ID работы: 12005636

Запасной план

Слэш
R
Завершён
452
AlcoKenma бета
Размер:
274 страницы, 27 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
452 Нравится 315 Отзывы 138 В сборник Скачать

Часть 8

Настройки текста
Самая нелюбимая часть дня у Кенмы — когда сон выпускает из своих тёплых объятий, и приходится возвращаться из мира грёз в мир сплошных разочарований. Почему так? Да потому что будильник приходится переводить седьмой раз. Кто вообще придумал нырять утром? Откуда у Наки группа в воскресенье, а единственное свободное время — с десяти утра до двенадцати? Десять, мать его утра. Кенма иногда во столько ложится, и сейчас сожаление, что решил поспать вообще, точит когти о душу. Ради драгоценных тридцати минут сна он пожертвовал завтраком — вафлями с вишнёвым джемом и какао с маршмеллоу, между прочим, — а теперь рискует остаться без бодрящего душа. Ещё и холодно из-за кондиционера так, что одеяло почти вросло в кожу, а выключить его — лень вставать за пультом. Порочный круг невезений… Цена за то, что вчера было так классно. Насыщенной, однако, выдалась суббота. Парни всё утро подбирали Кенме снаряжение, а днём Наки провёл вторую тренировку, окончательно убедившись, что такой подготовки хватит для первого погружения. Ещё и сигналы эти дурацкие заставил учить… Нет, Кенма, конечно же, их выучил: Куроо самолично загибал ему пальчики в нужных жестах, что, как показала практика, послужило идеальным способом запоминания. Только не того, что нужно, к несчастью. Кенма и не думал никогда, что океан, безлюдный пляж и кое-кто — да, дело кое в ком определённо, — могут быть настолько красивыми в закатных лучах; что персиково-малиновое небо протянется над головами бесконечностью, а шум волн и крики чаек захочется слушать ночь напролёт. Он и не предполагал, что прикосновения могут быть настолько приятными, а чужой смех проберёт аж до мурашек и разлетится бабочками внутри. Они ведь просто смотрели на океан, заучивая эти сигналы, чтобы общаться под водой, а Кенма готов душу отдать, чтобы вчера повторилось. Но не готов встать сейчас. Даже когда Куроо заходит в номер и так ласково произносит: — Кис, вставай. Иначе мы опоздаем. Это не мотивирует ни капли. Кенма даже не поворачивается на него, отвечая: — У меня синдром спаткисона, отстань. — Здрасьте! — Привет. — Доброе утро. Улыбка на лице — не к месту, не к ситуации, когда намеревается протестовать до последнего. И не то чтобы не хочет увидеть то, что спрятано волнами, просто лишний раз подразнить Куроо — уже как неотъемлемая часть жизни. — Ой, фрик, бля, — фыркает в ответ, чуть ли не с головой прячась под одеяло. — Мне снова тебя нести? — задаёт вопрос прям с надеждой в голосе, но Кенме хочется немного другого. — Мне холодно… Куроо тяжело вздыхает, проходя к тумбочке под телевизором, чтобы взять пульт от кондиционера. Нажимает на кнопочку, предотвращая риск обморожения и какой-нибудь ангины, и продолжает стоять посреди комнаты: ждёт, видимо, когда воздух согреется. — Мне всё ещё холодно… — делится своим состоянием Кенма, ёжась. — И? — делает вид, будто не понимает, к чему парень клонит. Перестраховывается. — Сделай с этим что-нибудь. Опять двусмысленность. Вернее, многосмысленность, ведь у Куроо есть множество вариантов того, что он может сделать. Например, довести температуру на кондёре до сорока градусов. Вообще, он много до чего довести может. Но об этом думать не стоит, иначе стоять будет кое-что другое: вариантов этого кое-чего также множество. Но парень выбирает один. Самый, такой, опрометчивый. — Помнится, ты просил меня сделать что-нибудь со своей горячестью… — Хорошая у тебя память. — Да. Так вот… — Куро, ёб твою мать, я сейчас замёрзну насмерть, пока ты думаешь, обнимать меня или нет. — Уже иду. Кенма укладывается поудобнее. Чтобы не портить момент или лишний раз не смущать ни себя, ни Куроо. Жарко становится мгновенно лишь от ощущения, как матрас прогибается под чужим весом. А дальше… Лучше было замёрзнуть насмерть, ведь сейчас есть риск умереть от гипоксии: как дышать — хер его знает. Куроо обнимает со спины, прижимается крепко-крепко, зарываясь носом в кенмины волосы. Никакого дайвинга, блять, не нужно. Жизненно необходимо пролежать так до следующего утра, опоздать на самолёт и не вернуться в Токио вовсе. — Так тепло? — спрашивает Куроо шёпотом. — Ме, ты слишком горячий, — отвечает Кенма, жмурясь: вдруг так получится не впадать в смущение. — Так нельзя. — А как можно? — Ну… если так подумать… по-всякому… — По-всякому? — Да. Куроо ухмыляется, оставляя своё обжигающее дыхание на чужой шее. Нет, ну каков подлец — так безбожно туманить без того помутневший рассудок Кенмы. Наглости — немерено. Ни одной степени имени Он.Охуел-Блять не хватит. — Давай посмотрим, как ты запомнил сигналы, — предлагает Куроо в такой момент. Видимо, тоже крыша едет. — Зачем? — Чтобы у нас не возникло проблем при погружении. Кенме хочется спросить: «А есть тренер по погружению в тебя?» но вместо этого — соглашается, вытаскивая руки из-под одеяла. — Ладно, давай. — Хорошо, как будет «всплываем вверх»? О, это не вызывает трудностей. Большой палец вверх сопровождается удовлетворительным мычанием, и Куроо загадывает следующий сигнал. — А «мне нечем дышать»? Кенма справляется и с этим, демонстрируя «перерезание» шеи раскрытой ладонью. Куроо вряд ли это видит, особенно увлекаясь мягкостью чужих волос, но по дёрганью руки понимает, что парень этот сигнал знает. Продолжает проходиться по каждому, убеждаясь, что Кенма действительно готов, пока в самом конце не спрашивает: — А как будет «я пойду с тобой на свидание»? — Пф, изи, — Кенма, ухмыльнувшись, показывает Куроо средний палец. Да так, чтобы ему было отчётливо видно. — Пон. — Заебаться и не жить… Ещё одну фразу украли… — Заебаться и не жить! Кенма отказывается иди со мной на свидание! — Ты дурак? — Я фрик вообще-то. — Да кто спорит-то? Куроо обнимает Кенму сильнее и специально быстро-быстро выдыхает носом ему на шею. Прям как ёжик. Щекочет и даже шанса не даёт выбраться. — Хватит! — протестует жертва мурашкового насилия, смеясь. — Нет бы сказать, что я легенда. А то всё фрик да фрик. — А что я сделаю, если ты фрик? Провокация не удаётся. В голове взрываются фейерверки: мозг впервые уступает сердцу, и чувства яркими огнями свербят перед глазами. Нет, чёрт возьми: нельзя влюбляться в человека с каждой секундой всё сильнее. Это невозможно. Невозможно, даже когда тело хочет большего. Мозг и на этот раз подводит, но с языка срывается: — Хватит, Куро, мы опаздываем! — Ага, рад, что ты это понял.

***

В гидрокостюме, несмотря на божественно-тёплый ветер, когда рассекают по волнам на катере, жарко. И немного неуютно: Кенма волнуется. Накручивает себе всякого, вспоминая, как вчера смеялся с этого — с костюма, прилипшего к телу, и звания человека-амфибии, которое дал ему Куроо. У самого такое ощущение в первый раз было. Сейчас же — не смешно ни капли. Одно дело бассейн, другое — целый океан. А в лодке трое и нет собаки: фрик, Наки и жертва обстоятельств. Очень, очень, мать его, тревожно. — Какой русалкой ты себя будешь представлять? — ненавязчиво произносит Куроо, придвигаясь близко-близко: из-за ветра есть шанс, что его не услышат. — Чё? — на всякий случай переспрашивает: ну, вдруг, показалось. — Ты смотрел «Н2О: просто добавь воды»? — интересуется со всей серьёзностью. Кенма кивает. — Ну и, какой русалкой будешь? Чур я Рики. — Эй, ты не дал мне выбрать! — негодует парень. — У тебя ещё целых две осталось. — Нет! Нахуя спрашивать, какой русалкой я буду, если ты занял самую крутую?! — Ну ки-и-ис! — Бабкой, блять, буду. Которая всегда рандомно появлялась. — Ну, по характеру уже похоже. — Чё?! — А? Кенма скрещивает руки на груди. Закатывает для профилактики глаза, но в следующий момент понимает, насколько сильно хочет, чтобы Куроо был к нему ещё ближе. Приобнял бы хоть, что ли. Нет, соприкасаться плечами — тоже очень приятно и хорошо, но почему никто не учитывает риски вывалиться из катера, если не держаться друг за друга? Наки поворачивает в сторону скалистого берега, сбавляя скорость. Теперь риск вывалиться минимален, и Кенма даже немного жалеет, что они приехали так быстро. Волнение, однако, тут же отступает, сменяясь восхищением при виде места, в которое они будут погружаться. Какая-то особая аналитика не нужна: вода над ним лазурная. Солнечные лучи будто подсвечивают этот участок океана прожектором, а чайки радостно кружат в небе, привлекая к себе внимание: слушай их и обязательно окажешься на нужном пути. Куроо проверяет состояние октопуса, регулятора, консоли и компьютера, убеждаясь, что Кенме ничего не грозит, как вдруг отмечает, что с распущенными волосами ему лучше не погружаться: элементарная техника безопасности, хотя этот пункт явно не важнее остальных. — Я забыл резинку… — признаётся парень, тут же пытаясь что-то сообразить. — Вот балда, — по-доброму отзывается Куроо, запуская пальцы в чужие спутанные волосы. — Так и знал, что забудешь. — И что ты делаешь? — не совсем понимает Кенма, окончательно расслабляясь: обожает, когда кто-то трогает его голову. — Хвостик тебе завязываю. Я-то резинку взял. Как знал. Куроо старательно собирает ему волосы, параллельно пытаясь распутать пряди. Получается отлично. И пальцам мягко так, что хоть всю жизнь делай Кенме хвостики. Куроо ради такого даже косички плести научиться готов. И научится. Обязательно. Вдруг ещё где пригодится. — Да ты специально мне не напомнил про резинку, чтобы самому мне волосы собрать, — произносит Кенма еле-еле: слишком приятно, чтобы разговаривать. — Может быть, — не юлит Куроо, чем вызывает ухмылку. — А ты хорош, — признаёт. — А то, — светится от счастья. — Чё вы, скоро там? — вмешивается в идиллию Наки. — Пора погружаться. Ладно, Кенма к этому готов. Действительно. Не противится и не волнуется, когда баллон оказывается на спине, а дышать приходится через трубку. В маске ничего лишнего сделать не получается, однако панике парень не поддаётся. Вчера через всё это проходил в бассейне. Сегодня — океан. Но вчера не было Куроо, держащего за руку и готовящегося нырнуть вместе. Сегодня есть. И по команде Наки они вместе погружаются под воду. Пузырьки окутывают всё тело, а затем стремятся к поверхности. Кенма отчётливо видит каждый из них, мечтая поскорее осмотреть всё вокруг себя: пусть быстрее поднимаются и не мешают оглядываться. Глубина небольшая, всего метра четыре: Наки уверил, что для новичка этого достаточно, а потому первый вдох делать нестрашно. Кенма даже к шуму в ушах относится нормально — быстро отвлекается на подводные пейзажи, набираясь уверенности осмотреть всё, на что воздуха в баллоне хватит. Куроо формирует круг из большого и указательного пальцев, как бы спрашивая: «Всё нормально?» Кенма отвечает тем же сигналом прежде, чем разомкнуть их руки, и затем остаётся сам по себе. Вернее, под присмотром, но двигаться под водой начинает первее Куроо. Вернее, пытается. На такой глубине другое давление, и сдвинуться с места оказывается проблематично, но не поддаться панике удаётся снова, а начать плыть в направлении, где обитают представители фауны, вскоре не вызывает затруднений. И такое Кенма действительно видел только в океанариумах. Целое подводное царство простирается, кажется, на сотни километров. Как будто портал в другой мир, где Куроо с Кенмой — незваные гости, а полосатые рыбки, разбегающиеся в разные стороны, спешат предупредить своих главарей о вторжении великанов. «Атака титанов» какая-то, но лучше сейчас перестать мыслить так ограниченно. Бикини Боттом — оно. Не хватает только сачков, чтобы ловить медуз, коих, к счастью, не видно. У Кенмы с ними плохие отношения: обожгли, когда он был с родителями на Кубе в две тысячи девятом. А коралловые рифы… Кто бы мог подумать, что под бескрайней синей пеленой прячется что-то настолько яркое и красивое? Оранжевый, розовый, зелёный — целый рыбий городок с какими-то причудливыми водорослями, напоминающими маленькие деревья. А, проплыв чуть дальше, Кенма восхищается ещё больше: на песчаном дне замечает звезду. Огромную такую, с красными точками по всему своему тельцу, что походят на бусы, и зубцами по контуру, словно шипы. Машет Куроо, чтобы он тоже подплыл посмотреть, и с таким восторгом на него смотрит, что умиление поражает сердце и душу последней стадией моментально. Все разы, что парень нырял до этого, ни за что не сравняться с этим. И Куроо сам не понимает, что такого особенного в последнем погружении. Наверное, то, что он тоже влюбляется в Кенму с каждой секундой всё сильнее. Буквы «П», «А», «Т», «Р», «И», «К», вырисовываемые под водой, сопровождаются незамедлительным ответом. «Ф», «Р», «И», «К». Ёмко и понятно. Диалог двух высокоинтеллектуальных людей состоится где угодно. Только следующие буквы «М», «У», «Р» и попытка нарисовать цифру три вместе с двоеточием моментально превращают в питекантропа. Куроо на секундочку кажется, что он разучился плавать. Но и за секундочку эту несложно понять, что если Бог даст, Кенма его с ума сведёт. Голову ведь уже вскружил капец-пипец. Только, Бог, пожалуйста, дай.

***

Курить электронку и пускать пар к потолку — лучшее завершение дня. На второй половине кровати — Куроо, а в телефоне играет трек «Rhinestone Eyes». В крови — полторы бутылки вина: инициатива Кенмы, которая оказалась даже более чем понятой и принятой. Решили отметить первое погружение да и в целом проводить мини-отпуск в Окинаве. Самолёт в пять утра. Они просто лежат, слушая музыку. Куроо изредка забирает из рук Кенмы электронку, чтобы покурить самому. В остальном — молча наблюдает за белыми клубами, растворяющимися в воздухе. Вдвоём комфортно. К последним бокалам вина не притрагиваются: не хочется расходиться так быстро. Растягивают удовольствие или время, чтобы решиться на что-то, — логичное завершение этого мини-отпуска. По крайней мере, об этом думает Кенма, ведя разговор с самим собой. Куроо же нужно отблагодарить за эмоции. На сдачу принять чувства или оставить их на кассе, не сказав: «До свидания». Так ведь происходит обычно. Ну, происходило. Какое-то время назад. Только там обходилось без благодарностей. Когда Кенма начал считать себя должным за подаренное ему? Нет, не так. С чего он снова считает себя должным? Акааши же искоренил это пару лет назад, вернул веру в себя и повысил самооценку до адекватного уровня. Возможно, Кенма не верит, что Куроо ничего не ждёт от этой поездки. И с Акааши сейчас не посоветуешься, потому что не один, а следующая песня — одна из тех, под которую невозможно не танцевать.

[Maruv — Focus On Me]

Вино выпускает разум из своего плена. Тело собирает последние силы, помогая парню приподняться на локтях и повернуться на Куроо: — Пошли танцевать, — предлагает, начиная ёрзать бёдрами по кровати. — Под это? Ты рофлишь? — не оценивает песню парень. — Да, под это, — утвердительно кивает Кенма. — Я два раза повторять не буду. — Это же ужасно. Любопытно становится, когда Кенма начинает подпевать. Куроо с интересом смотрит на парня, встающего на колени и тянущегося к нему. — Пошли! — хватает его за руку, пытаясь тянуть на себя. Не сдвинул ни на сантиметр. — Кис… — Давай! Вставай! Куро, идём! Устоять никак. В самом деле. Какие-то неведомые чары заставляют поддаться. Куроо позволяет Кенме вести себя за собой и расстраивается, когда, становясь на пол, оказывается так беспощадно брошен: рука, ранее сжимаемая холодными пальцами, просто падает вниз. Надо танцевать. Но Куроо не особо умеет управляться с телом. В отличии от Кенмы, который так красиво двигается под музыку, что не залипнуть не получается. Однако в следующий момент ладони, ложащиеся ему на плечи, возвращают в реальность. — Танцуй, детка, — слышится где-то над ухом. Кенма прижимается всего на секунду, потом тут же отстраняется, провоцируя Куроо начать попытку в танцы. Иначе попросту не отвлечься от мысли, чтобы притянуть парня к себе и не отпускать. Низкие прыжки и странные подёргивания руками, как ни удивительно, сходят за движения. Куроо старается повторять за Кенмой, и даже получается вроде как. Очень скоро исчезает и стеснение. Песня моментально делается любимой, и по приезде в Токио надо обязательно добавить её в плейлист. Появляется смелость. Куроо, поддаваясь энергетике музыки, умещает ладони у Кенмы на талии и в этот раз не оказывается отвергнутым. Вино устраивает подлянки, когда включается следующая песня.

[Blanco Billions — paradise]

Сбившееся дыхание никак не привести в норму. Под этот ритм не то что прыгать, даже просто извиваться не хочется. Не тот настрой совершенно. — Под эту песню мне хочется раздеваться, — отшучивается Куроо, когда вдруг держать руки на талии у Кенмы становится слишком неловко. — Тебя раздеть? — ухмыляется парень, скользя ладонями с чужих плеч к груди. И это не просто подлянка от вина. Это — целый, мать его, квест «Выберись из сраных терний собственного подсознания». Кенме хочется узнать причину, по которой Куроо привёз его в Окинаву. И если основной целью была постель, то не то чтобы обидно станет. Кенма, по сути, не потеряет ничего. Не против логично завершить путешествие, ведь Куроо ему понравился. Правда понравился. Но будет ли у этого общения продолжение, если всё-таки «да»… Ну, была не была. — Нет, раздевать меня не надо, — успевает произнести Куроо перед тем, как волна электрического заряда топит душу в ощущениях. Кенма прижимается к нему всем телом, начиная целовать его в шею. Руками скользит ниже, но останавливается совсем близко с тем, что активно дискутирует с мозгом в попытке одержать победу. А от поцелуев этих так приятно, что ноги еле держат. Однако допускать ошибок нельзя, и Куроо серьёзным тоном произносит: — Прекрати. — Почему? Ты разве меня не хочешь? Шее от его дыхания горячо. Мурашки пробегают, кажется, до кончиков пальцев, и нет ничего лучше, чем сказать правду. — Хочу. Конечно, хочу. Кенма ухмыляется, продолжая забавляться. Свой выбор Куроо сделал, и как жаль, что это, вероятно, их последняя встреча. Однако следом снова слышится: — Хватит. И Кенма оказывается на значительном расстоянии от Куроо. Сантиметров двадцать, не более, но по ощущениям — пропасть будто. — И в чём проблема? — непонимающе спрашивает. — Я не трахаться с тобой сюда приехал. — Вот как… Напряжение не искрит в воздухе только потому, что песня продолжает играть. Слова Куроо звучат грубо, но в то же время вселяют некую уверенность… или, наоборот, сомнения: вдруг это с Кенмой что-то не так. А покуда вино продолжает будоражить душу, разогнать эту тему труда не составляет. Тему того, что с Кенмой обращались не по-человечески. — Тогда зачем? Просто понырять? — Ну конечно! — А, ну да. — Кис, я так не поступаю. — Все вы так говорите. Кенма садится на кровать, притягивая к губам электронку. Куроо делает то же вслед за ним. — Ну я-то не все, — произносит, чтобы как-то сгладить. — Это я тоже слышал, — остаётся непреклонным. И отчего-то делается злым. Однако тут же тает, когда Куроо, обнимая, прижимает к себе, лишний раз не церемонясь. — Кто же тебя так обидел? Что это за челобомбер такой пидарасский? Скажи, и мы с Бокуто… — Фрики вы с Бокуто, — смеётся Кенма, перебивая. Решает закончить этот разговор сейчас же, чтобы не делать больнее ни себе, ни Куроо. — Да кто ж спорит-то? Хорошо. В объятиях Куроо. Кенма по итогу сам к нему прижимается, находя положение боком очень неудобным, но это неважно. Стыдно, правда, за то, что устроил, однако на это будут ещё целое утро и наверняка какие-то подколы. Самоирония, если быть точнее. Главное, чтобы не «-бичевание». «Челобомбер» сразу откладывается на подкорке. Теперь это слово кенмино тоже. А следующая фраза Куроо снова сводит с ума. Пора подумать о том, чтобы начать быть в нём уверенным. — Я хочу, чтобы у нас с тобой всё получилось. Но давай пока не будем спешить. — Хорошо, не будем. Куроо усмехается, падая спиной на кровать. Лёжа обниматься удобнее. И гладить Кенму, когда он умещается у него на груди, — тоже. — Ты так и не ответил, — припоминает должок. — М? — вопросительно мычит, приподнимаясь. — Какой сигнал у «я пойду с тобой на свидание»? Кенма в ответ кивает. Вот же фрик, нахрен, — снова смущаться заставил.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.