Университет в Королевской Гавани

      Маргери обожала весну. Весна пахла свежестью, но не колючей, как зимой, когда все вокруг стынет от её дыхания и покрывается колкой коркой, а мягкой, сладковатой, ласкающей своим теплом и медовой прохладой не только тело, но и душу.       Ее любимый месяц — май. С ароматом свежей, молодой растущей травы, с опьяняющим запахом древесных почек, с ласковым и горячим солнцем, жар которого похож по своему влиянию на пар в турецкой бане, где тепло не сухо жжёт тебя, как огонь, а как вода — обволакивает. Май пах для неё тёплой, свежеиспеченной булочкой с абрикосовым джемом и маком, терпким дорнийским вином из тёмных холодных погребов бабушки Оленны, очаровательными маргаритками, которые росли у Маргери на балконе под нежными солнечными лучами.       Весенние месяцы в университете — самые мучительные и сладкие: Тирелл хотелось постоянно гулять в парке, где на зеркальной поверхности небольшого пруда плавали очаровательные утки с глухим недовольным кряканьем, хотелось постоянно быть снаружи, чувствовать дикий пульс мира, прикасаясь к молодым деревьям. Она хотела бесконечно гулять, двигаться вместе с весенней живительной силой, но университет, с каждым днем нагревающийся и душный, держал её на месте, как кроху пташку в клетке. В кабинетах было нестерпимо жарко, окна стояли нараспашку, подпертые стульями, со всех к концу дня струился пот, и его удушливый тлетворный запах травил всех, даже тех, по чьей спине он бежал. Вместе с тем, это было и приятно — под конец года очно посещали пары много людей, и можно было садиться на задние парты и заниматься своими делами: рисовать, что Маргери прекрасно давалось, наблюдать за одногруппниками, слушать музыку, дремать под елейной теплотой весеннего лучика. Преподаватели были такие же расслабленные и уморенные весенней нежностью, как и студенты, поэтому можно было даже рассчитывать на отмену нескольких зачётов, потому что никому не хочется оставаться в четырёх серых стенах, когда за окном жизнь бьёт неуемным ключом.       Лораса с приходом весны, особенно апреля, как будто обухом по голове ударяли: он не мог и пары высидеть без того, чтобы не написать Ренли, чтобы не выудить его на перемене из нескончаемого потока людей и не зажать в тёмном углу туалета. Словом, вёл себя как настоящий кот, нализавшийся валерьянки. Маргери тихо посмеивалась, глядя как Ренли умоляющими глазами просит у неё гигиеническую помаду, чтобы его припухшие искусанные почти в кровь губы пришли в нормальное состояние — разумеется, до появления Тирелла в радиусе досягаемости.       Рядом с Маргери всегда было чуть прохладно — её спутницей со второго курса стала Санса Старк. Рыжеволосая красавица была младше её на полгода, иногда подтупливала, но Тирелл знала — когда до Сансы дойдёт нужная информация, из ее головы она уже никуда никогда не денется и что Старк непременно поймёт, как ею пользоваться и когда. Словом, умная, красивая своей северной красотой, которая на фоне весеннего ландшафта выглядела чарующе и загадочно.       У Сансы, в отличие от Маргери, была абсолютно белая кожа, как молоко или слоновая кость, и два синих, как воды северных полузаствыших родных морей, глаза. А вот рыжие длинные волосы были похожи на ревущее пламя, особенно когда Старк садилась ближе к распахнутому окну, в которое проникало солнце. Подожженные светилом, локоны вспыхивали, как искры, а когда их тревожил ветер, то пламя развевалось совершенно неудержимо, неукротимо. Маргери всегда терялась, когда наблюдала за северянкой со стороны: девушка носила серого цвета костюм из брюк и жакета, белую футболку, белые кроссовки и какое-нибудь незатейливое жемчужно-золотое ожерелье на тонкой лебединой шее. Осенью место футболок и маек занимали водолазки преимущественно белых, серых и песочных цветов. На переносице у нее всегда были квадратные очки в тонкой золотой оправе, которые безумно шли ей и которые частенько съезжали ей на кончик носа. Она не старалась быть красавицей, делать из себя кого-то, и все равно получалась в глазах Маргери редкой красавицей. С легким, едва заметным макияжем, она казалась современной чародейкой, северной бизнес-леди, недосягаемой богиней Севера.       — Я устала, — фраза Сансы, когда высшая математика прекращала даваться её гениальному уму. Маргери, заглядевшись на её волосы, сегодня убранные в затейливый пучок чуть ниже затылка, очнулась от созерцания и посмотрела на учителя и доску: профессор сладко дремал, утомлённый духотой и сочащимся через открытые окна запахом нагретой земли, а на доске красовалось несколько примеров и огромный блок теории по соседству. — Мардж, у тебя вообще пусто. Ты где витаешь?       — Около тебя, — ответила Маргери с улыбкой, и Санса, смущённо подняв один уголок губ, снова вернулась к решению. Её лицо исказилось от муки спустя минуту, когда и Старк и Тирелл окончательно стало понятно, что Санса действительно устала. — Сходим после урока в парк? Надо прогуляться перед парой этой брюзги, септы Юнеллы. Особенно тебе.       — Но Мардж, а как же… — попыталась возразить Старк, но лучистые серые глаза смотрели так ласково, так нежно, что Санса умолкла. Им отказать она, увы, никогда не имела сил.       — Я куплю тебе твое отвратительное фисташковое мороженое, чтобы ты не ворчала, — Маргери с весёлой улыбкой чмокнула Сансу в щеку и на несколько секунд её обдало тонким ароматом Старк: персиковый гель для душа и колкая снежная свежесть, мята.       — Оно не отвратительное… — игриво-обиженно буркнула Санса, пряча льдистые глаза, но Тирелл с лукавой улыбкой проигнорировала её, утащив из-под локтя Старк её тетрадь.       После пары они действительно пошли в парк и Маргери действительно купила Старк мороженое. Дабы не остаться в долгу, Санса тоже совершила покупку: купила Маргери бутылку воды и полноценный обед. Вечно стройная Тирелл ела за двоих, чем бесконечно радовала мать Сансы, которая сетовала на то, что её дочь ест хуже птички.       Расположившись около пруда в тени ив и кустарников, девушки растянулись поверх пледа, таскаемого Маргери как раз для таких вылазок, и погрузились в уютное молчание.       На пруду кружили по зеркальной поверхности достопочтенные, упитанные пернатые матроны, кое-где вода и кувшинки вздрагивали от рыб, слишком близко прошедших к поверхности воды, неспешно шли люди, одетые легко и ярко, и гул их голосов в сочетании с недалёким шумом колёс все больше становился похож на сладкое бормотанье, усыпляющее сознание.       — Санса, — позвала Маргери рыжеволосую, которая, потеряв подле Тирелл бдительность, уплетала мороженое с детским восторгом, пачкая губы и подбородок. На минуту Тирелл замерла, пораженная тем, как флёр таинственности суровой северянки, доводящей профессоров до слез своим упрямством, разбился о детскую радость, плещущуюся в теплеющих водах её глаз. Эта смена всегда вызывало у Тирелл сбой биения сердца. — Санса, может съездим на выходных ко мне?       — В Хайгарден? — задумчиво спросила Санса, чмокая губами в попытке облизать их так, чтобы не размазать сладкое месиво ещё больше. Её глаза подернулись задумчивой дымкой. — А Лорас?       — Так тревожит спонтанный гейский секс? — хохотнула Маргери, зная, как Санса боится нечаянно попасть именно в такое положение. Боится северянка не потому, что ханжа, а потому, что Лорас действительно в каком-то роде кролик. — Нет, Лорас останется здесь. Роберт по пьяни сжёг комнату Ренли в Штормовом Пределе, и Баратеону придётся остаться здесь.       — Отец всегда хорошо отзывался о Роберте.       — Твой отец — исключение всего Вестероса, если и не Эссоса с Соторосом.       — Что правда, то правда.       Вернулись они с опозданием, потому что Тирелл захотелось покормить уток и посмотреть на их гнезда, а у северянки не хватило сил сказать ей «нет». Они были вынуждены спасаться бегством, потому что матроны, разрази девиц Семеро, посмели подойти к их гнездам слишком близко.       Вечером Санса собирала вещи, пока Маргери, вольно раскинувшись на её кровати, уплетала вишнёвое варенье, приготовленное лично Старк: у северянки стопроцентно был талант к приготовлению сладостей.       — Испачкаешь мне простынь — увезу в Винтерфелл и закопаю в сугроб, — предупредила Санса как раз в тот неловкий момент, когда одна вишня, на зло самая большая, дерзнула шлепнуться прямиком на нежно-голубую простынь на самом видном месте. — Тирелл!       — Да я-то что? — Маргери оставила в покое банку и ложку и беспомощно развела руками. Ее губы так и остались под сладким липким покровом бордовой сладости. — Я же нечаянно, Санса!       — Ну вот и что мне с тобой делать? — Старк устало выдохнула, глядя на Маргери так, как глядит на чумазого ребёнка чистюля-мать. — Иди застирай, чтоб не въелось, горе луковое.       Маргери почувствовала себя совсем неловко, когда Санса с огорченной очаровательной мордашкой снова вернулась к сбору вещей, бормоча что-то себе под нос. Не подумав о том, что, возможно, Тирелл была такой же испачканной, как и простынка, принцесса Простора мягко повернула к себе Сансу и нежно поцеловала в губы. Сладость скользнула им на языки, когда Санса с мягким вздохом впустила Тирелл. Пока все варенье не оказалось внутри, а не снаружи, девушки не отрывались друг от друга, то размазывая, то слизывая капли варенья по губам и подбородку. Вконец став липкими, они оторвались друг от друга, тяжко дыша: вишневый, почти приторно-сладкий вкус ударил им в голову не хуже крепкого алкоголя их общего знакомого Тириона.       — Я готова тебе простить эту случайность с кроватью, если мы откроем малиновое варенье, — прошептала Санса, едва собой владея, и бушующий шторм в синих глазах подсказал Маргери все то, в чем она нуждалась.       В Хайгарден они прибыли с лёгким опозданием: Санса с тревогой ожидала встречи с бабушкой Маргери, Оленной, и только с четвёртого уговора покинула университетское общежитие. Старушка была отнюдь не одуванчиком, и прослыла на весь Вестерос как острая на язык, опасная для словесного поединка — Королева Шипов, так её называли все, кроме одной Дейенерис Таргариен. Перед такой дамой Санса боялась показаться глупой, незрелой, слишком юной, даже бестолковой. Маргери же бесконечно уверяла её, что Санса всенепременно понравится бабушке.       Однако встреча не состоялась: Оленна была вынуждена отбыть в Дорн, а Мейс не был заинтересован в подругах Маргери и одарил Старк всего одной приветливой улыбкой.       Хайгарден пел. Весна пришла в Простор во всем своём великолепии: начали распускаться цветы, многочисленные рощи и дубравы ожили, как будто старый пейзажный рисунок решили освежить и прошлись новой кистью по усохшей мертвой тусклой краске. Запели соловьи, народ стал одеваться ярче, в воздухе запахло вином, мясным жиром от уличных жаровень, сладостями, тканями, почками и мокрой землей, а с реки Мандер тянуло отрезвляющей свежестью и прохладой.       Университет, где девушки учились, находился в Королевской Гавани, а климат Простора был чуть теплее, поэтому Старк, и без того немного тяготившаяся чрезмерным для северян теплом Гавани, почувствовала себя совсем как в бане.       — Я тебя уверяю, здесь не всегда так жарко, — утешительно увещевала Маргери, когда по дороге в замок Санса тяжело втянула носом воздух и покосилась на Тирелл, которая чувствовала себя как рыба в воде. — По крайней мере, в Хайгардене прохладнее на этих выходных. Воды? — Тирелл подала Сансе бутылку ледяной воды, соблазнительно мерцавшей маленькими холодными каплями.       — Да, спасибо, — Санса мгновенно открыла бутылку и отпила почти половину, блаженно закрыв глаза. — Итак, наши планы? Ты же не просто так вытащила меня из универа.       — Конечно, нет, — ответила Маргери, выглядя до невозможности довольной. Шатенка явно наслаждалась всем происходящим, и Старк со смехом подумала, что будет, если привезти этот южный цветочек в свои холодные края. — В моих планах гулять, причём ты не отвертишься от меня тем, что плохо переносишь жаркий климат. Кроме того, я хотела вытащить тебя на конную прогулку по окрестностям.       — Неплохо, — с полуулыбкой одобрила Санса, но все равно ей было тяжело. Как бы там ни было, а холодные ветра, пронизывающие человеческое тело насквозь, колючий острый снег и низкую температуру она переносила куда уж проще. Половину первого дня в Хайгардене они провели в замке: Старк с интересом осматривала старые гравюры, слушала рассказы Маргери о былых временах, даже спустилась в мрачные подземелия с целью посмотреть на древние реликвии из камня. Словом, северянка привыкала к новой обстановке, а Маргери наблюдала за ней, как кошка-мать приглядывает за своим котёнком:       — Туда нельзя, Санса. Шлепнешься.       — Но Мардж, там же так красиво!       — Санса, прижми жопу.       — Бе.       Вторую половину дня они провели на лоне природы: Маргери, в мгновение ока собрав все необходимое, потащила Сансу на длительную прогулку по садам Хайгардена. Это были великолепные фруктовые сады: Санса ещё никогда в жизни не видела столько много сливовых, абрикосовых, грушевых, яблоневых, апельсиновых деревьев, жимолости, клубники, черники, голубики, айвы. А потом, как закончились фруктовые сады, начались бескрайние лавандовые поля, за которыми в небольшой аккуратный рядок стояли винокурни. За винокурнями были пашни, и было принято решение встать на якорь на конце фруктового сада, под пышным вишневым деревом, покрытым белыми очаровательными цветками, чтобы с одной стороны иметь вид на сад, а с другой — на поле.       Санса расстелила плед на небольшой лужайке подле дерева, оставила корзинку не открытой и, блаженно и сладко постанывая, вытянулась во весь рост. Немного неровная земля приятно ощущалась спиной, привыкшей к жёсткой спинке ученического стула. Она скинула кроссовки и, согнув ноги в коленях, поставила ступни на тёплую землю, покрытую короткой молодой травкой. Бриджи, которые она надела для прогулки, оставляли её лодыжки открытыми, поэтому прохладный ветерок одновременно и щекотил чуткую кожу Сансы, и охлаждал ступни, горевшие адским огнём после такого похода. Маргери куда-то упорхнула, оставив Старк приходить в себя, а затем все так же неслышной бабочкой явилась вновь, но уже с двумя лавандовыми венками.       Она со знанием дела надела венок Сансе на голову, едва ли ту потревожив, а потом потянулась к корзинке: тонкие пальцы быстро стянули петлю с пуговицы и вытащили баночку малинового варенья. Она вскрыла банку, и, окунув в тёплое вязкое нутро палец, провела им по губам Сансы, разбудив этим рыжеволосую.       Старк знала правила этой игры. Она замерла, но глаз не открыла, а лишь высунула кончик языка и провела им по губам, медленно, с чувством, как будто действительно ждала, что Тирелл так и сделает.       — Слишком мало для прощения, ты не находишь? — пробормотала Санса, раскрывая глаза: ослепительно тёмные серые глаза смотрели на неё из-под каштановой шевелюрой жадно, чутко: так смотрит хищник на добычу, мониторя каждое её движение.       — Так поднимись и получишь вдвое больше, — и голос Маргери, вторя глазам, стал тише, ниже, твёрже, сильнее. Исчезла детскость, лёгкие визгливые нотки, уступая взрослой, умеренной силе голоса королевских кровей.       Старк повиновалась: она села, правда не совсем грациозно, и приблизилась так, чтобы Тирелл могла совершать любой маневр пальцами, но вместе с тем это расстояние бы сказало и им, и любому, кто посмотрит, что обстановка — интимная.       Тирелл снова обмакнула палец и уже не торопясь, не пытаясь привлечь внимание, плавно распределила варенье по губам, неотрывно наблюдая за пальцем. Как только с малиновой возней было покончено, темень снова обратилась к Старк, но только вместо безбрежного моря там была буря: синева исчезла за густой пеленой.       Вновь варенье потекло по губам, когда Старк поцеловала Маргери, но только в этот раз никто не пытался его есть: поцелуй был для вкуса, для забавы. Поцелуй со вкусом малины и запахом лаванды — это то, что было им необходимо после стольких недель ударного труда в стенах университета Королевской Гавани.       Что может быть лучше для завершения активного майского дня? Верно, только лишь одно: посиделки допоздна на балконе у Маргери, откуда открывался самый роскошный вид на горящий сотнями огней город, с теплым жасминовым чаем, ванильно-апельсиновыми меренгами и запахом свежего белья, текущим прямиком из спальни.

***

      Утром Санса нашла себя не в своих покоях и даже не в более-менее хорошем положении: она лежала в кровати Маргери лицом в противоположном от изголовья конце на животе, однако вместо того, чтобы лежать прямо, она лежала наискосок и подушка — её или Маргери — была у неё где-то под коленом. Вторая нога покоилась на изголовье. Маргери же, ничуть не тревожась, растянулась поперёк нее на животе, раскинув руки по сторонам и упав лицом в матрас. Где-то на полу сиротливо валялась вторая подушка.       — Мааардж, — просипела Санса, чувствуя, как Тирелл, то слегка приподнимаясь, то слегка опускаясь в такт дыханию, вжимала её сильнее в матрас. — Маргери!       — Ой, не вопи так истошно, — ответила ей Маргери, очнувшись ото сна. Спутанная роскошная шевелюра приподнялась, сырые глаза метнулись к часам. — Семь чертей, если мы сейчас же не встанем, то опоздаем!       — Во имя семерых, Маргери, куда опять? — спросила Старк, облегчённо выдыхая, потому что Тирелл сползла с неё. Северянка, выплюнув прядь волос изо рта, села на кровати и прикрыла глаза, ожидая, когда её организм приспособится к смене положения.       — Как куда? На конную прогулку! — горячо вскрикнула Маргери, рванув в ванную. Сквозь шум включённой воды до Сансы донеслось. — Вставай, Старк, иначе я тебя сама вымою!       — О, Старые и Новые Боги… — с улыбкой хохотнула Санса, хватая из шкафа свое полотенце. Она вошла в душевую, поморщившись от пара: Маргери мылась исключительно горячей водой. — Семеро, Мардж, как ты умудряешься жить в теплице и ещё мыться кипятком?       — Заканчивай ворчать, — и мягкие губы южанки, окатив Сансу водой, уверенно заткнули Старк.       Рыжеволосая оторопела, но затем приняла за лучшее действительно помолчать и заняться тем неоспоримым фактом, что её возмущения были так варварски сцелованы.       На конную прогулку они снова слегка опоздали: Старк умудрилась все-таки шлепнуться в интересующем её месте, пока Тирелл, занятая распоряжениями касательно обеденной трапезы в саду, упустила северянку из виду.       — Семь чертей, Санса, я же сказала тебе туда не лезть, — проворчала Маргери, глядя, как по коленке Сансы маленькими капельками стекает кровь. Старк же, совершенно этого не замечая, с удовлетворённой улыбкой шагала рядом. — Тебе не больно?       — Больно. Но зато я добилась своего, — ответила Санса, бросив мимолетный взгляд на мелькающее колено. Повреждение было небольшим, крови было совсем-совсем мало. — Прекращай надо мной кудахтать, Мардж. Я уже не маленькая.       — Да уж, — хохотнула Маргери, но все равно утешительно чмокнула Сансу в чуть розовую щеку. Старк быстро чмокнула её в ответ, и они вернулись к конной прогулке.       Маргери, сидящая верхом по-мужски, со счастливой нетерпеливой улыбкой и небрежно убранными в пучок волосами выглядела восхитительно. Южанка явно в седле с детства, она чувствовала себя очень уверенно, управляя конём без усилий. Санса не была такой фанаткой лошадей и уж тем более скачек, но это она могла вынести, а если уж это сделает Маргери совсем счастливой, то почему нет? В конце концов, прогулка обещает быть спокойной, а это самое главное.       — Скорее, Санса, мне тебе столько нужно показать! — как ребёнок без конца повторяла Маргери, пока Санса взбиралась на своего жеребца.       Обеих будоражило ощущение мощной, дикой, свободной, живой силы между ног, ощущение ветра в волосах, поднимающееся над Простором солнце, запах просыпающейся, свежей от ночи природы, нежные голоса птиц, прохладный ветерок с реки. Тирелл повела их по старым окрестностям, оставшихся от тех времен, когда Безумный Король здравствовал на Железном Троне. Южанка рассказывала легенды, истории, интересные факты, а Санса молча впитывала не столько информацию, сколько образ внучки Королевы Шипов: она была великолепна, лишенная университетских тревог и забот, весёлая, радостная, выспавшаяся и бодрая, полная сил и жизни. Старк даже начало казаться, что Тирелл вот-вот взмоет в небеса, до того она казалась лёгкой и воздушной. Как воспрянувший духом и расцветший цветочек после многолетней засухи.       Серые глаза стали почти прозрачными от количества света в них, взгляд стал совершенно мягким, ласковым, нежным, а заводная задорная улыбка не покидала её губ даже когда она говорила. На ней была бесформенная белая майка, оголявшая её восхитительные плечики, бриджи чёрного цвета для верховой езды. На тоненькой шейке был подарок Сансы — небольшая жемчужина, которая была насажена на шелковую лесочку. Сокровище южных морей попадало аккурат в её яремную впадину, приковывая внимание, потому что Тирелл обожала солнце, и цвет её кожи почти всегда был бронзовым.       — Солнце практически в зените. Нам надо возвращаться в сад, иначе спалит не только тебя, но и меня, — сказала Маргери, и они пустили коней шагом по направлению в роскошный павильон посреди огромного вишнёвого сада. — Так не хочется возвращаться в Гавань… — пробормотала она, когда на горизонте показался стройный белый сад и потянуло сладким, древесно-вишневым запахом, вперемешку с дразнящим ароматом жаркого.       — Всего две недели, Мардж, — утешающе сказала Санса, и её улыбка растаяла на губах Тирелл, побуждая южанку улыбнуться, — а потом ты здесь проведёшь все три месяца.       — Останешься со мной?       — Конечно.       В павильоне их ждало огромное ложе, обитое бархатом, а в середине — низкий столик, ломящийся от разных блюд, начиная жарким из кабанчика с весёлой мордой и яблоком в зубах и заканчивая совсем лёгкими салатами и сладостями из Дорна. Вино лилось рекой, беседа текла неспешно.       — Уф, — пробормотала Санса, отвалившись от стола в кучу подушек. Северянка, впервые разом потеряв столько энергии, смела почти половину блюд на столе. Тирелл со смехом за ней наблюдала, а затем подала кубок вина, и они вдвоём погрузились в лёгкую, ненавязчивую беседу о наступающем лете, которое принесёт в Королевскую Гавань нещадную жару и порывистый горячий ветер. В Просторе же в это время будет тоже жарко, но ветер с реки будет доносить чарующую спасительную прохладу, и Тирелл поклялась, что, когда они приедут сюда на летние каникулы, они с Сансой обязательно поедут в её Охотничий Домик у самой реки и проведут там несколько дней точно, гуляя по борам и купаясь в воде. Старк же, словно забыв о прекрасной северной погоде, с нетерпением ждала лета в Просторе.       Весна принесла любовь и счастье, а вместе с ними надежду на новую жизнь.