День, когда исчезла магия: Наоборотная сказка для усталых взрослых

Однажды настал день, когда магия иссякла. Когда вместо Говарда Муна в тусклой спальне проснулся скучный старый Говард Моррингтон. Он перевернулся на бок и закашлял. — О, чёрт. Винс. В тот день они осознали, что цвета, которые их окружали раньше, были слишком яркими; в тот день Говард открыл дверь в комнату Винса и увидел, что он сидит посреди кучи невзрачных нарядов. В тот день, когда их взгляды встретились, они поняли, что ничего не будет по-прежнему. — Пойду поставлю чайник, — ровным тоном заявил Говард. В тот день Говард увидел, что на самом деле представляла из себя их квартира — скромное жилище, где царил созданный усилиями двух холостяков бардак, и куда не ступила бы нога ни одной женщины, независимо от её степени опьянения. В тот день Набу вошёл в кухню, и Говард увидел, что их арендодатель не могущественный волшебник, а младший брат Винса, Нил, который, несмотря на свою карьеру дилера, на много световых лет опережал Винса в амбициях. В тот день он, заговорив, произнёс слова, от которых у Говарда скрутило желудок и пропал аппетит. Винс пришёл завтракать закутавшись в стёганое одеяло, так и не выбрав ничего из одежды. Он выглядел не как нестареющий прекрасный андрогин, а как ещё довольно привлекательный мужчина средних лет. Осознав это, Говард вспомнил, что ему самому пошёл только пятый десяток — но внезапно почувствовал себя куда старше. — Ты в порядке, Говард? — спросил Винс. И Говарду хотелось, больше, чем чего-либо, быть в порядке. Но вместо этого он открыл рот и разрушил иллюзию того, что хоть что-то могло бы остаться прежним. Нил нанялся сопровождать какую-то группу в качестве личного поставщика психоделиков. Болло (Брайан. Да и как он мог бы быть обезьяной?) отправлялся с ним. С этого момента, само собой, Нил переставал заботиться об их квартире. — Значит, так тому и быть, — сказал Винс и откусил половину лепёшки. Привыкать к реальной жизни было всё равно что приходить в себя после тяжелейшего героинового трипа. Животные не разговаривали. Музыка не звучала отовсюду в подходящие моменты. Они, за неимением более подходящего и безнадёжного выражения, вернулись с небес на землю. Говарду приходилось напоминать себе, что его не ждут за каждым углом очередные шуточки от вселенной. Нет, всё было даже хуже: никто вообще не удостаивал его взглядом. Винс Нараян также страдал. Прогулка по клубам в его уже-не-слишком-прекрасных-чтобы-считаться-нелепыми нарядах нанесла большой урон его эго: все девушки теперь были уверены, что он просто непередаваемо голубой. Говард и Винс воссоединились за скудным завтраком, разделив на двоих последнюю чашку чая. — Наша заначка скоро кончится, — размышлял вслух Говард, — и я понятия не имею, чем мы будем заниматься. — Значит, с группой покончено? — спросил Винс. Они болезненно рассмеялись. Наутро после того, как Нил уехал, Говард взял в руки гитару и обнаружил то, что всегда было правдой: он не мультиинструменталист. Он вообще не мог играть ни на одном инструменте. Он не смог бы сыграть даже на нарезке для яиц. — Думаю, надо искать работу, — вздохнул Говард. Винс с хмурым видом разломил ломоть хлеба надвое и протянул Говарду, который намазал его тонким слоем маргарина. Общая великолепность, как выяснилось, ценилась на рынке вакансий куда ниже настоящего опыта. Даже когда Говард, вытурив Винса под предлогом телефонного разговора с матерью, умолял о рабочих местах в «Mark’s and Spark’s», он ничего не добился. Винса он нашёл на скамейке в парке — тот сидел, сгорбившись, одетый в чёрное, как уголь, пальто, что ничуть не спасало от холода. Помедлив мгновение, Говард притянул Винса к себе. — Пойдём, коротышка, — сказал он. Говард один за другим заложил все свои инструменты. Винс прошёл с набитыми одеждой пакетами по бутикам, поднимая везде такую шумиху, что ему возвращали деньги даже без чеков, лишь с условием, что он никогда больше не вернётся. Когда он предъявил Говарду полученную кучу денег, у того слегка увлажнились глаза. — Да ладно тебе, — ответил Винс, — мне всё равно ничего не шло. — И он солгал лишь отчасти. Они оба привыкли засыпать на диване, слишком усталые и подавленные, чтобы стелить постель, чистить зубы и всё прочее. Однажды, после того, как Говард в третий раз сдал кровь ради денег, взбудораженный, словно стая корги, Винс ворвался в комнату. — Говард! Говард! Я нашёл нам работу! В музыке! И Говард так обрадовался, что забыл о правиле "руками не трогать" и сгрёб Винса в объятия. Энтузиазм не угас и после уточнения, что работа будет не столько в музыке, сколько с музыкой. Какой-то старик держал музыкальный киоск, и ему нужны были продавцы туда — кто-нибудь, кто не боялся бы выглядеть глупо и кто мог иметь дело с непрекращающимся потоком хипстеров, не превратившись в маньяка-убийцу. — Это прямо про нас, — торжествовал Говард. Постепенно напряжение спадало. Говард обнаружил, что его больше не тянет немедленно упасть в объятия Морфея, едва он переступает порог — у него оставались силы поболтать с Винсом, съесть ужин, даже немного посмотреть телек. Винс на самом деле был не таким уж идиотом. Говард не понимал, почему он мог считать так раньше, или как мог принять себя за гения. Гении в его возрасте не снимают жильё вскладчину со школьными друзьями. Они к этому времени уже богаты. Винс нахмурился, услышав это однажды за завтраком. — Да? А куча гениев, закончив школу, всю жизнь проводят в трущобах. И что такого в том, чтоб жить с другом? Я думал, жить с тем, кто тебе нравится — это одна из главных целей в жизни, или что-то такое. И Говарду не хватило духа сказать ему, что обычно жизнь с кем-то, кого знаешь со школьной скамьи, означает, что вы вместе. Он всё ещё не забыл ту куколку из Кемдена, что, сморщив нос, смерила его взглядом и рассмеялась. Прошло несколько недель жизни в благородной бедности, недель добродушных споров о том, чья очередь принимать душ и кто платит за газ, прежде чем Говард осознал, что больше не скучает по магии. Не считая первого удара тем утром, они по сути просто медленно, но верно возвращались к нормальной жизни. Цвета поблекли, чувства тоже. Но в то же время они учились заново ценить то, что есть. Найденная в диване пятифунтовая банкнота могла принести Говарду куда больше радости, чем сочинение симфонии, которую никто никогда не услышит. Самое странное — его это больше не волновало. Когда он осторожно поднял эту тему за завтраком, он опасался возможной реакции Винса. Винс, как ему казалось, пострадал куда сильнее. Он был популярен, красив, любим всеми, ничего при этом не делая. Но сейчас Винс, задумавшись, прищурил один глаз и, тщательно прожевав кусочек тоста, запил его целым стаканом молока. — Ну да, ладно, я скучаю по всему этому, врать не буду, но... быть взрослым вроде как весело. Разве нет? И Говарду пришлось широко улыбнуться в ответ. Значит, решено. Будем веселиться. И они веселились. Неважно, насколько тупыми порой были покупатели, требующие мини-диски или ещё какую-нибудь фигню вроде этой — им с Винсом было весело. Неважно, если иногда отключали отопление — они могли вместе закутаться в одеяло. И неважно, если они всё время задевали друг друга локтями или временами ели из одной тарелки, или что Говарду отчего-то нравилось видеть, как Винс засыпает под «Улицу Сезам»... О. После (мучительной) беседы на эту тему, вопрос был улажен под стёганым одеялом. И жизнь, как говорится, продолжалась. Как-то раз, спустя год после проблем с оплатой счетов, одного покрывала на двоих и завтраков второпях, Говард отложил скребок для посуды и бросил взгляд в окно. Да так и уставился в него. Магия вернулась. Говард замер, боясь сказать хоть что-нибудь, боясь спугнуть магию — на этот раз навсегда. Он осторожно откашлялся. — Винс... Винс? — Да, Говард? — Винс подошёл к нему сзади, обняв за плечи и привычно прижавшись губами к коже за ухом. Это отвлекло Говарда лишь на секунду. — Ты видишь?.. — он взмахнул рукой в сторону окна, боясь произнести это вслух. Винс прищурился, ожидая увидеть какую-нибудь птицу или упавший НЛО. Наконец до него дошло. — А, — произнёс он. — Да, так уже давно. Говард раздражённо пожевал усы. — И когда ты собирался сообщить мне? Как давно всё... вернулось? — После того, как... — Винс покраснел и опустил взгляд, пытаясь замаскировать смешок под кашель, — ну... ты знаешь. — Ну, — сказал он, — это... — он издал звук, который мог бы исходить от страдающей артритом лошади, и на сей раз Винс не смог скрыть смех, тут же в качестве извинения поцеловав Говарда в уголок рта. И потом? Что ж... После этого Винс отправился на диван, а Говард закончил мыть посуду. Затем он закрыл окно. Магия никуда не исчезнет к тому времени, когда он снова посмотрит в него. И снова. И снова.