Оставить Дверь Открытой

      Арсений к своим годам может вполне себе обоснованно говорить, что видел многое. Ему доводилось многое и ко многим чувствовать, многие секреты нести в себе годами, чтобы впоследствии осознать их необоснованность и неважность, и вообще значительную и серьёзную такую часть мира по учению Гёте познать. Хотя, открывать кости в челюсти ему, слава всему святому, ещё не доводилось.       Арсений думал, что всё, что ему нужно было увидеть, жизнь уже показала.       Но, когда в собственной спальне он обнаруживает танцующего Антона, к экранам жизни начинают возникать некоторые вопросы.       Что Антон в этой спальне делает — вопрос прозрачный: она не одному человеку принадлежит. Её хозяева находятся в отношениях на протяжение значительного срока, спят в одной кровати и прекрасно друг друга выучили. Арсений думал. Вот только к такому скрытому доселе для себя материалу он был совершенно точно не готов. А всё потому, что в любых кругах — и в близких, и не очень, но осведомлённых об Антоне Андреевиче и наблюдающих за ним в силу своих возможностей — Шастун по умолчанию воспринимается, как трогательный растяпа. Даже слово как будто очень его. Словно, живи он в Цветочном городе, имя носил бы именно это. У Антона из рук постоянно что-то падает, сыпется, выливается, выпадает, и никто этому уже не удивляется. Антон в такой своей особенности виноват мало, да и всё, что по его вине страдает, своими руками в порядок приводит без особого труда и уж точно без короны на голове. Это сыграло значительную роль в смирении Арсения с таким нюансом и неплохо подсветило дорогу к компромиссу. Арсений со всей своей любовью к чистоте эту деталь Антона принял и даже рассмотрел в ней нечто жутко приятное. Как будто она — только его часть. Как будто след от соуса на светлых джинсах — не пятно, а визитная карточка и концептуальное решение.       В любом случае Арсений знает, что от Антона очень многого можно ожидать. Он — человек, живущий действительно моментом (не клеем, благо), и редко может от чего-то отказаться, если действительно хочется. Но что заставляло его так долго упираться всеми ногами и руками, чтобы не показывать никому, как он умеет двигаться?       Песню, из динамика брошенного на кровать телефона льющуюся, Арсений узнаёт, потому что даже при желании не смог бы себе и своей отличной памяти позволить не узнать таких Silk Sonic, Оставивших Дверь Открытой. Но это тоже жутко удивительно: почему Антон выбрал именно эту песню?       Он стоит перед зеркалом. Впрочем, правильнее бы сказать «находится». Антон не статичен — двигается. Да так, что у Арсения немножко отпадает челюсть.       Его руки в воздухе рисуют волны, а пальцы, дома привычно освобождённые от колец, двигаются вслед за запястьями так же плавно и нежно. Антон смотрит на себя, губами вторит тексту и телом ловит каждый удар и акцент песни. Плечи двигаются из стороны в сторону, как будто его, как в Том и Джерри, бьют молоточками с двух сторон. Вот только форму и агрегатное состояние его тело не меняет. Но кроме этого изменилось вообще всё.       Нет, у него всё ещё крепкие плечи, широкая спина и вовсе не осиная талия. Но сейчас, когда он самозабвенно наблюдает за таким собой в зеркале, напоминает со стороны волну. Весь.       Кажется, он импровизирует. Вовсе не удивительно. Но делает это так, что, будь Арсений совершенно случайным прохожим, принял бы это за ставящийся контемп. Или как такой жанр в танцевальной индустрии называется? А всё-таки Антон явно не профессионал.       Он касается своей шеи, лица, рук, груди через домашнюю футболку, и кажется сейчас необычно настоящим и органичным. Арсений видит такого Антона на сцене регулярно, но всегда в таких случаях дело касается юмора. Съёмок, концертов, техничек. Сейчас же Антон уверен, что его никто не видит, и делает то, что приносит ему удовольствие. А если что-то из этого неправда, то в очередь за Оскаром после Тодаренко необходимо встать именно ему.       Антон знает текст наизусть. Касается своего тела в местах, где слова это подразумевают, улыбается, глаза закрывает на моментах определённых и как-то очень от себя, своего тела и движений получает удовольствие.       И Арсений тоже получает. Конечно, непривычно давным-давно знакомого человека видеть за занятием, за которым даже представить себе не мог. И даже словно немного стыдно становится — очень Антону это занятие к лицу. И к телу. И вообще, Арсений не знает, почему ни разу за их совместную жизнь не повёл Антона танцевать с собой под что-то вот такое же атмосферное и, возможно, чуть более романтичное.       Арсений эгоистично видит в выборе песни отсылку к себе самому. В движениях Антона, в его самозабвенно закинутой назад голове во время переходов исполнителя от одной части композиции к другой. Как будто он, может, не совсем осознанно, зовёт снова отдающего кастингам значительную часть своего свободного времени Арсения. Ни разу ничего о своём недовольстве он не сказал, потому что видит причину, по которой Арсений выбирает именно эту дорогу. И сейчас, пока Антон руками в воздухе чертит параболы и не совсем, Арсений осознаёт в себе огромную благодарность. И раньше, само собой, её видел прекрасно, но, кажется, не так ярко.       Антон красивый. Пока Бруно Марс просит не заставлять его ждать, Антон ведёт одной рукой по другой от запястья и до плеча почти, и Арсений ловит себя на мысли, что таких нежных движений у него ещё не видел. Чувствовал — да. И Антон очень великодушно только что показал ему, как это выглядит со стороны. Кажется, забываться теперь будет ещё проще.       Вообще-то, привалившийся плечом к дверному косяку Арсений не вполне понимает, почему такую реакцию у него это действо вызвало. Антон у себя дома, в одиночестве, как он думает. Просто что-то делал, вероятно, а потом его телефон решил выдвинуть как прослушиваемую песню, которой удалось вдохновить Антона и заставить танцевать. Просто он из тех, кто на тусовках отмахивается от зазывал тихим «Я не танцую» — Арсений видел и слышал. Только теперь он понимает, что хотел бы танцевать с Антоном что-то медленное. Не ради картинки и доказательства чего-то кому-то. Ради ощущения.       А в прочем, что ему мешает?       Арсений подходит к Антону, желая неожиданно поймать его руку, но рассекречивают его схему до того, как план приходит в действие. Шастун чуть не до потолка от испуга подпрыгивает, глазами моргая так, словно от галюцинации пытается избавиться. И Арсений, кажется, понимает, почему ни разу до сегодняшнего дня с танцующим Антоном не сталкивался.       Он тянет руку Антону, улыбаясь уголком губ, и напоминает, что стесняться нечего. Что Арсений просто очень хотел бы в этой инициативе Антона поддержать. И Антон берёт руку Арсения в свою.       Под последний припев они танцуют вместе. Арсений, устроив голову на груди Антона, слышит стук его сердца и больше на него ориентируется, чем на акценты в композиции. Нос Антона в чужую макушку сопит доверчиво, и Арсений улыбки не сдерживает. Потому что в этих двигающихся не сильно активно, но очень и очень нежно объятиях Антон и сам находит повод для улыбки. И так от этого хорошо. Как будто они просто оба к вот такому виду развлечения и отдыха, начиная с этого момента, будут возвращаться чаще. И как будто как минимум в своей кватире Антон не станет прятать собственные танцы, даже если в ней будет находиться ещё один человек.       — И много ты видел? — спрашивает Антон, явно улыбаясь, и обнимает его за талию крепче, ближе немного.       Не так много, как хотелось бы. Но достаточно, чтобы раскрыть новый горизонт и очень захотеть рассмотреть его детальнее — а потом, возможно, открыть новые. Теперь он знает, что исследование ещё не закончено — что уж говорить о таком ярком теперь желании иследовать.       Арсений краснеет. Антон перебирает его пальцы своей руке.       — Ничего криминального.       Silk Sonic тянут последние «у-у-у», а Арсений думает, что стоит почаще домой возвращаться раньше ожидаемого.