Скажи мне

Е Цинжань лежал на плотном, мягком ковре, опираясь спиной на небрежно брошенные подушки. Е Тяньи сидел рядом. Они пили вино из маленьких чашечек - впервые выпивали вместе. Е Тяньи уехал из столицы шестнадцатилетним юнцом, Цинжаню тогда было четырнадцать. До нынешней встречи миновало семь лет... Им было что вспомнить, было что рассказать друг другу. И, словно этих семи лет не было, Тяньи смеялся, слушая о проделках младшего брата, а Цинжань смотрел, широко открыв глаза, когда саньгэ рассказывал о своих приключениях на севере. Так же увлекательно, как в детстве развлекал Цинжаня сказками или легендами. - Я по тебе скучал, Иэр... - Цинжань счастливо улыбнулся. - Правда? Ты скучал? -Очень, саньгэ, - Цинжань тепло улыбнулся, подумав, неужели его слова были брату так нужны. Тяньи и в детстве умел держать лицо, рано этому научился - его матушка была у императора не в фаворе. А взрослым он и вовсе стал похож на стальной клинок. Идеально ровная осанка, ни малейшего выражения чувства в лице, холод в глазах. И вдруг от самых обычных слов... будто открылась дверь, о которой давно никто не вспоминал, и наружу выглянул совсем другой человек. Уязвимый. Беззащитный. Ранимый. - Жань-эр, - выдохнул Тяньи. - Я молился о том, чтобы ты был в безопасности. Ты не думай, что я редко писал письма, потому что не хотел... просто отец не позволял. Тяньи налил себе вина и одним глотком опустошил чашку. - Догадываюсь. Он не мог простить маме... а, не будем об этом. - Я хотел, чтобы ты вернулся живым и невредимым, Иэр… - тихо сказал Цинжань, чувствуя, что для брата это важно. Переставив чашки и кувшин в сторону, Тяньи подвинулся ближе к Цинжаню и склонил голову ему на плечо. Цинжань обнял его, провел ладонью по его волосам, снял заколку-гуань и запустил пальцы в густые темно-каштановые пряди, чуть потирая кожу. - Ах, Жань-эр, - Тяньи зажмурился. - Хорошо... а скажи, правда, крепкое вино. Или это я на границе отвык пить. Ноги будто онемели, кажется, я до своих покоев не дойду. - Да ничего страшного. Переночуешь у меня, - Цинжань продолжал обнимать и поглаживать его. – Саньгэ-э. Ему самому казалось, что комната медленно-медленно вращается, что пол вот-вот уйдет из-под ног. И, как всегда, когда он пил в приятной компании и в хорошем настроении, его переполняло чувство какой-то детской любви ко всему на свете, и третий брат казался таким милым, таким родным. Хотелось любоваться им в этот момент, когда маска спала, показывая его настоящего. В тот вечер они уснули, обнявшись, а наутро лишь смутно помнили что-то неуловимое, но теплое и приятное, как морская волна, омывающая тело. * Прошло несколько недель, когда Цинжань уехал вместе с приятелями повеселиться в городе, и в одном ресторане застал Тяньи, сидящего за столиком в углу, в обществе лишь нескольких кувшинов вина. Брат был бледен, будто больной неизлечимой болезнью, одна разбитая чаша уже лежала у его ног, да и ту, что он держал в руке сейчас, вот-вот могла постигнуть та же участь. - Саньгэ! – Цинжань приблизился и окликнул его. Тяньи уставился на него остекленевшим взглядом. - Ты больше не обязан называть меня братом… - Саньгэ, что случилось? Разве я тебя чем-то обидел?.. Цинжань лихорадочно попытался вспомнить, что такого он мог сказать или сделать, что обидело бы брата. О том, что именно Цинжаня отец видел своим наследником, еще никто не знал, это скрывали. А что еще им было делить? Разве что, они могли быть соперниками за любовь Цяньюэ… но Цинжань никому не говорил, что привязан к княжне больше, чем как к подруге по детским играм. Тяньи молчал. И Цинжань сказал приятелям: - Прошу меня простить, у саньгэ случилась беда, я уеду с ним. Он повел Тяньи к своему экипажу. В пути до дворца брат заснул, а, когда они вышли во внутреннем дворе, уже выглядел почти трезвым, только очень злым. Цинжань велел слуге подать в покои чай и больше никому не позволять заходить. Усадил Тяньи на диван, сел рядом, обнял и спросил: - Так ты можешь сказать мне, что произошло, Иэр? Тяньи будто оцепенел в его руках и каким-то чужим, хриплым голосом произнес: - Может быть, мы с тобой вовсе не родные братья, Цинжань. Император… подозревает, что мой настоящий отец – князь Лэн!.. император… не хотел детей от моей матушки, не хотел, чтобы благодаря принцам или принцессам возвысилась ее семья. Его лекарь изготавливал снадобья. Император хотел видеть меня сегодня утром, чтобы обсудить поставки в армию на северной границе. Так случилось, что я явился чуть-чуть раньше… всего чуть-чуть… император в кабинете спорил с лекарем, они говорили слишком громко, и я услышал. Я не подал виду, но… зачем было меня обманывать? Называть сыном, обещать, что я могу стать наследником, если покажу, что достоин. Не проще ли было отправить в ссылку или даровать позволение умереть?! От последних слов Цинжань побледнел больше, чем от открывшейся правды. Когда монарх «высочайше дарует позволение умереть» - это мучительная смерть. Или удавка, или веление проглотить лезвие. Чем это заслужил Иэр, который семь лет стоял на страже государства? Если бы не он, враги уже давно стояли бы в столице и диктовали свои условия. Цинжань сжал ладонь Тяньи в своих. - Что бы там ни было, ты всё равно мой брат. Ты же защищал меня, помогал мне учиться, ты утешал меня, когда я горевал о маме. Этого никто не отменит. - Они никогда меня не любили, - так же отстраненно произнес Тяньи. – Ни император, ни матушка. - Это их вина, не твоя! – горестно воскликнул Цинжань. Как бы он ни уважал отца, как бы ни был благодарен, сейчас у него в горле стоял ком от обиды и злости. Даже если Тяньи незаконнорожденный сын, за что с ним так несправедливо?! Тяньи осторожно освободил руки из его ладоней, украдкой смахнул навернувшуюся слезинку и опустил голову. - Даже если я погибну, защищая Тяньшэн, никто не заметит, не подумает обо мне. - Иэр, - Цинжань обнял его. – Не говори так! Я знаю, как трудно было бы нам без тебя. Я хочу, чтобы ты жил, и был счастлив, и… Тяньи пробирала дрожь. Пытаясь успокоить и утешить, Цинжань целовал его в щеку, но от неловкого движения, резкого, словно в лихорадке, их губы случайно соприкоснулись, и Тяньи прижался губами к его губам, сильно и настойчиво, но будто совершенно не представляя себе, как целоваться. Не то чтобы Цинжаня это смутило – развлекаясь и создавая образ обаятельного бездельника, он время от времени бывал в весенних домах, и из любопытства попробовал развлекаться с парнями. Ничего такого в том, чтобы разделить персик, он не видел. Но ведь саньгэ любит Цяньюэ, давно любит, зачем бы ему… Он так любит ее и так ждал встречи с ней, что даже ни разу не поцеловал другую! - Ты же не… - Я нечаянно. Теперь я буду тебе отвратителен, правда? – с горечью спросил Тяньи. Цинжань прижал его к себе. Сердце болезненно сжалось. «Он так хочет, чтобы его любили, хоть кто-нибудь». - Не говори так, даже не смей так думать! Я люблю тебя. И сам поцеловал Тяньи, ласково касаясь губами его губ, нежно и в то же время настойчиво заставляя приоткрыть рот, скользнул языком внутрь, лаская томительно-медленно, как и должно быть в первый раз. Тяньи с силой вцепился пальцами в его плечи – так утопающий цепляется за любую возможность выжить и добраться до берега. Отвечал на поцелуй, повторяя его движения… он быстро учился, так же быстро, как осваивал новые приемы в бою. А после, когда поцелуй прервался, тяжело дышал, прикрыв глаза. - Жань-эр. Ты хочешь?.. Цинчжань снова, как в прошлый раз, расплел его прическу, провел ладонью по его волосам. - Не сейчас, Иэр. Мы оба пьяны, мы узнали то, чего не должны были знать… сейчас не время, если мы сорвем цветок меж южных врат в такой час, то сможем потом пожалеть. Только знай, я не оставлю тебя, я буду с тобой, я всегда на твоей стороне. Он помог саньгэ снять одежду, уложил его, разделся сам и лег рядом. Тяньи обнял его и тут же заснул, но Цинжаню не спалось. Завтра же. Он поговорит с отцом, скажет, что знает о его подозрениях, и попросит для Тяньи княжеские владения и должность при дворе. И никому, никому не позволит взрастить между ними соперничество. Даже пусть они влюблены в одну и ту же девушку… которой, кажется, они оба безразличны. Это право Юэр самой выбирать свою судьбу. Но Цинжань сделает всё, чтобы никто из дорогих ему людей не страдал.