Angels on My Side – Hippie Sabotage
И я просто вижу свет, Я чувствую, что ангелы на моей стороне.
Она чувствует, что её касаются. Нежно… легко, как пёрышко. Сгусток из чего-то тёплого, приятного липнет на её кожу, не торопясь скользит от предплечья до ключицы, словно целуя, покрывая сплошным наслаждением, которое отдаёт на её кончики пальцев. Гермиона тянется, ещё больше обнажая ему шею. Чувствует, как по спине бегут мурашки. Ощущает, лёгкое дуновение над собой. Тело постепенно охватывает сладкая истома. Она собирается где-то внизу живота и, с каждой секундой, поднимается всё выше и выше, не пропуская ни одну её клеточку, ни один её миллиметр… — Проснись, Грейнджер… — она знает этот голос, уверенный и слегка хриплый. Она знает эти губы, шепчущие её фамилию. Такие родные… Такие яркие на вкус; всегда, как цитрус на снегу. — Просыпайся. Поздним вечером она засыпает в его объятиях и просыпается среди ночи, сбитая с толку из-за ощущений во сне. Всё чувствуется так правдоподобно, так осязаемо. Она, наверное, даже может поклясться, что не спала, что это было всё на самом деле. Но ноги гриффиндорки полуприкрыты собравшимся одеялом внизу, а блаженное тепло прижимается к её груди и спине. Она медленно выдыхает, мысли о странном сне покидают голову. Её макушка уютно устроилась на изгибе предплечья Драко, пока она сама тесно прижималась к его телу. Грейнджер ощущает, что во время сна, её нога перебралась к нему и теперь зажата между его крепких бёдер. Она пытается её убрать, но рука Малфоя только крепче обвивается вокруг её талии и притягивает к груди – приковывает и замораживает на месте. Он будто даже во сне боится, что каким-то образом Гермиона может исчезнуть; оставить их. Их. Драко Малфой не единственный источник тепла. Девушка слегка поворачивает голову и втягивает в себя глубокий, пьянящий запах, в котором чувствуются ноты свежескошенной травы, землистого кедра и пряных специй. Его обнажённая грудь расширяется от глубокого дыхания и с каждым вдохом задевает каждый позвонок спины Грейнджер. Она не помнит, когда он к ним присоединился, но осознание, что Тео спит позади неё, успокаивает Гермиону. Его икры сжимают вторую ногу девушки, а рука находится чуть ниже руки Драко на её талии. Между ними нет и дюйма пространства. Парни зажимают Гермиону между собой, а она чувствует на себе их дыхание – ровное, глубокое. Вне сомнений, если бы не шум в ушах, то можно бы услышать, как их сердца бьются в унисон, как они все вместе дышат в такт друг другу. И это так нормально; всё так и должно быть. Грейнджер перекладывает ладонь с груди Драко на их руки, накрывая своей; соединяя, как связующая ниточка. Она закрывает глаза, но уснуть так и не получается. Тот сон, словно безликой тенью, пробирается к ней и влезает глубже, в вены, слегка подстёгивая их ускориться на пути к сердцу. Девушка старается вновь забыть о нём и раствориться в безопасности, которую чувствует, уютно устроившись между слизеринцами… но что-то не даёт покоя. Нотт начинает шевелиться за спиной. Лёгкое движение его тела заставляет его ногу скользнуть глубже в ноги Грейнджер. И это движение волнует Малфоя, что его рука сильнее сжимается вокруг гриффиндорки. Он прерывисто выдыхает, пепельная прядь соскальзывает со лба и касается дрожащих ресниц. За какое-то мгновение пульс девушки учащается, и она прикусывает губу. Волна дрожи проносится по телу от жарких прикосновений ног Тео, которые прижимаются к ней сзади; от тесного контакта с грудью Драко… Годрик. Они делают это снова – неосознанно становятся её палачами. Недостижимое ничем другим чувство снова расходится по окончаниям, заставляя её падать… сдаваться. Голова Гермионы откидывается назад и мягко прикасается к грудной клетке Теодора. Но тут же длинные пальцы начинают скользить по её подбородку, заставляя слабо вздрогнуть. Вкрапления мерцающего серебра в лунном свете пронзают её карий окрас радужек. Вены начинают струиться активнее, участвуя в циркуляции. Драко проводит большим пальцем по её нижней губе, немного оттягивая. А потом приближается и, не дав сказать и слова, касается губ гриффиндорки своими. Поцелуй нежен, не относящийся к поведению слизеринского принца. Но в этом и заключается весь трепет: он такой только с ней; с ними. Для них его поцелуи особенные, с привкусом слабости и преданности. Будь то нежные или глубокие, томные, полные желания и жажды. Он каждый раз упивается ими обоими, больше – жадно пьёт из них, утоляя свой аппетит. Поцелуй начинает перерастать во что-то большее. Язык Драко скользит между губами Гермионы и кружит вокруг её. Затем он всасывает её язык в себя. Его рука теснее прижимает тело гриффиндорки к себе, бёдра стискивают ногу в порыве. — Какого хуя, ребят, — раздаётся низкий от сна голос Тео. — Вы оба должны спать, а не сосаться у меня на груди. Его мягкие кудри мажут по их щекам, когда он приподнимает голову. Драко вытаскивает язык изо рта Грейнджер, но его пальцы перемещаются ниже её копчика и ненасытно сжимают прямо посередине. Внизу девушки отчаянно вспыхивает огонь. Который начинает полыхать так сильно, затуманивая всё собой напрочь. Гермиона не успевает выдохнуть и слова, а Драко уже слегка наваливается на неё, передвигаясь к Теодору. Гриффиндорка следит за каждым их движением, каждой их эмоцией – ей очень нравится смотреть на них, когда они не замечают. Время останавливается, когда Малфой приближается к Нотту и медленно заводит носом кудряшку ему за ухо, на что Тео прикрывает веки и позволяет этому случиться. Гермиона готова поспорить: против обаяния Драко не устоит ни один человек. Затем блондин отстраняется и спокойно смотрит в глаза другу. Нарочитая мягкость его приподнятых губ обращается в привычную для всех Малфоевскую ухмылку. — Прости. И Гермионе остаётся только замереть, застыть в этом моменте. Сохранить его и оставить у себя глубоко в памяти. Она постепенно начинает растворяться в том, когда Тео под пылающим взглядом Драко, начинает мягко гладить шею Гермионы и надавливает, чтобы она запрокинула сильнее голову и приняла уже его поцелуй. Она тянется к нему, к его губам… и уже точно падает, но Драко не даёт ей упасть, вовремя подхватывая и увлекая в свой водоворот. Она закручивается вокруг него, в то время, как он сжимает её бёдра и одним движением насаживает на себя. Грейнджер томно стонет, но рот Тео вовремя проглатывает её крики. Практически лишая воздуха. Она сильнее скребёт подушечками пальцев по его шее, скулам, зарывается в кудряшки; хватается, как за спасающий маяк, а он ещё отчаяннее гладит её язык своим. Три тела движутся навстречу друг к другу, Тео стоит немалых усилий не взять их гриффиндорку сзади. Но он сдерживает себя, перекидывая руку через неё, и хватается за запястье Драко. Покрывая своей большой ладонью его вздутые вены, метку, которая вообще не должна была быть там. Но она есть. И она останется с ним навечно. Каждый толчок поджигает топливо в крови. Гриффиндорку бросает в бездну наслаждения, из которой ей уже никогда не выбраться. Драко толкает бёдра Гермионы в Тео, а он лишь скользит по ней сзади, делая приятно. Затем отстраняется, но лишь для того, чтобы рассыпать полосу мурашек от шеи к уху. Он проводит зубами по мочке уха, пока его рука продвигается к их соединённым бёдрам с Драко. — Волшебное слово, Грейнджер, и я помогу тебе кончить… Ты запомнишь этот оргазм надолго. Но Гермиона молчит, расходясь губами в усмешке, которую, как и всё остальное в жизни, она вызубрила, находясь в общении со слизеринцами. Но по сравнению с другим – это было гораздо важнее, чем всё остальное; чем весь вместе взятый материал из учебников. Это было их отражение, волна, на которой она привыкла постоянно находиться. Гриффиндорка замирает вместе с останавливающимися движениями Малфоя. Кажется, она забыла, что находится в логове змей. И хоть они никогда не посмеют её укусить, но скользкая натура иногда вырывается из-под чешуи этих двоих. Драко притягивает её к себе и выдыхает в рот: — Не готова променять волшебное слово на охуенный оргазм? — Эгоисты с раздутым эго, — отвечает она и ахает, когда Тео притягивает её к себе и ладонью захватывает весь её центр блаженства. Он гладит, проводит пальцами и сильно сжимает плоть девушки между них; на что она сама… сама начинает тереться об его пальцы. — Так лучше, Грейнджер? Разве нет? — Думаю, она просто хочет подольше нас помучить, — говорит Драко, смотря на Теодора. — Думаю, это вы хотите меня помучить, — отвечает Гермиона, делая глубокие вдохи из-за набирающих скорость пальцев Тео. — Может быть, и хотим, — подтверждает Тео и касается языком её уха, оставляя влажный след на коже. — Просто скажи нам одно слово, гриффиндорская принцесса, и слизеринцы положат весь мир к твоим ногам. Грейнджер теряется. Фигура Драко придвигается к ней в полутемноте, и становится совсем рядом. Позволяя карим глазам рассматривать широкий разворот плеч, упругий живот, застывшие в напряжении мышцы. Позволяя хотеть его. Снова. Всегда. — Пожалуйста, — выдыхает она и запрокидывает голову на гладкую грудь Теодора. Из под приоткрытых век смотрит на серые глаза, которые плавятся желанием. — Довольны? — Чертовски. И всё вдруг стаёт до боли жадным. Руки, языки, рты, зубы. Грейнджер становится спичкой, которую бросают в сухие поленья. И они так сильно разгораются, что больше не чувствуются по отдельности – они сгорают вместе. Становятся единым целым с этого момента и до последнего вздоха каждого из них. Малфой берёт её так, как никогда в жизни. Тео становится свидетелем чего-то крышесносного, с удовольствием сам погружаясь в это. Кажется, что им принадлежит весь мир. Когда Гермиона погружает пальцы в белоснежные волосы; когда Драко обессиленно лежит на груди Теодора; когда Нотт переплетает их пальцы со своими и по очереди прикасается губами к костяшкам. Затем он смотрит на метку Драко и, не отрываясь от него взглядом, вслед прижимается губами к ней. А в омуте серых глаз появляется что-то неизведанное, похожее на благодарность, теплоту, хрупкость, которую Малфой никогда и никому больше не покажет в жизни. По двум причинам: во-первых, он больше никому не доверится, кроме них. А во-вторых… Облако светящегося серебристого пара проходит сквозь стены и приобретает отчётливую форму на глазах у ребят. — Олень? — вскакивает Гермиона. — Патронус Гарри?! В ту ночь школа Хогвартс неожиданно подвергается нападению. Нападению, где они все втроём принимают участие. Гермиона из последних сил сражается с тёмными магами, отражает ужасающих душу деменоторов, прикрывает собой многих друзей, спасая от смерти. Она мастерски справляется со всем, что уготовлено ей судьбой. Но она не может справится с одним. С его последней ухмылкой, когда он дарит её прежде, чем раствориться в небытие. Малфой защищает их, отражая заклинание Беллатрисы от Гермионы и Тео, но подпускает к себе волшебника, с другой стороны. Грейнджер не успевает… Нотт поздно реагирует… А взгляд Драко говорит им, что с ним всё в порядке. Это всего лишь смерть. Он заслужил её. Но он лишь порождает немой ядерный взрыв в их сердцах. Заточенное лезвие проходит сквозь кожу и безжалостно вонзается в пульсирующий орган... Мысли гриффиндорки и слизеринца в этот момент становятся едиными, как никогда не бывало раньше. И теперь они всегда мыслят одинаково, по крайней мере, ещё очень продолжительное время. Тео думает, что лучше бы он получил Аваду между лопаток; Гермиона долгое время мечтает забыться под Круциатусом… Им хочется вернуть время вспять, отмотать назад; но, когда не получается – они лишь хотят его ускорить, забываясь в объятиях друг друга. Всё, что оставляет Драко им после себя, – память. Телесную и ту, которая остаётся до последних дней с ними, затаившись в уголке сознания… Во сне Грейнджер прижимается к телу Тео, которому теперь жизненно необходимо оберегать её с двух сторон. Гермиона – это всё, что остаётся у него в жизни. А Тео... теперь это только её Тео. Теперь их только двое, которые спасаются и забываются друг в друге, растворяются без остатка; позволяют себе заглушить голод по Малфою, помогая друг другу. Нотт старается гладить каштановую копну волос, как это делал Драко, когда она лежала у него на коленях. Он делает всё возможное, чтобы она чувствовала себя уютно и защищённой на его плече, так как чувствовала это лёжа на Малфое. Но Гермиона по-прежнему оставляет место для Драко. И тот сон. Он вновь возвращается к ней спустя несколько месяцев. — Проснись, Грейнджер… — голос, уверенный и слегка хриплый; губы, шепчущие её фамилию. Такие родные… но уже такие далёкие и уже не такие яркие на вкус; но она всё ещё помнит его – цитрус на снегу. — Просыпайся. Грейнджер распахивает глаза и слышит несчастный стон Теодора. Не думая, она придвигается ближе к нему, начинает ласково гладить его по подбородку, щекам, наклоняется и целует в лоб. — Спи спокойно, Тео. Повторяет она, целуя его ещё раз. Её рука оставляет его лицо и соскальзывает вниз по груди к его руке. Переплетает пальцы, и Нотт успокаивается. И всё же печаль собирается в горле, словно приправленная острой горечью огневиски. Она поворачивает голову и какое-то время смотрит на пустое место рядом с ними, которое слизеринец занимал раньше. Но потом Грейнджер понимает, что голос Драко всегда с ней, всегда предупреждает её. Где бы он не находился, он рядом. Глаза плавно закрываются, и она вновь погружается в сон. Тьма рассеивается и её приветствует вспышка света. Становится так неважно, что думал Драко о себе; неважно, что он думал о том, что заслужил себе такую участь. Просто Грейнджер знает, что ангелы не могут быть плохими. Ангелы всегда на их стороне. Она отпускает себя и чувствует... Она чувствует, что её касаются.