[akaashi.keiji]: Здравствуйте, Бокуто-сан.
[bokuto12.msby]: НЕЕЕЕТ [bokuto12.msby]: УДАЛИ [bokuto12.msby]: Я ХОТЕЛ НАПИСАТЬ ТЕБЕ ПЕРВЫМ[akaashi.keiji]: Дайте мне побыть первым :)
[bokuto12.msby]: Я позволил бы тебе быть первым везде, во всех отношениях и планах[akaashi.keiji]: Чудно٩(^‿^)۶
[bokuto12.msby]: Как дела?[akaashi.keiji]: Я собирался спросить у вас то же самое)
[bokuto12.msby]: Ты первый[akaashi.keiji]: Ладно…
[akaashi.keiji]: Я немного волнуюсь, потому что собираюсь сделать кое-что в первый раз
[bokuto12.msby]: Очень любопытно[akaashi.keiji]: Правда?)
[bokuto12.msby]: Да[akaashi.keiji]: И как мне быть?
[bokuto12.msby]: Не волноваться и делать ;)[akaashi.keiji]: Я хочу, чтобы вы стали первым в этом вопросе
[bokuto12.msby]: В каком? :D[akaashi.keiji]: Видите ли…
[bokuto12.msby]: Вижу ✌︎('ω')✌︎[akaashi.keiji]: Я хочу…
[bokuto12.msby]: Не томи меня ожиданием, Акааши, я могу надумать не того :D[akaashi.keiji]: Вы пойдёте со мной на свидание?
[bokuto12.msby]: Ты назначаешь мне свидание????????[akaashi.keiji]: Ну…
[akaashi.keiji]: Да)
[bokuto12.msby]: Ебать [bokuto12.msby]: То есть [bokuto12.msby]: Я в ахуе [bokuto12.msby]: То есть [bokuto12.msby]: То есть….. [bokuto12.msby]: Эм…. [bokuto12.msby]: Ну типа [bokuto12.msby]: Мне только стрелки назначали [bokuto12.msby]: Охуеть![akaashi.keiji]: Это значит, вы согласны?
[bokuto12.msby]: Разумеется, я согласен[akaashi.keiji]: Вам придётся раздеться, Бокуто-сан
[akaashi.keiji]: Будьте готовы :)
[bokuto12.msby]: Я уже раздет [bokuto12.msby]: Сижу в полотенце [bokuto12.msby]: Из душа вышел[akaashi.keiji]: Очень хорошо)
[bokuto12.msby]: Мне одетым приехать? [bokuto12.msby]: Или сразу так?[akaashi.keiji]: ( ´_ゝ`)
[bokuto12.msby]: Понял, сразу так :D[akaashi.keiji]: Бокуто-сан!
[bokuto12.msby]: Ладно-ладно, я просто растерялся :D[akaashi.keiji]: Буду ждать вас в 23:00
[bokuto12.msby]: Буду в 22:59 ;D[akaashi.keiji]: Договорились)
***
Парни приезжают в непримечательный бар, находящийся среди жилых домов и множества маленьких магазинчиков. На входе толпятся подростки, пытаясь проникнуть на занятную, по мнению Акааши, вечеринку — в рекламном посте обещали дать гостям возможность разрисовать друг друга флуоресцентными красками. Шаг, скорее, отчаянный, чем смелый, но это показалось забавным — что можно завуалированно касаться тела Бокуто и оправдываться искусством. Внутри весьма уютно. Просторное душное помещение освещают ультрафиолетовые светильники. Народу достаточно, чтобы затеряться на танцполе среди тел под волшебство музыки и алкоголя. Акааши однозначно намерен пить. Бокуто — за рулём, но это ни капли не смущает. Ни капли стыда Акааши не оставит на дне сидра с манго. По крайней мере, таков сюжет фильма в его голове. Как оно будет на самом деле — никто не знает. — Здесь… атмосферно, — произносит Бокуто. Огоньки стробоскопа красиво отражаются в его глазах. — Вам нравится? — спрашивает Акааши, чтобы удостовериться. — А то, — придаёт уверенности, осматриваясь. Замечая у бара пару с разрисованными телами, оживляется: — О, блин, круто! Акааши, смотри! — Хотите так же? — игриво ухмыляется, складывая пазл в чужой голове во что-то очевидное. — Конечно. Мы же за этим сюда приехали. Бокуто не придерживается воображаемого сценария. Акааши приходится ориентироваться на ходу, чтобы не растаять от интонации его голоса: душевные переживания планировались в третьем акте. То есть, после третьей бутылки. Импровизация — предложить выпить, чтобы хоть как-то отвлечься и раствориться в басах, проходящих сквозь душу. Бармен открывает бутылку сидра, протягивая её Акааши. Бокуто — получает свой энергетик и, заворожённый, следует за парнем, который тянет за собой на танцпол. И всё это начинает походить на какой-то фильм. Кадры сменяются один за другим. В фокусе только двое, но перед глазами — что-то, помимо «сейчас». Акааши делает несколько глотков — на губах остаётся приятная сладость. Он слизывает её, вспоминая касания горячих ладоней, оглаживающих его тело под футболкой. Жарко становится, как от тех поцелуев, люди вокруг вынуждают быть ближе друг к другу: места кажется крайне мало. В его глазах Акааши тонет, делая очередной глоток, — хочет захлебнуться как можно скорее. И прав Кенма был — как можно давать по тормозам, когда только-только разогнался. Они не виделись всего три дня, но так изголодались друг по другу, что хватает лишь одной бутылки, чтобы наоставлять клякс на чёртовом сценарии. Но во все тяжкие не пускаются. В конце концов, Акааши пригласил Бокуто на свидание, а не за тем, чтобы быть бессильным перед ураганом чувств. Не в первые двадцать минут. Даже если всё это — ненавязчивый предлог. — Хочу на тебе порисовать, — шепчет Бокуто на ухо. И у Акааши от его слов и того, как он близко, мурашки по спине пробегают. — Чего же вы ждёте? А Бокуто ждёт не то чтобы чего-то конкретного, просто сама мысль об Акааши, о том, что он стоит сейчас перед ним и смотрит так игриво-затуманено, не укладывается в голове. Ни под этим углом — «Боже мой, я ему нравлюсь», ни под этим — «Чёрт возьми, если я поцелую его, он не откажет». Даже если пополам её сложить, как листочек со списком покупок, — всё равно ничего не выйдет. Они чувствуют друг друга на ментальном уровне. Бокуто странно это осознавать: у прошлых отношений была совсем другая специфика, из него делали дурака, пользовались им, вытирали ноги о его наивность и топтали сердце под этим ковриком надежды на лучшее… Но в конечном счёте парень кое-что осознал — он и есть дурак. Никто из него его не делал. Но с Акааши не так. Бокуто не может этого объяснить. Он просто это знает. — Пойдём? — спрашивает только для того, чтобы побыть так близко друг к другу ещё пару секунд. — Да, если… — выдерживает паузу, поднимая на парня глаза, — если вы не хотите меня поцеловать, Бокуто-сан. О чём, собственно, и речь. Акааши произносит это с поразительной лёгкостью. С необычайной нежностью Бокуто прижимается к его губам своими. Невероятно — как одна пьянка у Кенмы сблизила их. Феноменально — что больше не стесняются делать то, о чём думают. Да и не то чтобы долго пришлось. Даже, наверное, стадию подростковой робости обошли вовсе. И Бокуто при этой мысли улыбается: приятно, что раскрывает Акааши «с той стороны, с которой ему, возможно, раскрываться не хочется». И если спички действительно у одного из них, то у Кенмы — масло, которое он подливает в огонь, чтобы горело ясно и не гасло. Бокуто этим даже вдохновляется. И не спешит, как обычно, быстрее приступить к делу, а тщательно изучает краски, что перед ним: не хочет напортачить. Он же, в конце концов, не на вагоне рисовать собирается. Выбрав красный, парень убеждается, что кисточка достаточно мягкая. Проводит по ней большим пальцем, заставляя Акааши рассмеяться, умилиться. И замереть в предвкушении, когда он, стянув с себя футболку, остаётся перед Бокуто в штанах: во взгляде медовых глаз вспыхивают искорки. Теперь мурашки появляются из-за того, что щекотно. Кончик кисточки скользит по груди, и Акааши ёжится, перехватывая чужое запястье. — Забыл сказать, что моё тело очень остро реагирует на касания, — произносит он, неловко краснея. Алкоголь обостряет эти ощущения в разы. Всё потому, что сейчас максимально расслаблен. — Я это понял ещё в субботу, — дразнится Бокуто, намереваясь вернуться к воплощению своей гениальной идеи. Смущение возводится в новую степень. Мысли о том, как хорошо тогда было, снова расползаются по сознанию неуловимой жаждой большего. Акааши заставляет себя отвлечься, хоть и получается плохо. Пожалуй, нужно просто выпить ещё — тогда можно будет не ограничивать себя в размышлениях о приятном. Бокуто, к слову, справляется с этим на ура — наглядно показывает, что Акааши испытывает рядом с ним. Объятое пламенем сердце горит красно-оранжевым, и это так, действительно так — оно пылает в груди, трепещет. Ну невыносимо. Непостижимо уму — так кайфовать от человека. И подобное теперь не укладывается в голове у Акааши. Даже если закатать эту мысль, как ватман. Даже если сложить её гармошкой. Даже если сделать из неё самолётик и пустить его по просторам сознания — пусть заваляется где-нибудь. Но парень бережен к вещам, эмоциям и людям, которых любит. Круто будет, если Бокуто станет одним из таких и этот огонь в груди никогда не потухнет. А пока следует сказать себе: «Стоп». Перевести дыхание. Снять запонки со свадебного костюма — Акааши слишком торопит события — и взять в руки кисть с красками. — Что вы хотите, чтобы я нарисовал? — спрашивает парень, брезгливо смотря на чужую футболку. Оценивает её как десять мешающих предметов гардероба из десяти. Бокуто чуть было не отвечает: «Сделай меня аватаром, чувак. Всегда мечтал быть одним из на’ви», но на ментальном уровне ощущает, что от глупостей надо воздержаться. Как бы тяжко ни приходилось. И как же это всё-таки странно — понимать, когда нужно попридержать язык за зубами. Даже пусто как-то на душе делается. И Акааши это замечает. Походу, вовсе читает мысли, раз следом проговаривает: — Аватар, да? — Мм-м… И всё волшебство куда-то девается. Нет, не то чтобы прям совсем, просто фильм Акааши Кейджи, где он и режиссёр, и сценарист, и продюсер, не должен стать грёбаным кроссовером с гениальной вселенной Джеймса Кэмерона. В ту субботу они уже сняли пародию: по синей дыне, как сказал Бокуто, закосплеили даже Салли из «Корпорации монстров». И Акааши, честно, хватило. Он хочет другого: чтобы бабочки вот так в животе, и краснеть от поцелуев, и вообще, какого чёрта парень должен… ну нихуя ж себе! Вот это пресс! И грудь… и руки… и пиздец. Действительно, какого чёрта Акааши должен просто стоять и смотреть? — Слушай… те… — вдруг произносит он, выдавливая немного краски на кисть. — Слушаю, — серьёзно отвечает Бокуто. «Можно я порисую на вашем теле губами?» — думает про себя Акааши, переминаясь с ноги на ногу. Это нихера не просто — собраться с мыслями, теми, что расползлись по сознанию неуловимой жаждой большего, и сделать вид, что нисколько не смущён. Кажется, Бокуто обо всём догадывается. Неспроста ведь спрашивает: — Может, тебе помочь? И подходит ближе, чем Акааши бы ему позволил. Берёт его руку в свою, выжимает ему на ладонь синюю краску и проводит ей по своей груди, оставляя всю ответственность за сделанное на парне. Типа, Бокуто просто помог. Дальше — решай сам, Акааши. А Акааши в принятии сложных решений плох. На миллион плюсов найдёт миллион один минус, но сейчас как назло в голове лишь «Хочу» дурацкое, и от сомнений даже тени нет. А жаль: великолепие Бокуто слепит, заставляет тело гореть, и не только по груди этот пожар разливается. Капелька пота скатывается по виску. Акааши кажется, что он сделан из воска; что растает раньше, чем наконец решится провести ладонью Бокуто по животу. Отвратительно — какие следы оставляют пальцы. Потрясающе — что видно, где Акааши его трогал. — Безобразие какое-то… — дать критику, словно спастись от гнёта собственного подсознания. — Я безобразен? Встретиться с его взглядом — фиаско, потому что накрывает моментально. Акааши тут же извиняется за свои слова поцелуями. Бокуто — давно на взводе. Прижимает к себе, пачкая невысохшей краской, и от губ стремится к шее, что имеет солоноватый вкус. Всё, чёрт возьми. Приплыли. На лодке возбуждения заплутали в океане страсти. И тут же вернулись на сушу, когда Акааши, опьянев от Бокуто до кругов перед глазами, прошептал: — Бокуто-сан, покажите мне вашу новую квартиру… Наверное, рано или поздно это должно было произойти. Очко сужается до размеров иголочного ушка, и Бокуто моментально эволюционирует в обратную сторону — в девственника. — А там… ничего нет… — бурчит что-то себе под нос, напрягаясь. — Ни телека, ни интернета. В холодильнике можно, разве что, червячка заморить… — Я бы заморил червячка, — не сдаётся Акааши. В следующий момент самому пиздец становится стыдно. — Ну… мармеладного. — Кисленького? — Кисленького, да. Бокуто улыбается. Ей-богу, как отлегло. Но на всякий случай уточняет: — А ты про квартиру сказал, чтобы… ну… там… район посмотреть, да? Вид из окна? Ремонт от застройщика… — Да, — чуть ли не плача, произносит Акааши. Но в качестве меры предосторожности показывает, что бывает, если играть со спичками: — А ещё… вы могли бы целовать меня не только в шею, — оглаживает плечи Бокуто для большей убедительности, — а я бы показал вам, какие узоры рисую на теле языком, а не пальцами… — Правда? — сглатывает, покрываясь мурашками. Акааши хочет их слизать. — Да, но раз там ничего нет… попробуйте меня отыскать. И Акааши, набрасывая на тело футболку, уходит. Бокуто и опомниться не успевает, как остаётся один. Про себя называет это форой и, игриво ухмыляясь, ныряет в толпу. Находит ладонь, так опрометчиво светящуюся синим, и до конца вечера чувствует её тепло на спине, груди и лопатках. До квартиры по итогу не доехали: сдались друг другу в машине.