и Мародеры вели его к Слизнорту, чтобы тот помог им привести друга в сознание. Не мудрено, Рем и сам бы подбросил этому человеку Амортенцию и наслаждался бы им и его искусственно созданными чувствами. Но он слишком уважал его, чтобы так поступить, да и вообще, это противоречит всем моральным принципам. За всю жизнь у Сириуса было очень много девушек. Он был реально опытным. Рем, правда, не припомнит среди них серьезных отношений, но все же. Поэтому, когда он представлял, что тот умеет… Мерлин, сейчас опять встанет. И вообще, что это еще за мысли? Короче, Сириус, как явление был шикарен. Просто великолепен. И сейчас он поймал взгляд Ремуса и улыбнулся ему краем губ. Тот сейчас не упал в обморок от этой улыбки только потому, что видел ее каждый день очень много раз. Но все же это было лучшее, что можно увидеть в этой жизни. Даже лучше потрясающих рук. Эти губы, так искренне улыбающиеся ему. Только ему, Ремусу. Взгляд Сириуса изменился: теперь он смотрел на Лунатика с интересом, с легкой ухмылочкой и с какой-то загадкой. Он, наверное, заметил, как тот на него пялится. «Еще бы не заметить, Ремус, конечно, он же не слепой! Ты давай еще пойди запрыгни на него при всех! Скрывает он", — с самоукором подумал он. Бродяга встал с краешка стола, на котором он сидел, поставил огневиски и направился к лестнице в его сторону. Он вбежал по ней мгновенно, перепрыгивая через две ступеньки и приземлился рядом с ним, немного толкая его в бок и касаясь своей рукой его руки. — Рем, ты чего это не в центре событий? — шутливо ухмыльнулся он. Мерлин, эта ухмылка заставляла подкашиваться ноги и мечтать зацеловать ее. Конечно, он знал, чего это он не в центре событий. Ремус всегда был не самым компанейским, а тем более тогда, когда все вокруг начинали какое-то массовое действо. И Сириус это прекрасно понимал. Это просто была его игра. — Легкая социофобия, — пояснил Ремус, заглянув ему в глаза и тут же пожалев об этом, потому что сердечко сделало сальто. Все, пора завязывать с Сириусом Блэком. Так можно дойти до психотделения в св. Мунго. — Первые симптомы? — уточнил Бродяга и откинул волосы с лица. Какой же красивый, черт. — Начальные. Давно уже не первые. Он залип. Залип Ремус. «Хватит так смотреть на него, идиот. Ты что, вообще уже не можешь себя контролировать?» — судорожно думал он. Перестать рассматривать Сириуса получилось, и Рем отвел взгляд, но перед этим коротко посмотрев на его губы и тут же возненавидев себя за это. А Бродяга, кажется, это заметил. Но отреагировал очень странно: посмотрел еще пристальнее, улыбнулся и на секунду опустил глаза. — Хорошая была игра сегодня. Прям сложная, — сказал Ремус, пытаясь не молчать рядом с ним, чтобы окончательно не выдать себя с головой. — Да, — активно согласился Сириус, — Я даже пару раз думал, что все. Мы просрали эту жизнь. Спасибо Сохатому, он все вывез. — Да вы все молодцы. Игра же была неравная. — Ты, кстати, видел, как я отбил бладжер перед носом у Дейва? — спросил Сириус и его глаза загорелись. Еще немного, и Рема придется хоронить заживо, какой же он… Бродяга коротко лизнул губы (свои, к сожалению), а Ремус уплыл окончательно. У него сбилось дыхание, а в паху слабо, но очень сладко потянуло. ТОЛЬКО НЕ СЕЙЧАС. — Да! — сказал он, — Это было вообще… — Главное, чтобы Розье не сильно расстроился, — рассудил Бродяга, — А то опять раздаст пиздов Хвосту… — Это был все-таки он? — Неделю назад Питера нехило так избили. Именно избили, а не сделали что-нибудь магией. Его было безумно жаль, он же не мог противостоять из-за своей слабой физической подготовки. В отличие от Сириуса с Джеймсом — они бы слегкостью раздавили этого Розье по одиночке. Но на них он почему-то не нападал. — Нет, ну а кто еще? Не Нюниус же, — усмехнулся Сириус, смотря на беснующихся и празднующих гриффиндорцев. Так. Рему надо отойти в комнату и успокоиться. Да, его всегда тянуло к Сириусу со страшной силой, но сейчас это притяжение вообще перешло всякие границы. Ему просто ужасающе хотелось коснуться его, прижаться к нему как можно ближе и сильнее, целовать его до потери пульса, а потом наконец-таки сделать то, чего он так страстно и стыдливо желает. — Ну да, — отозвался Лунатик, изображая задумчивость. — Я сейчас. Он огромным усилием воли заставил себя отойти от Бродяги и прошмыгнуть по коридору в спальню. Тот обернулся, но Ремус его лица уже не видел. Все. Можно спокойно выдохнуть. Он сполз по стене рядом с дверью на пол. Это больше невозможно выносить. В ширинке стало тесно от одного его взгляда. Они же видят друг друга каждый день! Как вообще возможно так сохнуть по человеку и так хотеть его? Тем более он парень. Рем вцепился руками в волосы и уткнулся лицом в ладони. Да, он еще не пережил свой кризис ориентации. Он вообще хотел бы, чтобы никакой ориентации не было, чтобы не было этих проблем. А он всего лишь бисексуал. Как вообще живется геям? Справа от Ремуса неожиданно распахнулась дверь, и в спальню заглянул Сириус. Да что ж такое. — Лунатик? Ты здесь? — встревоженно позвал он. Лунатик не сообразил своей дурной головой, что надо бы помалкивать, и Бродяга не заметит его за дверью. Но нет, как только он услышал этот бархатистый низкий взрослый голос с хрипотцой, он тут же откликнулся. — Ага. Сириус заглянул за дверь и увидал Ремуса. Его лицо было таким взволнованным, что у Рема сердце закололо от нежности. Даже несмотря на то, что он волнуется за него лишь как за друга. Оставалось молиться, чтобы щеки и уши не залились краской. — Что с тобой? — спросил Бродяга, на этот раз серьезно, не как на лестнице. Рем промолчал, опустив голову. — Ремус? — еще раз позвал он. А Ремус в это время пытался придумать любое оправдание. В голову, как на зло, ничего не шло. Он встал с пола и, обходя Сириуса подошел к двери. — Да ничего, не обращай внимания, все в порядке, — как можно небрежнее отмахнулся Лунатик и собрался вылететь из спальни. Но как только он подался в сторону, к выходу, великолепная рука Сириуса прегородила ему путь, уперевшись в дверной проем. У Рема в горле тут же пересохло, и он, опустив голову, встретился глазами с его венами, не в силах отвести взгляд. Только спустя несколько секунд абсолютно сбитого дыхания, он осмелился посмотреть на Сириуса. Тот глядел на него сверху вниз. На его лице все еще читалось беспокойство, но теперь вернулась прежняя загадочность. И стоял он очень близко. Невозможно близко. Нужно запретить законом подходить к людям ближе, чем на два фута. До дрожи хотелось прикоснуться к нему. Бродяга выдержал паузу, поняв, что Ремус ничего внятного ему не скажет. — Рем, — хрипло и тихо сказал он, а по телу Лунатика понесся табун сумасшедших мурашек, жар прилил к ушам, дыхание сбилось еще сильнее, рот наполнился слюной, узел внизу живота стал совсем тугим, а член тут же начал напрягаться, наливаясь кровью. Он тупо пялился на него, пока тот стоял так близко к нему, а рука, прегорождающая путь, касалась талии Рема. Тот забыл, что не дышал уже несколько секунд, и максимально незаметно, но судорожно выдохнул. — Что, — также тихо и каким-то не своим голосом спросил он. Сириус посмотрел на его губы. Сердце Рема сделало четверной аксель. Сириус Блэк. Просто стоял. И смотрел на губы Ремуса. При этом приоткрыв рот. Его собственные губы блестели и изо всех сил провоцировали прихватить их своими. Это уже что-то за гранью фантастики. Лунатик чувствовал его горячее дыхание у своей скулы. Бродяга заглянул ему в глаза исподлобья. — Можно поцеловать тебя? Что. У Рема все. Все. Это конец. Это инфаркт. Стоп, а может ему просто послышалось? Насколько мы сейчас узнали, его больная фантазия может и не такое выдать, поэтому… — Что? Сириус, что ты… — пролепетал он, когда тот приблизился к нему еще сильнее и задышал уже не в скулу, а в губы. Взгляд голубых глаз был совсем туманным, веки наполовину прикрыты, а из груди вырывалось глубокое и, как будто, тяжелое дыхание. Между ними оставались жалкие дюймы. Вот же Мерлин. Рем понял, в чем дело. А если он стебется? Он же у нас тот еще приколист. С такой серьезной физиономией будет ржать над тобой, что поверишь каждому его слову и поведешься. Блять, точно… Он шутит. Да что же это… — Ты надо мной издеваешься? — тихо, мягко и хрипло спросил Ремус. Сириус изменился в лице и посмотрел на него как Слизнорт, узнавший, что его ученики на контрольной по теории все списали. — Что? — Ты лучше так не шути, — пояснил он. Спустя небольшую паузу, недоуменный взгляд Бродяги сменился усмешкой, но от Лунатика он не отстранился. — Дурачок ты, Лунатик. Ну кто шутит с такими вещами? Его голос прозвучал так сексуально, что Ремус отказывался дальше во всем этом учавствовать. Можно как-нибудь сохраниться и выйти с Земли? — Ты? — неуверенно предположил он. Сириус цокнул и на мгновение отвернулся тот него. Не успел Рем разочарованно выдохнуть и проклясть себя, как он снова приблизился к его лицу. Снова это дыхание в губы. Эти нереальные глаза и скулы, а его губы… Это пытка какая-то. — Я не шучу, — сказал Бродяга серьезно и заглянул ему в глаза. Да, Ремусу не показалось, его взгляд действительно был туманным, плохо сфокусированным и… желающим? Так нельзя, Сириус. Нельзя так смотреть на людей, нельзя. — Можно? — повторил он свой вопрос и перевел глаза на губы напротив. Ремус был крайне удивлен тому, что до сих пор еще не потерял сознание. Он, задержав весь воздух в легких, как будто бы боясь спугнуть, неверяще смотрел на друга. Но Сириус не действовал. Он нависал над Ремом, готовый наброситься, но ничего не делал. Он ждал, пока тот разрешит. От осознания этого все внутренности наполнились теплом. Этот человек еще прекраснее, чем Ремус думал. — Да, — выдохнул он, и парень мгновенно прильнул к его губам, сразу прихватывая нижнюю и мягко посасывая. Земля ушла у Лунатика из-под ног. Хорошо бы начать отвечать, но он просто стоял, расслабив губы и совершая ими едва заметные движения, в такт Сириусу. А тот целовал очень нежно. Так нежно, что в груди щемило. И он боялся спугнуть Рема, но своим обычным напором. Он даже не вцепился в него обеими руками (чего Ремус хотел больше всего на свете), а лишь легко касался его талии. У Рема в голове били барабаны. Они целуются. Они. Целуются. Сириус целует его в губы, причем делает это так ловко и умело, но при этом так мягко и нежно, что хочется упасть на пол и зарыдать, а потом заобнимать этого песика. Тот вбирал в себя нижнюю губу Рема, слегка прикусив ее и отстранившись. Лунатик с трудом пришел в чувство и открыл глаза, завороженно глядя на Сириуса. Тот тоже открыл глаза. Они стали еще туманнее, чем были. Этот первый поцелуй был таким первым. Сириус приподнял краешек губ в улыбке и коснулся лица Ремуса, проводя пальцами от подбородка до волос на затылке. По шее тут же побежали мурашки и глаза невольно совершили попытку закатиться. Ему удалось это предотвратить, и в итоге он просто слегка прикрыл веки, устремляя невидящий взгляд сквозь Сириуса. Тот заметил это и уже полноценно улыбнулся, выдыхая ему в губы. — Как же ты на меня реагируешь… — совсем хрипло сказал Бродяга. Рем одновременно завелся и засмущался. — Я это не специально, — пожал плечами он, чувствуя как к щекам и к ушам приливает кровь. Он удивился, что она еще может куда-либо приливать, потому что, казалось, что она вся была в его члене. Он был уже твердым, практически полностью стоял, а ведь они всего лишь поцеловались. — Это же самое охуительное, — прошептал Сириус. Ноги Ремуса дрожали и подкашивались, он в любую секунду был готов упасть в его объятия. — Прошу тебя, не стесняйся этого. Мне так это нравится, ты бы знал, — продолжил он, и Ремус судорожно выдохнул. — Я вижу, как ты на меня смотришь. Что же ты молчишь все время? Боишься меня что ли? — Не то, чтобы боюсь… — замялся Рем, переваривая его слова. Так, Сириусу нравится, как он течет перед ним, и он видит, как тот на него смотрит. Он что все знает? Он догадался (конечно, блин, это же очевидно)? И почему они вообще только что поцеловались? Сириусу нравятся и парни тоже? — Пожалуйста, расслабься, малыш, — сладко сказал он, видимо, решив этим обращением добить Ремуса окончательно, — Я же тебя не покусаю. Нет, если хочешь, то покусаю, конечно. Рему это действительно помогло немного расслабиться, потому что Сириус явно его не осуждает, да еще и активно ему «содействует». Но после этих слов засмущался еще больше, еще сильнее покраснел, а сердечко, которое уже извелось за последние минуты, забилось, как после марафона. Что значит покусаю? — Я стараюсь. — У тебя уши красные, — выдохнул Сириус, улыбаясь и снова приближаясь к Ремусу. На этот раз Лунатик сам впился в его губы, прихватив их своими, огладив его руки в квиддичной форме и задержавшись на плечах. Бродяга одной рукой подхватил его талию, спускаясь по пояснице, но не заходя ниже, а второй сжимая и оттягивая волосы на его затылке. Он позволил Ремусу немного повести, подстраиваясь под него и его суетливый взволнованный ритм поцелуев. Рем целовал рвано и не так умело, как он, но со всей страстью, что была внутри него, надеясь, что это не слишком плохо и что Сириусу нравится. Но потом издал сдавленный стон, когда Бродяга снова прикусил его губу. Он не хотел быть таким несдержанным (хоть это и не удивительно, потому что член уже во всю требовал внимания) и тут же укорил себя за это. Но «друг» чертовски сладко замычал в ответ. Да, кажется это его возбуждало еще больше. Он тут же набросился на Рема в полную силу, жадно целуя и сминая губы, углубляя поцелуй и пробираясь языком ему в рот. Рем испугался, что зальет его слюной, которую он на него пускает. Но все получалось само собой. Сириус горячо выцеловывал его губы до припухлостей и засосов, двигал языком, сплетая его с языком Ремуса, и проходился своими потрясающими руками по всему его телу, больше не останавливая себя. От осознания того, что они его трогают, лапают и сжимают задницу, гладят бока, живот и грудь (цепляя соски), Рему чуть плохо не стало. Ощущение реальности испарилось, остались только эти великолепные руки, губы и шальной язык. Ремус старался отвечать, не сдаваясь под напористыми поцелуями Сириуса, и гладил и лапал его также, как и он — везде, где только можно. Когда он провел ладонью и сжал его задницу, забыв остановить себя, и Бродяга испустил судорожный вздох- полустон, ему выбило пробки: возбуждение стрельнуло в паху, член начал ныть, требуя внимания (чертов подростковый возраст, как бы не кончить от этого всего прямо в штаны), а ноги окончательно ослабли и подкосились. Он чуть споткнулся, падая в обьятия Сириуса, как он и мечтал. Тот прижал его к себе максимально близко, обнимая за спину и продолжая жарко целовать. Так близко, как сейчас было физически необходимо. Как можно ближе… Теперь они соприкасались грудными клетками, животами, передними поверхностями бедер и, — о Мерлин, помоги, — стояками. Да, о ширинку Ремуса терся горячий твердый внушительный бугор в штанах Сириуса. Черт, он точно этого не вынесет. Ремус позорно по-девственному обкончается, не успев заняться сексом, а он, по всей видимости, назревал. Сириус схватил его за ягодицу и силой вжал его бедра в свои, чтобы тот не уходил, когда они соприкасались. Он потерся членом о член Ремуса через ткань квиддичных штанов, имитируя бедрами половой акт. Нет, так Рем точно обкончается. Почувствовав, что Лунатик совсем размяк, Бродяга повел его к ближайшей кровати, практически неся на руках. Они целовались как сумасшедшие и не могли даже лечь, не оторвавшись друг от друга. Ремусу было плохо-хорошо. Так бывает? Что вообще происходит? Как это все случилось? Насрать, сейчас не до этого. Сириус обхватил губами язык Рема и начал насаживаться и сосать его. Это невозможно. Это просто невозможно. Лунатик стоял, открыв рот, и постанывал от действий этого нереального человека. Он хочет довести его, да (лучше бы конечно до оргазма... до него, кстати, осталось не так уж долго)? Сириус двигал головой, горячо, пошло и не стесняясь насаживался на его язык, всасывал его в свой рот. У Ремуса снова подкосились ноги, и он свалился на кровать, возбужденный, растрепанный, покрасневший и помятый. С диким взглядом чудовищного желания, Сириус набросился на него сверху, хватаясь ладонями за бедра, разводя их в стороны, ложась между его ног, снова упираясь пахом в его ширинку и продолжая ненасытно целовать его уже побаливающие губы. Ремус не мог ничего делать. Он просто расплавился в этих опытных руках, и все, что ему осталось, это обхватить Сириуса за поясницу ногами, перед этим сбрасывая обувь и носки, и скрестить их, прижимая горячее тело парня еще ближе к себе и чувствуя его возбуждение своим. Это какая-то сказка. Так хорошо Рему еще никогда не было, он просто откинул голову на подушку, подставляя шею Сириусу и мыча от невообразимого удовольствия от соприкосновений, сдерживаясь из последних сил, чтобы не начать стонать в полный голос. И вдруг его осенило. Он притормозил Бродягу, приготовившегося налететь на его шею своими до одури жаркими шикарными губами. — Сириус, подожди… — с трудом выдал он, отстраняя его и кладя руку на его шею, чтобы не слишком отдаляться. Тот одной рукой держал Рема за бедро, закинутое ему за спину, а второй за предплечье, чтобы наконец наброситься целовать шею. — Что такое? — спросил он, сфокусировав взгляд и сделавшись взволнованным, — Ты передумал? Если хочешь, мы можем притормозить… — Нет-нет, — остановил его Лунатик, — Я не передумал, ни в коем случае. — А что такое? Сириус смотрел своими голубыми глазами так встревоженно, с такой нежностью и заботой, что хотелось просто сложить все свои полномочия. Рем только сейчас смог нормально рассмотреть его лицо с тех пор, как они поцеловались… Мерлин мой… Его черные волосы растрепались и беспорядочно падали на лицо. Небесно-голубые у глаза потемнели и возбужденно блестели, а зрачки расширились. Его нереальные губы сильно порозовели и опухли — они были зацелованы Ремусом. На щеках выступал румянец, а на висках легкая испарина. Несмотря на свою взволнованность, он смотрел из-под томно полуприкрытых век, обрамленных темными ресницами. Он глубоко и загнанно дышал, пытаясь прийти к ровному ритму, но тщетно, потому что возбуждение никуда не изчезало. — А если кто-то зайдет? Или нас услышат? — спросил Рем. Сириус вздохнул, уткнувшись носом и губами в его скулу. — Ну вот кто сейчас сюда зайдет, а, Рем? В самый разгар-то празднования, — ответил он ему в щеку. — Да кто угодно… И вообще, нас реально могут услышать! — тревожно, но негромко воскликнул он. Сириус немного отстранился от него, достал заткнутую за пояс волшебную палочку и наложил заглушающие чары. Ремус закрыл рукой лицо и провел ей по волосам. — Ну чего ты? — нежно и хрипло спросил Сириус. — Волнуешься? Он поглаживал его по бедру, пытаясь успокоить и приласкать. А тот буквально «задыхался от нежности». — Ну, конечно, я волнуюсь, — тихо ответил Рем, пряча взгляд и поджимая губы. Сириус провел пальцами по его подбородку и приподнял лицо в свою сторону. — Хватит переживать, Лунатик. Все хорошо. Ты же хочешь? — Конечно, — выдохнул он. — Ну вот. Тогда заканчивай нервничать. Никто сюда заходить не собирается. А даже если зайдет, это точно будет кто-то из наших, а они поймут. Ремус молча кивнул, а Сириус, все еще держа его за подбородок, обвел большим пальцем его губы, остановившись на нижней и оттянув ее. Безумно захотелось вобрать этот великолепный палец в рот. — И перестань зажиматься и стесняться. Я так хочу услышать, как ты стонешь. Ты такой отзывчивый… Я хочу, чтобы ты позволил себе все это, чтобы ты раскрепостился. От этого шепота и от слов, сказанных этим невероятным голосом, ушла вся тревога и волнение. Место осталось только возбуждению и желанию. А когда Сириус сказал про стоны, Рем рвано выдохнул. Бродяга прильнул к его щеке, долго целуя ее и спускаясь к шее, которую Ремус снова оставил в его распоряжении. — Ты такой красивый, Рем. Такой горячий, возбужденный. К щекам Лунатика со страшной силой прилила кровь. А в паху в который раз сладко потянуло. Ему так понравились его слова… Странно, ведь он совсем не считал себя красивым. — Мне безумно нравится, как ты смущаешься, но еще больше я хочу, чтобы ты расслабился. А то ведь потом может быть больно… Рем не успел подумать о том, что он имел ввиду, как Сириус спустился поцелуями к шее, попутно прошептав: — Засосы? — Да, конечно, — практически умоляюще прошептал Ремус (если что, он знает заклинание, избавляющее от синяков, ссадин и т.п.) и не узнал свой голос: он стал выше, а сквозь него прорывались вздохи. А Сириус впивался губами в его кожу везде. Он втягивал ее в себя, покусывал, посасывал и зализывал лиловые подтеки, целуя их, как будто извиняясь. Бродяга, оттягивая ворот футболки Рема, уже ближе к ключицам глубоко втянул в себя чувствительную кожу, а рукой провел у того между ног, оглаживая и сжимая твердый член. — Аа-а-ах... — первый раз громко и несдержанно простонал Лунатик, прогибаясь в спине навстречу губам Сириуса. — Ммм… — сладко отозвался тот, еще сильнее распаляясь этой реакцией, которую Рем потихоньку переставал сдерживать, — Охуенно… Умничка, стони еще, пожалуйста… Лунатика почему-то безумно это заводило. И реакция Сириуса, и то, как тот похвалил его. У него аж глаза закатились. Странно, он никогда раньше не замечал за собой ничего подобного. Вдруг, они поняли, что им чертовски мешает одежда. Сириус начал голодно стягивать с Ремуса футболку, потом брюки, оставляя его в одних боксерах, а тот расстегнул мантию Бродяги и попытался стащить с него тренировочную кофту. Бродяга помог ему в этом, и взгляду Ремуса открылся охуительный торс. Мерлин. Он был не в состоянии перестать рассматривать и пускать слюни на эти мужские поджарые мышцы груди и пресса. И руки. Рельефные руки. Сириус поймал взгляд Рема и облизал губы, лукаво ухмыляясь и в ответ смотря на его голое тело. А ведь Лунатик был далеко не так красив, как Сириус. И у него не было такого торса… Он был просто худой, с немного проступающими грудными мышцами, и с некоторым количеством шрамов. Ну почему он не такой красивый? Почему Сириусу сейчас приходится видеть это? — Очень красивый, — искренне признался Бродяга, оглаживая Рема своими ладонями от ключиц, до низа живота, проводясь рукой через ткань боксеров по члену, который давно уже начал сочиться смазкой, — Твою мать, как ты течешь… Он снова провел по нему рукой туда-сюда, задержавшись большим пальцем на головке и легонько нажав на нее, отчего Рем испустил жалобный стон. Сириус тут же вновь набросился на него, влажно и жарко целуя, оглаживая все тело, покусывая и посасывая соски и дразня член через ткань. Этого было и так мало, и так много. Ремус понимал, что он долго не протянет (если честно, он уже сейчас будет готов кончить), но хотелось всего и как можно больше и дольше. Он стонал протяжно и сладко, прогибаясь под Сириусом. Тут, он вспомнил, что хотел сделать, и решил, что сейчас для этого самое время. Он схватил его за запястье руки, которая щипала и оттягивала его сосок, и поднес к губам. — Оо-охх… — выдохнул Сириус, когда Рем вобрал в рот его указательный и средний пальцы и насадился на них так глубоко, насколько мог. Как же Рем обожает эти пальцы и эти руки… Реакция парня возбудила еще больше и предала уверенности. Теперь он, не стесняясь, порнушно сосал его пальцы, изображал минет, двигая головой и чувствуя подступление оргазма. Так, стоп, куда, ЕЩЕ РАНО. Сириус удивленно, но завороженно смотрел на него, не моргая, закусывая губы и неровно дыша. А потом начал потираться членом о его промежность, все еще через ткань. Ремус схватил его за крепкое плечо и впился в него ногтями, тут же выпустив изо рта пальцы и немного отстраняясь. — Ты чего? — не понял Бродяга, снова смотря на него взволнованно, — Что-то не так? — Не-е-ет, просто… — Он смутился, поняв, что заставил его думать, что ему не нравится. — Я чуть не кончил. — А, ну тогда, другое дело, — сказал Сириус, прикусив опухшую губу. — Сейчас, подожди. Он потянулся к комоду за палочкой. Рем внимательно наблюдал за ним и искренне не понимал, что он собирается сделать. — Это твой первый раз? — спросил Бродяга. — Да, — смущенно выдохнул Ремус, кивая. Тот прильнул к его животу, мягко и легко целуя и спускаясь ниже. Лунатик напрягся и начал представлять все самое худшее и противное, что только можно представить. Но помогало не очень. Сириус подцепил резинку боксеров и стянул их с него, смотря на его колом стоящий член с влажной от естественной смазки головкой. Его глаза расширились и стали совсем хищными. Ремус уже физически не мог стесняться, у него перехватило дыхание, когда парень уже собирался обхватить губами головку. Он приготовился к оргазму, который был совсем близко. Но Сириус остановил себя, взял палочку и поднес к члену Рема, приподнимая его аккуратным движением. А тот был готов сойти с ума, потому что великолепная рука Сириуса сейчас была на его члене… Бродяга прошептал заклинание, и Рем почувствовал, как тугие кольца овили его у основания и у уздечки. Ремус немного сжался и жалобно и тонко застонал, потому что Сириус нетерпеливо вобрал его член в рот, насадился до основания и выпустил изо рта с громким и пошлым звуком. Лунатик задрожал от нереального удовольствия. Он чувствовал оргазм совсем близко, но кончить не получалось от заклинания Сириуса. Выгибая поясницу, максимально раздвинув ноги и громко стоная, Ремус лежал на кровати и пытался научиться дышать заново. Не получалось. Кажется, Сириус делал это не в первый раз: его голова ритмично двигалась по до предела возбужденному органу. Рот на члене ощущался так хорошо, что хотелось умереть от экстаза. Такой горячий, влажный. Мягкие губы, обхватывающие со всех сторон. И горло, пропускающее в себя. Бродяга с хлюпом выпустил член изо рта, а потом, собрав слюну во рту, сплюнул на ноющую головку. Рема подбросило и обдало жаром. Очень хотелось кончить, но гораздо больше хотелось насладиться Сириусом максимально, насколько это возможно. Тот снова отстранился и посмотрел на Лунатика рассеянно, облизывая губы: — Малыш? — Ммм… — полустоном ответил Рем. Мерлин, он снова его так назвал. — Ты хочешь кончить так, или сделаем все как следует? — очень хрипло спросил он. — Трахни меня, Сириус, пожалуйста, я так тебя хочу… — горячо зашептал он, забыв обо всем стеснении и волнении. Не было больше мыслей в голове. Ему хотелось его до темноты в глазах. Если они сейчас не займутся сексом, он, вероятно, сбросится с астрономической башни. — Малыш… — низко и жарко бросил Бродяга перед тем, как рвануть его тело под себя и резким движением перевернуть на живот. Ремус испустил жалобный писк, безуспешно пытаясь отдышаться. Сириус хлопнул его ладонью по заднице, и он вскрикнул. Все тело насквозь пробило мурашками и очередной волной возбуждения. — Какой же ты охуенный, — прошептал Бродяга, и от его голоса стало еще хуже (лучше). — Повтори еще раз, что ты сказал. Ремус сглотнул и захныкал. — Малыш, давай же. — Я пиздецки хочу тебя… Возьми меня. Пожалуйста… — Да-а… — простонал Сириус ему на ухо, а он ответил вырвавшимся из груди мычанием в постельное белье. Он услышал, как парень быстро снимает свои боксеры и использует какое-то заклинание. Его орган шлепнул по животу. Мерлин. Нужно обязательно увидеть его член, иначе все это зря. Жизненно необходимо посмотреть на него. Ремус выгнулся, оборачиваясь. И он однозначно кончил бы, если бы не кольца. Он был больше и толще, чем у него (при том, что у него вовсе не маленький), ровный, обрезанный, с редкими венками и оголенной блестящей от смазки розовеющей головкой. Красивый. Он стоял не слабее, чем у Ремуса. Это незаконно. Это слишком на сегодня. Все это уже зашкаливает. Оргазм был готов вырваться наружу без стимуляции. Но кончить не давали кольца, Мерлин их забери. Хотя нет, хорошо, что они есть. Рем хочет Сириуса всего. Полностью. Объект всех его мечтаний сейчас размеренно надрачивал себе, видимо тоже пытаясь прийти в чувство. И это было лучшее, что Рем когда-либо видел в своей жизни. Он был раскрасневшийся и немного взмокший, волосы растрепаны. Потрясающая рука так хорошо двигалась по члену. Невозможный. — Нравится? — спросил он, закусывая губу и глядя на Ремуса и на его реакцию. Как он на него смотрел… Дразняще, соблазняюще, так страстно и так откровенно… У Лунатика сносило крышу. — Очень, — признался он дрогнувшим голосом. Сириус наклонился к нему и утянул в сладкий и чувственный поцелуй, зарываясь рукой в его волосы. Глубокий поцелуй, влажный. Потом отстранился и отвернул Рема от себя, оглаживая его спину и резко хлопая ладонью по заднице. Рем вскрикнул, а тело пронзило мурашками и новой волной возбуждения. Очень хотелось кончить, но пока это можно было хоть как-то стерпеть. — Такой охуенный, — прошептал Сириус, целуя его спину, и снова шлепнул, — Такой красивый. Он огладил ягодицы, и Ремус приготовился к тому, что он еще раз его шлепнет (почему-то ему безумно это понравилось). Но Бродяга раздвинул их в стороны, продолжая гладить и поцеловал одну. Лунатик всхлипнул. Сириус наклонился к ягодицам, еще сильнее разводя их и, о Мерлин, широко лизнул. У Рема вырвался несдержанный стон, его подбросило до небес. Сириус, оценив его реакцию, поцеловал между ягодиц. И снова широко и медленно лизнул, а потом начал оглаживать и ласкать языком сжатое узкое колечко мышц. Ремус больше не мог этого выносить. Сишком хорошо. Слишком правильно. Все что он мог — это захлебываться воздухом и постанывать. Снова шлепок. Его снова выгнуло, прямо под горячий ловкий язык и губы Сириуса. — Это чтобы ты не зажимался, — объяснил он, на секунду отвлекаясь от своего занятия. Но тут же снова припал губами, влажно целуя, проникая языком внутрь. Ремус издал сладкий, сдавленный гортанный стон. — Как же ты стонешь… — прошептал Бродяга ему в сфинктер, продолжая — то мелко работать языком, то просовывать его в Рема. Тот больше не мог. Это слишком. Это переизбыток всего. — Сириус, пожалуйста… — взмолился он так жалобно, что парень успокаивающе погладил его по ягодице. — Сейчас, потерпи немного. Он продолжил запускать язык, теперь делая это ритмично. Рем рвано и тихо стонал в такт этим движениям. Сириус снова пробормотал заклинание, направив палочку в Ремуса. Тот почувствовал прохладную смазку, приятно контрастирующую с горячим языком. Бродяга растер ее пальцем, проникая внутрь наполовину. Лунатик выгнулся и подставился под палец. Дискомфорта он не ощущал из-за большого количества смазки и из-за того, как он сильно хотел, чтобы Сириус уже заменил пальцы кое-чем другим. Но тот не спешил. Он, убедившись, что палец хорошо проходит, осторожно добавил второй, наблюдая за реакцией Ремуса. А вот теперь стало больно, не смотря на смазку. Он зашипел и дернулся. — Тише-тише, малыш. Больно? — Немного, — скривился Рем, утыкаясь лицом в подушку. — Прости, — виновато сказал Сириус, начав зацеловывать его ягодицы и снова проходиться языком по ложбинке. Снова стало слишком хорошо. И Бродяга снова начал вводить сначала один палец, а потом очень медленно добавляя второй. Рем привык и уже практически сам насаживался на великолепные пальцы. Твою мать, Сириус трахает его своими пальцами. Его захлестнуло волной удовольствия и жара, он был готов кончить. Но было слишком рано, да и кольца не давали этого сделать. Бродяга, попутно помогая языком между двух пальцев, аккуратно ввел третий, мучительно медленным движением. Все, Ремус больше не мог. — Сириус, пожалуйста, мне очень надо кончить… пожалуйста, возьми меня… — лепетал он. — Еще пока рано, солнце. Потерпи еще немного. Лунатик, как мог, потерпел еще немного, хотя это было практически невозможно. Он более-менее свободно принимал три пальца в себя. Сириус вытащил их и в очередной раз прошептал заклинание. Он перевернул Рема, не способного уже шевелиться, распаленного больше, чем это вообще возможно. Рем смотрел на Сириуса умоляюще. — Пожалуйста… Сириус коротко поцеловал его в губы и лег на него сверху, раскатывая наколдованный презерватив по великолепному члену. — Если будет больно — сразу говори, — низко, приказным тоном сказал он. Ремус активно закивал, прикрывая глаза. Бродяга приставил головку ко входу и медленно вошел в Рема на всю длину, утыкаясь ему в шею, пестрящую засосами. Лунатик высоко простонал, ощутив в себе его объем и привыкая к заполненности. Сириус тяжело выдохнул, и он почувствовал его горячее дыхание на своей коже. Бродяга медленно вышел и снова медленно вошел, немного меняя угол. Ремус подавился воздухом, а он начал ритмичные движения бедрами, немного меняя направление, чтобы найти простату. Вдруг, Ремуса пронзило таким немыслимым удовольствием, что он подумал, что умер и очутился в раю. Острое удовольствие прострелило его, он громко гортанно простонал и выгнулся навстречу Сириусу, пытаясь самому насадиться на его член. Тот, в ответ на это довольно и сладко замычал, продолжая двигаться по этим же углом, оглаживая тело под собой и придерживая ноги. Рем просто стонал и выгибался. Это было все, на что он был способен. Большой член двигался внутри него, но боли не было, было только возбуждение и невообразмое удовольствие. Сириус тяжело дышал и постанывал у него над ухом, ускоряя темп. Ремус потерял здравый рассудок, одной рукой обняв его за шею и гладя по спине, а второй бесстыдно лапая его руку: и плечо, и бицепс, и вены ближе к запястью. Сириус еще сильнее ускорился, и у Ремуса потемнело в глазах. Он уже не стонал, он просто кричал, цепляясь за все, что попадалось под руку. — Сириус! Аа-а-ах! О-о-о… я больше не могу-у-у… Пожалуйста! Бродяга, сам тоже уже на грани, зашептал: — Конечно, малыш, сейчас. Хочешь кончить вместе? Ремус откровенно простонал свой положительный ответ. Сириус не стал больше его мучать, тут же схватил палочку, направил ее ему на член, убрал кольца и отбросил ее. Двух резких толчков по простате хватило Ремусу, чтобы волна немыслимого экстаза пробила его так глубоко и так сильно, что в глазах стало совсем темно, мозг отказался работать, все тело сладко и мучительно задрожало. Он обильно излился, но уже не видел куда, от жара охватившего его со всех сторон. — Ремус? Алло? Что с тобой? — кричал ему Сириус, и Рем открыл глаза. Он почувствовал в боксерах вязкую горячую жидкость и увидел Сириуса, нависшего над ним и пытающегося стянуть с него одеяло. Он не понял, что произошло. Он кончил… Они занимались сексом только что… Сириус вбивался в него, мыча от удовольствия. Но сейчас он был полностью одет, причем в ту самую квиддичную форму, и смотрел на него с недоумением и возмущением. — Ты заболел что ли, Лунатик? Полнолуние же, вроде, еще не скоро, — просил у него он. — Нет. Я встаю, — ответил Ремус, отводя взгляд от Сириуса и удивляясь своим словам. Что значит встаю? Твою ж мать. — Ну ты давай, ускоряйся, — предупреждающе сказал Сириус, — Проспишь же весь матч. Матч. Это был сон. Сон. Он только что понял, что накончал себе в трусы, потому что ему приснилось, как он трахается с Сириусом. ТВОЮ МАТЬ. Нет, ему, безусловно, очень нравился Сириус и не только как человек. Даже далеко не только, как друг. И пару раз думал о нем в ванной... когда мастурбировал… Но чтобы такие сны. Мерлин. Такого еще не было. Тут же стало чудовищно стыдно. Как он после этого будет общаться с Сириусом? — Бегу, — ответил он Бродяге, сделав вид, что отвернулся и начал одеваться. — Быстрей, — сказал Сириус напоследок и выбежал из спальни. Да-а, Ремус, хоть и чувствовал, что точно никогда больше не сможет смотреть в глаза Сириусу как раньше, и был в полнейшем шоке от того, что может выдать его фантазия, готов был проспать каждый чертов матч и каждую мерлинову пару, чтобы ему хоть раз приснилось что-нибудь подобное.