Цикличность

Такие отношения почти всегда похожи на клетку с хитроумным замком, который прост до невозможности, но смысл разгадки всегда так неочевиден только лишь потому, что нужный ответ оказывается самым бессмысленным и слишком простым, чтобы к нему можно было прийти. Сильва уже однажды видел такие отношения. Наверное, созависимые и болезненные. По крайней мере Андреас оставил после себя только боль. Много, очень много, выжигающей до костей боли. Скай был другим. Они сделали так много, чтобы Скай не стал вторым Андреасом. Он был другим в каждом проявлении себя. Ему не нужны были убеждения Розалинды, чтобы следовать вперёд, тренироваться и учиться. Смысл в жизни ему давали ни её проповеди о необходимости истребления монстров, а учёба и желание стать великолепным королем, гордостью для своего мёртвого отца. Андреас видел в Розалинде спасительницу, проповедницу, ту в кого он безоговорочно верил, той чьи слова и не думал ставить под сомнение. Сильва, что удивительно, был менее восприимчив к проповедям Розалинды, но куда менее к настойчивым уговорам и пылким поцелуям Андреаса. На первом курсе Андреас ещё не кололся бородой, но периодически всё-таки покалывал щетиной. Он был не таким буйным, озлобленным на мир и монстров и был обаятелен до безумия. За ним бегали толпой и теперь, спустя много лет, Сильва мог понять почему. Такие люди нравились, такие привлекали внимание, такие в этом внимании купались. Скай и Ривен познакомились на первом курсе. Их поселили в одну спальню и уже тогда Сильва начал ловить эти тревожные звоночки. В начале Ривен плох, как и все первогодки. Но он быстро учился, тянулся за Скаем и удивительно быстро нагнал его. Удивительно для всех кроме Сильвы. Он был таким же. Бегал хвостом за тогда ещё принцем Андреасом и стремился стать таким же как он. У него получилось, но только отчасти. Таким же как Андреас становиться было нельзя. И невозможно. Андреас всегда был недосягаем, сложен и далёк. Сильва выбрал свой путь, поставил цель и двигался к ней. Либо соответствуешь, либо остаешься позади. Он не остался позади. Он сделал всё, чтобы оказаться если не на ровне, то хотя бы за спиной. Кто-то ведь должен был прикрывать спину короля. Всегда помочь, поддержать, оказаться в нужное время в нужном месте. Андреас приходил, когда хотел, уходил, когда хотел. Он всегда был рядом, но всегда недосягаем. Сильва не мог ничего от него требовать по разным причинам. У Андреаса были обязанности, долг и видимость. Он был принцем, потом королём. Обязанностей становилось всё больше, видимость становилась всё надежнее и однажды должна была закрыть прошлое. Но несмотря на всё Сильва любил его. Андреаса. Любил и никогда не признавался. Это было огромное табу и единственное правило. Сказать о чувствах, значило признать, что они есть. А значит, разрушить всё то хрупкое и тонкое, что между ними было. То совершенно неправильное, болезненное и до глупости нежное. То, что Андреас построил на алкоголе и пылком возбуждении и то, что Сильва принял по собственной глупости. Андреас его не любил. Он, кажется, никого не любил. Ни ту, что родила ему сына, ни самого Ская. И конечно же не того, кто был готов отдать за него жизнь. Возможно, он любил только самого себя. Бравого воина, великого короля и прекрасного отца. В последнем пункте только он сам считал себя таковым. Скай и Ривен были детьми. Детьми, которые умели убивать. В теории. В отличии от Андреаса, который действительно умел убивать, Скай умел любить. Сильву, как родителя, в некоторой степени Стеллу и память о своём отце. Ривена он тоже любил. Правда сам он ещё не понимал как именно он его любил: как друга, брата по оружию, товарища, верное плечо или как любовника. В этом и многом другом Скай мало чем напоминал отца. И внешне, и по характеру. Он был другим. Сильва хотел верить, что он другой. В их паре скорее Ривен подходил под типаж Андреаса. Буйный, пылкий, не умеющий ждать. Желающий моментальных успехов здесь и сейчас. Скай умел терпеть, ждать и учиться. В этом они с Сильвой были похожи. Понимание было сильнейшим наказанием Сильвы. Он так ярко и чётко осознавал свои чувства, что даже не мог нормально думать. Он шёл и делал то, что говорил Андреас, которому указания нашептывала Розалинда. Андреас не ставил под сомнение её, а Сильва не ставил под сомнение его. В итоге оба они поплатились за это. Андреас жизнью, а Сильва гигантской частью своего сердца, которое навечно отдал Андреасу. Хуже понимания могла быть только память. Отсутствие забвения. Неутихающая с годами боль. Сильва ужасающе ярко, точно и в мельчайших подробностях помнил тот день. День, когда он убил человека, которого любил больше жизни. День, когда лишил Ская отца. День, когда они пошли против Розалинды. День, когда он не пошёл против себя, но пошёл против Андреаса. День, когда он своими руками убил человека, которого любил. В памяти навечно остался этот день. Тот Андреас, те чувства и та боль. Словно вместе с Андреасом в тот день умер и Сильва. Он умирал вместе с ним. Умирал и умер. Этот день навечно расколол его надвое. Разорвал его жизнь на до и после. До, где были пылкие встречи, борьба против монстров и единение душ, хотя бы в момент битвы. И после, где не оставалось ничего. Где было одиночество, боль, память о том, что он предал Андреаса. Единственной отдушиной этого нового «после» стал растущий Скай и воспитание новых специалистов. Это имело смысл. Сильва хотел верить, что Скай был другим. Хотел верить, что он не такой как отец. Он верил, что Скай другой. Его терзали непонятные отношения с Ривеном, их ссоры и недосказанность. Он хотел разобраться во всём, но просто не знал с чего начать. Сильва хотел верить, что Скай не такой. Он хотел верить, что не создал второго Андреаса, но уже своими руками. Хотел, но порой верить просто не получалось. Не получалось говорить себе, что всё хорошо. Что всё в прошлом. Ничего не было в прошлом. От упоминаний Андреаса сердце по старому тревожно и заполошно рвалось из груди. Внутри разливалась тоска вместе с болью. Это всё было как раньше. Как в далёкие времена, когда «Андреас» было бесплотным воспоминанием, а человеком. Человеком, которого Сильва не мог заставить себя не любить.