Все стихи тебе

Обхватив колени, слизеринец сидел на подоконнике какого-то коридора. Он был совершенно пустынным и располагался несколько высоковато, чтобы так смело опираться об окно всем телом и даже лицом, как это делал Драко. Он не помнил, как именно пришёл сюда — Драко иногда бродил по замку без цели и ощущения времени — но чудные высоченные окна здесь ему нравились. Солнце тут также было особенным — впрочем, оно часто казалось Малфою таковым — ведь проникало совершенно свободно, мягко бросая не слишком резкие и в меру тёмные тени на пол. Тут и редкие портреты были, но все люди в них, словно пригретые лучами, мирно спали, что довершало атмосферу комфорта и уединения. Стекло, к которому он прислонялся, немного холодило, хотя стоял довольно тёплый весенний день. Драко немного устал прищуриваться от солнца, но все равно упрямо смотрел вниз, охватывая взглядом чудесный вид небольшой лужайки и такого маленького свысока домика Хагрида, величественного леса за ним и летающих над деревьями птиц. Было спокойно. Драко очень надеялся, что никто не найдёт его в таком положении. Ведь он никогда не видел никакого пятикурсника, кто мог так же привалиться к окну на подоконнике и так долго разглядывать пейзажи. Это глупо и по-ребячески, наверное. Иногда Драко чувствовал себя странным. Но стоило в очередной раз найти в скучной рутине нечто такое, волнующее и чистое, как все отходило на второй план. Не существовало в такие моменты даже его, Драко, он сам сливался со своим ярким восторгом и восхищением, становился одним большим обожанием. Было одиноко — самую малость — ведь Малфой знал, его бы никто не понял. Он ощущал этот возвышенный свет в груди и понимал, что ни у кого из его знакомых его не было. Все были до ужаса приземлёнными и часто мрачными, и Драко иногда было скучно с друзьями. Никто не знал, что он такой сопливый романтик, и Драко ничего не оставалось, как наслаждаться лишь своей компанией и бояться, что кто-то узнаёт, что он пишет стихи и читает магловские романы. Творчество выливало ту самую светлую наполненность груди. Драко боялся разоблачения. Однажды, когда он, плывя в лодке первокурсников, впервые увидел величественный Хогвартс, он был ошеломлён. Приходилось очень сильно задирать голову, чтобы полностью охватить взором замок, и Драко казался себе маленьким-маленьким по сравнению с этим гигантом с тысячей точек огней из окон. Он открыл рот от восторга, и после того как чуть не выпал из лодки, случайно скользнул взглядом и по своим будущим сокурсникам. Панси и Блейз, наоборот, выглядели скучающими, и глаза их были пугающе пустыми — все ведь кучу раз видели изображения замка в книгах! Их равнодушие в миг расстроило Драко и заставило навсегда опомниться: он тогда ещё пока неумело нацепил на себя маску безразличия. Надо быть таким же, как все. Таким образом, с самого начала его пребывания в Хогвартсе Драко избегал насмешек. Чужое непонимание понемногу подкармливало большое колючее нечто внутри и заставляло притворяться высокомерным, как все Малфои. Нет, с возрастом Драко, конечно, понял, что не стоит так сильно стараться, ведь он иногда переигрывает, но привычная модель поведения довольно сильно укоренилась в сознании. Поэтому Малфой довольно неприветлив. Но с ним хотелось быть другим. Всегда хотелось. Как раз на этой мысли из домика Хагрида показалась знаменитая троица гриффиндорцев и пошла по тропинке в сторону школы. Они были далеко внизу, и Драко не мог видеть точно, но ему почему-то казалось, что они смеялись. А может, так и было: Поттер шёл впереди и иногда оборачивался, словно перешучиваясь с друзьями, и шагал весело, непринужденно и свободно. Что-то в груди Драко привычно беспокойно зашевелилось. Юноша неосознанно обхватил плечи руками — излюбленный жест, будто охраняющий это бьющееся сильными чувствами нечто в груди. С волнением, будто гриффиндорец был совсем рядом, Малфой всматривался в знакомую фигуру. И в какой-то миг Гарри поднял голову на замок и — невозможно, как он мог его выхватить из стольких количеств окон? — посмотрел, казалось, прямо на Драко. Он точно не мог его видеть, поэтому, должно быть, правда только казалось. Что только не придумает его воспалённое воображение в следующий раз. Будто что-то вспомнив, Драко быстро отлип от стекла и полез в сумку на полу, открывая исписанный блокнот. Открыв чистую страницу, он на крыльях вдохновения стал выводить красивым почерком: Ты, запрокинув голову, смеёшься чисто, безмятежно, И у тебя горят глаза. Красива и проста, даже небрежна, Но так чиста и искренна душа. А я? что я… Я просто наблюдатель: Я подмечаю и опять смотрю. И так же светло, нежно — я мечтатель — Тебя боготворю. Ведь он правда боготворил. Драко часто убеждал себя, что это лишь потому, что такому, как он, просто непозволительно кем-то не восхищаться. Этого бы не выдержало сердце. И, как ни хотелось этого признавать, Поттер был не таким уж плохим вариантом. Ведь восхищаться там было чем: Гарри был его личным жарким солнцем, был его всем и одновременно приходился Драко никем. Казалось, это несложно — начать общаться нормально. Вот, он же так близко, вот он! Скажи что-нибудь, что угодно хорошее, и он улыбнётся тебе искренне и тепло, как улыбался всем в радиусе километра — но Драко ничего не говорил. Казалось, в следующий раз Малфой непременно сократит между ними расстояние — но он все так же ничего не делал. Только изредка они пререкались, и это, пожалуй, было весело, потому что это было единственным, что их связывало. Драко было и этого очень много, но одновременно до жути недостаточно. Он все же не жаловался. Кто знает, сколько Драко ещё там сидел. Он давно отложил очередной стих — он сочинял их Гарри бесчестное множество, и этим произведением был не особо доволен — и лишь бездумно пялился в окно. В какой-то миг ему послышались шорохи совсем рядом, но стоило Малфою обернуться, он никого не увидел. Коридор был пуст, и всё же он был тут не один.

***

Вечером того же дня Драко пришёл на ужин пораньше, чтобы успеть прогуляться к озеру до того, как совсем стемнеет. Всё-таки, сегодня суббота, а вечером этого выходного уроки делать необязательно. Погрузившись в свои размышления, Драко совсем не заметил проницательного и отчего-то грустного взгляда зелёных глаз с гриффиндорского стола.

***

Драко вышел из замка и тут же почувствовал прояснение во всем теле. В лицо сразу дунул свежий прохладный ветерок, принося запах леса и окутывая запахом весны, и Малфой вдохнул воздух полной грудью, не контролируя вырывающуюся улыбку. Он кучу раз так же сливался всем своим нутром с природой, но всегда это ощущается по-новому, как в первый раз. Драко пошёл по тропинке к озеру. Надолго задержаться не получится, ведь начинало понемногу темнеть. На небе было почти ни облачка, поэтому нежный закат виделся бы почти свободно, если бы не скрывался большей частью за замком. Вокруг не было ни души, и Драко полностью расслабился, дыша вечерней прохладой. А ведь мать всегда говорила ему, что он особенный. Что он видит мир иначе, но это не плохо, поэтому не стоит это скрывать. До его первого отъезда в школу он лежал у Нарциссы на коленях, она гладила его платиновые волосы и говорила, что всё будет хорошо. И Драко ей верил. Он вообще многому верил за просто так, всей открытостью души. — Малфой! Драко резко обернулся, и его взору предстал догоняющий его Гарри Поттер. Ветерок протестующе дунул, развевая концы их мантий. Прямо Драко в спину и в лицо торопящемуся Поттеру, что заставляло и так лохматые волосы разлетаться в разные стороны. И, тем не менее, казалось, Гарри был полон решимости. Как во сне, Драко наблюдал, как гриффиндорец был все ближе и ближе, и с каждым его торопливым шагом сердце стучало всё сильнее. Он пытался выровнять дыхание, но эмоции давно уже были куда сильнее его разума. И вот, к нему приближалось его наваждение, словно цунами обдавая волной беспричинного — беспричинного ли? — беспокойства. Драко на секунду зажмурился и неловко кивнул головой в знак приветствия, когда Гарри наконец приблизился. — Прогуляемся? — сходу предложил Поттер. Он по-гриффиндоровски прямолинеен. Что Драко делать? Есть ли универсальный ответ на этот вопрос? Что обычно люди делают, когда к ним на голову падает Поттер и с этим нечитаемо-нейтральным голосом предлагает прогуляться? Это ведь очень странно, ни с того ни с сего… Постаравшись изобразить равнодушие, Драко легко пожал плечами и, отвернувшись, пошёл дальше, почему-то всем нутром надеясь, что Гарри последует за ним. Так он и сделал, и ученики зашагали рядом. Хотя вчера и представить не могли, что смогут так спокойно (или относительно спокойно) идти куда-то вместе. — Тебе не с кем гулять? Мы с тобой не друзья. — Драко не мог не спросить. Он старался, чтобы голос звучал ровно, но настороженность скрыть не получилось. Гарри в ответ усмехнулся как-то слишком мягко для их обычных разговоров. Драко смотрел на него, идущего рядом, как на ненастоящего, как на иллюзию, и прятал потеющие ладони в карманах мантии. — Никогда не поздно что-то исправить, разве нет? — Малфою показалось, или в голосе Поттера и правда проскользнула тоска? Зациклившись на причине его грусти, Драко чуть не пропустил мимо ушей смысл его слов. Но, наверное, лучше бы пропустил, ведь тогда не пришлось бы пытаться заглушить вспыхнувшую надежду в груди. Они шли в абсолютной тишине, и было отчаянно некомфортно. Своим неожиданным появлением Поттер вытянул Драко из его личного мирка, тем самым заставляя чувствовать себя открытым, уязвлённым и растерянным. А позади был темный на фоне светлого заката замок, и пятикурсники всё отдалялись от каменного гиганта. Ветерок продолжал окутывать их. В такой же тишине, в которой каждый думал о своём, они прошли к озеру, к большому камню у воды. Драко было жутко неловко, но он старался вести себя как ни в чем не бывало, как он вёл себя здесь всегда: пока Гарри топтался сзади, он подошёл к воде и зачем-то помочил ладонь, задумавшись. На секунду он забыл, кто стоит за его спиной, и, так и сидя на корточках, поднял голову на огромное небо. Красиво. Безмятежность так и затопила бы его, если бы не ощущение чужого внимательного взгляда на своей макушке. Он чувствовал, нет, знал, что Гарри его изучает. Драко встал и резко обернулся, ловя чужой взгляд и надеясь застать Поттера врасплох, но тот и не думал в смущении отводить взгляд, вовсе не выглядя виноватым. Он встретил насмешливо-мрачный взгляд Драко спокойно, будто ожидал чего-то подобного. Закат на небе постепенно темнел, сгущая небо вечерней темнотой, но Малфою вдруг показалось, что глаза напротив блестят очень ярко. Насыщенно зелёным цветом. И ни полумрак, ни очки Поттера не уймут, не заткнут этот блеск. Драко первым отвёл взгляд, надеясь, что щеки покраснели не так сильно, как это ощущалось. И всё же он не ожидал Гарри рядом с собой, это было странно. Они не друзья и кто бы то ни был ещё, с кем было бы уместно так прогуливаться. До сих пор не верилось, что они так близко, в паре метров: Малфой стоял у воды, а Гарри — чуть поодаль. Драко ведь так сильно мечтал об этом человеке. Решительно не верилось в происходящее. — Драко… Назвал по имени? Не послышалось? Драко непонимающе моргнул, снова уставившись на собеседника. — Я знаю, что ты не такой плохой, каким кажешься. — И его голос был полон уверенности. Сердце беспокойно сжалось и зашлось от волнения, и ничего бы сейчас не могло его успокоить. Нет дороги назад. — Мне поблагодарить тебя за это открытие? Зачем ты мне это говоришь? — ответил Драко, надеясь, что его голос звучит так же твёрдо, как поттеровский. Он спросил это, потому что… ну правда, какого черта? Над ними где-то протяжно закричала птица, и Драко вздрогнул. Но не Гарри. Огонь в его глазах всё разгорался. — Ты читаешь маггловского Шекспира. Ты любишь встречать рассветы и закаты, любишь гулять у кромки леса и, что самое безумное, летать на метле прямо над замком, тебя это не пугает. Ты… играешь на старом пианино в классе танцев. Всегда то ли пишешь, то ли рисуешь что-то на уроках, даже когда конспектировать не нужно. И часто сидишь на подоконниках в безлюдных местах… И это только малая часть. На миг воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжело и громко бухающим сердцем Драко. Он паниковал все больше, в то время как щёки Гарри стали пылать в такт его не менее пламенной речи. Подрагивающие губы Малфоя открылись — Поттер все о нем знает! — чтобы спросить, откуда все это ему известно, но гриффиндорец, словно прочитал его мысли, опередил Драко. — И это знают все. И Драко стал совсем жалким и незначимым. Он без отчета обхватил свои плечи руками. Все знают? Невозможно. Внутри все смялось и разорвалось, потому что Гарри был жесток. Гарри, тот самый Гарри. Его Гарри. Он озвучивал его самый большой страх, он был его страхом сейчас: большим, ужасным, с виноватым видом, но оттого не менее прекрасным. Ведь это был Гарри Поттер, идеальный, даже когда разбивал его чувственное сердце, сущность которого Драко так хотел скрыть. Раз все знают, то что они думают? Что думает Гарри? Кто после этого сам Драко? Всё перестало иметь смысл. Он хотел, чтобы его мечтательность была в секрете не только из-за боязни насмешек. Так просто было комфортнее. Что-то нежное, личное и даже интимное хотелось хранить глубоко внутри, в секрете от других. Но Гарри он мог открыться и просто так… потому что может, потому что очень и очень хочет. Точнее хотел. Он итак все знает. Он стоит прямо перед ним, но расплывается перед глазами, потому что это сумасшествие. И это он — причина того, что Драко обхватывает себя дрожащими, побледневшими пальцами. Что щекам стало внезапно холодно-холодно. Что Малфой, не помня себя и не особо понимая, почему так расстроен, помчался подальше от своего жестокого наваждения в лице совершенно растерянного Гарри Поттера. Где угодно, но не сгорать от стыда перед ним, плача, как девчонка, из-за такого пустяка. Все изначально казалось плохой идеей. Казалось неправдой. И это отличный повод все закончить, не так ли? — сбежать со слезами на глазах. — Драко! Я не хотел… Или не сбежать? Может, ему давно бесполезно убегать от этого невозможного Поттера, от чувств к нему, от чувств вообще. Он в ловушке. — И так же светло, нежно… я мечтатель… тебя боготворю… Драко! Стой же! И он замер, шокированный, не смея пошевелиться. Он никому это не показывал. Он написал это только сегодня. Сквозь пелену слез Драко всмотрелся в лицо Гарри, видя его словно впервые, смотря на него так прямо в первый раз с начала их совместной прогулки: Поттер был правда печален, его лицо сжалось сочувствием — но не жалостью — а зелёные глаза, миг назад имевшие какое-то разоблачающее, обвинительное выражение, сейчас сами печально горели чувством вины. Его волосы мягко колыхались от ветра, а губы были приоткрыты, ведь дышал Поттер очень беспокойно и тяжело, быстро и часто вздымая грудь. И он был близко. Не кажется ли? С самого начала, может, все кажется… — Кому ты написал этот стих? Каюсь, я подсмотрел. Прости. Я не должен был. Сегодня в коридоре, я был невидим. Но я места себе не находил сегодня, я ревновал, я… Боже, Драко, я… Драко, давно не ощущая себя — он один сплошной оголенный нерв — в миг преодолел разделяющее их во всех смыслах расстояние и поймал губами чужие рвущиеся сбивчивые оправдания. Потому что на миг — самый короткий — показалось, что Поттер тоже хотел этого. Потому что впервые за долгое время что-то казалось настолько уместным и правильным. Он поцеловал Гарри. Гарри, который просто не знал, глупенький, как сказать, что никто не знает Драко. Никто. Только Гарри знает. Вместо этого он так по-мудацки соврал, что знают все, но это звучит глупо. Как будто кто-то в этом мире мог быть так же зависим от лицезрения этого задумчивого красивого лица. Он поцеловал Гарри, который увидел сегодня в окне пятого этажа Малфоя, сидящего в излюбленной позе на подоконнике, и на всех парах понесся к нему. Накрывшись мантией невидимкой, он сначала просто наблюдал за чужой фигурой — он ненавидел себя за это, он не должен был, но постоянно наблюдал — а потом долго вчитывался в стихи в блокноте, лежащем рядом, совсем рядом с Драко. И неизведанные ранее чувства поднимались в груди булькающим возмущением. Он ревновал. Но стихи ему нравились. Ему нравился Драко. Драко целовал Гарри, который давно наблюдал и знал, какой Драко на самом деле. Что он красивый, совершенный, особенный. И который мог поклясться, что тоже интересен Малфою. Самую малость, возможно. Его глубокие взгляды не хотелось толковать как случайные, как те, что просто привиделись. Гарри, который давно уже, со всей силы, целиком и полностью в Драко… Ответ на вопрос Гарри о том, кому, всё-таки, были посвящены стихотворения Драко, пришёл запоздало, когда они оторвались друг от друга, чтобы банально вдохнуть закончившийся воздух и осознать произошедшее. С горящими щеками и смущёнными взглядами, с счастливыми улыбками… Ветерок снова дунул, но на этот раз он казался тёплым. — Всё тебе. Все стихи тебе.