Стереть тебя нахрен со своей головы.

«Я не знаю, как тебе это удалось. Я никогда в своей жизни так себя не чувствовал. Хочу избавится от тебя. Стереть со своей головы нахрен. Патрик.» С того рокового голосового, которое Патрик услышал с динамика Арии прошло несколько дней. Мучительных, безумных дней, потому что он не мог ничего делать и думать, каждый раз слыша этот голос у себя в голове, видя Ивана и проходить мимо, слышать оправдания что он просто был под кайфом. Но Патрик знает, что он каждый раз кайфует от него. И от этого факта все только усложняется, топит, и ему хочется утопиться, и там, под водой, целоваться как в последний раз, прежде чем выполнить просьбу парня в этом чёртовом телефоне. Будто это все — фикция. Тогда почему так застряло в голове и не даёт спать? Почему стоит комом в горле и не даёт смотреть ни на кого другого? Патрик потерял голову и ничего сделать с этим уже не может, пока не услышит все от Ивана лично. И он готов все отдать ради этого, ради каждой буквы, что упадут с уст парня, который лучше скажет все это, чем признается, что гей или би. Би. Невозможно забыть, про то, как он целует его сестру по воскресеньям, потому что в понедельник снова с ним Он сжимает кулак, как и каждый раз, когда думает об этом, как и о всех словах, о которых думать не надо было — они были везде, хоть тату бей. Бить хотелось самого себя. Сильно, жестоко. Стереть с головы Ивана, который просит его стереть его же. Чертовски иронично, но это так не работает. Это — сплошное мучение и головная боль. Иван не только не смог стереть его, но и заставил засесть глубже, у них обоих. Поэтому он даже не замечает, как проходит мимо тысячи студентов у которых мысли о стажировке, когда как у Патрика, находясь в раздевалке —о Иване, в которой они и познакомились. И он совсем не ожидал увидеть там Ивана, который в очередной раз снимал с себя красный галстук, ужасно рябит в глазах и отдаёт болью где-то в висках. —Прогуливаешь? —тихий смешок с его уст ничто, по сравнению с громким басом в голове. —Было бы ради чего, твоя сестра меня продинамила, так что придётся идти на физкультуру. —Иван поправляет волосы и смотрит куда угодно, пытаясь зацепиться за нужный угол. —Какая из? Я не удивлюсь, если Менсия тоже тебя продинамила. Может, дело в тебе? Глаза, говорящие сами за себя. Его же словами. —Значит во мне? Иван не сдерживается, впервые за долгое время не сдерживается и жмёт Патрика в шкафчики, сжимая галстук на шее, словно удавку. Но удавкой были его слова. —Да, в тебе, потому что ты сказал те слова про меня. Не про кого-то другого. Так что да, дело в тебе. —Патрик остаётся собой, смотря в глаза тому, кого хотелось сжечь и почувствовать каждой клеточкой. —Что за слова? Те, что я сказал под кайфом. Они не имеют никакого значения, я просил тебя не приближаться ко мне или моей семье. Патрик заметил жесты, которые пытался скрыть Иван. Заметил пот на лбу и пылкий взгляд. Заметил, что в раздевалке стало душно. Но не собирался останавливаться, раз сам Иван этого не делал у него же в голове. —Хорошо, я не буду приближаться. Только если ты повторишь то, что сказал. Слышишь? Повтори те сраные слова по буквам и не то, что ты, весь Лас Энсинас меня не увидит. Всё в твоих руках. А точнее, губах. Мальчик. Он проводит пальцем по губам Ивана и ухмыляется своей привычной ухмылкой, по которой его знали в школе. —"Я не знаю. —Иван шумно сглатывает так, что теребит ком по горлу, по кадыку, —как тебе. Черт. Стой! —парень мечется и ударяет кулаком куда-то в шкафчик, прежде чем вновь встать перед Патриком, успокаивая себя, что это последний чертов раз, —это удалось. Портящий все дрожащий голос. Он знал эти слова наизусть, они были причиной ненавидеть себя, смотря в зеркало. Сейчас не было зеркала, но был Патрик и была ненависть. Гребаный сын нациста. Он чувствует все это на себе и содрогается, будто заново затягивается дорожкой, только на этот раз своей личной. —Я никогда в своей жжизни. Так себя не чувствовал.—Иван почти кричит, пытаясь выговорить все это как можно быстрее, но замолкает, когда Патрик просит остановится и не даёт ему говорить. Не время и не место гореть. Только не с ним. Он останется в живых. —Хочу избавится от тебя. Стереть со своей головы нахрен. —он кусает губу почти до крови и не замечает, как глаза стали предательски мокрыми, —Патрик. А теперь не приближайся ко мне. Патрик. Слова, сказанные на последнем вздохе, у него заканчивалось дыхание и сил больше не было, подкашивались колени и ноги, на которых он уходит, хотя уходить должен был Патрик. Так было бы проще, свалить всю вину на него. Но вместо этого он уходит, едва держа себя в руках и умываться в туалете больше не помогает. Холодная вода обмякает лицо пластом. Лёгкие готовы взорваться здесь и сейчас. Это то, что испытывает парень, который высказал все то, что было сказано в голосовое и отправлено не тому собеседнику. Но он услышал его тогда и услышал сейчас, пригвождаясь к шкафчику и дрожа. Пот, словно слова Ивана стекали каплями по телу, со лба до кончиков пальцев ног. Патрик стонет и проклинает все на свете. Он только что подчинил себе Ивана, заставил его сказать это ему, думая, что это поможет, ведь "клин клином вышибают" но стало только хуже и уже теперь Патрику кажется, что терять нечего. Даже в школьном туалете, где его отец наверняка повесил камеры. Определенно точно. —А теперь скажи мне это в губы. Шепчет парень, но не даёт сообразить —поцелуй, жадный, просящий. Он набирает темп и целует Ивана без остановки, парня, который на его глазах целовался с Самуэлем, чтобы доказать, что не боится целовать парней. Губы, которые ждут того, чтобы на них вывели каждую букву. Он обещал не приближаться. Но он не приближается. Он целует и забирает тот воздух, что Иван забрал у него, вместе с этими чертовыми словами. —Ты только говоришь, Иван. Сотри меня со своей головы. Просто сделай это. М? —Я не знаю, как тебе это удалось.. Чтобы это ни было, но Иван принимает эту игру. Каждая буква в поцелуе застревает в горле и заставляет его содрогаться. —Стереть тебя, выкинуть со своей головы. Каждое слово как молитва. Патрик клянётся, что сейчас потеряет сознание и все это спишется на "под кайфом". Но он под Иваном, который желая стереть его с головы, стирает живое место на его губах, стирает следы других и место для кого то другого. Они не оставили его. Не в голове Ивана, не в голове Патрика. Патрик снимает с него галстук через голову и расстегивает пуговицы, усаживая на подоконник. —"Я не знаю, как тебе это удалось. Я никогда в своей жизни так себя не чувствовал. Хочу избавится от тебя. Стереть со своей головы нахрен. Иван Конвалария". Возможно, это была взаимная месть. Это была полная взаимность. Самая первая в их жизни, но не последняя.