На улице дождь (и я хочу танцевать под ним с тобой)

Кевин ещё никогда не был так счастлив наблюдать дождь из окна своей спальни. Для начала, это канадский дождь. Не корейский, не тот, который он привык видеть из окна их маленького общежития с десятком других парней: бродящих, говорящих и живущих вместе с ним; тот дождь пропитывает улицы влагой и заставляет его волосы виться, из-за чего стилисты потом не дают им покоя перед расписанием. А здесь канадский — с ним Кевин вырос, он загонял их под крышу в младшей школе и делал леса немножко зеленее. Парень смотрит в окно со своей кровати прямиком из детства, с обёрнутым вокруг плеч одеялом, оберегающим от осенней прохлады, заворожённый каплями, бегущими вниз по стеклу. Он болеет за одну, но она оказывается съедена той, что побольше, и их падение ускоряется. На следующем вдохе парня они достигают нижней грани окна. Кевин приехал домой в Канаду впервые за много лет (три года и пять месяцев, если быть конкретнее, ведь он абсолютно точно считал), и, хотя он ожидал почувствовать облегчение в ту же секунду, как только приземлится, он не думал, что будет настолько эмоциональным. Он разрыдался, когда мама обняла его, и не слишком изящно шмыгал носом посреди аэропорта, когда к ним присоединились его отец и сестра. Было так хорошо наконец-то оказаться дома. Каждое мгновение, проведённое с участниками в Ванкувере, он будто бы плыл по тротуару вместо того, чтобы нормально идти — насколько он был чертовски счастлив. Им даже удалось встретить канадских Доби: Кевин оказался захвачен невиданным ранее чувством эйфории в тот момент, когда кто-то в его родной стране спел ему вслед строки, написанные им самим. Дверь спальни открывается с тихим скрипом, и парень поворачивается на звук, чтобы увидеть Джейкоба, входящего в комнату и кидающего телефон в открытый чемодан; он падает на кровать рядом с Кевином и провоцирует делёжку одеяла. Это то, что делает канадский дождь ещё более особенным. Кевин даже не пытается побороть влюблённую улыбку, которая появляется на его губах. – Ты говорил с родителями? – ладонь инстинктивно тянется к волосам Джейкоба, пока тот заворачивается в украденный край одеяла. – Как они? – Хотят, чтобы я приехал в Торонто сию секунду, будто мы не собираемся туда через два дня, – смеётся он. Парень действительно звучит весело, но Кевин все ещё слышит нетерпение в его голосе: если бы Джейкоб мог, он бы ехал без остановки все сорок часов. – Не могу их винить. Сложно представить, как им жилось эти три года без созерцания твоего прекрасного лица вживую, – Джейкоб хочет было легонько пихнуть парня в плечо, но промахивается буквально на дюйм, запутавшись в одеяле. Кевин же не упускает из виду то, как порозовели его щеки, и понимает, что просто не способен устать видеть (и провоцировать) смущение на любимом лице. Они погружаются в умиротворяющую тишину, руки Кевина продолжают нежно перебирать волосы Джейкоба, пока дождь льёт во дворе дома Мунов, не прекращая, — этот тихий стук капель в стекло вызывает у Кевина лёгкое желание провалиться в сон, хотя за окном ещё ранний вечер. – Не хочешь прогуляться? Джейкоб поворачивается, глядя в потолок, и вопросительно выгибает бровь. – Сейчас? – Кевин, замурчав, кивает. В его груди бурлит воодушевление. – У моего отца есть большие резиновые сапоги для рыбалки, и я почти уверен, что у нас найдутся плащи. Пойдём, – хнычет он, когда выражение лица Джейкоба продолжает выражать сомнение. Его парень фыркает. – Что с тобой поделаешь, – бормочет Джейкоб почти про себя, садясь на кровати и откидывая одеяло. – Почему нет. Пойдём. Кевин даже не думает смущаться того вскрика, который вырывается из него, когда он поднимается, уходя на поиски плащей и отцовских сапог. Он слышит, как Джейкоб следует за ним: парень мягко ступает в носках по деревянному полу, а с его губ срывается нежный вздох. Кевин обшаривает шкаф в прихожей, частично улавливая, как Джейкоб пытается объяснить его маме внезапное желание сына выйти на улицу в проливной дождь. Они оба смеются, и то, как звуки смешиваются в ушах Кевина, заставляет его сердце биться чаще, посылая тепло по всему телу. Боже, как хорошо быть дома. – Ага, нашёл! – восклицает он, когда, наконец, держит в руках плащи, которые искал, и находит резиновые сапоги, стоящие на полке для обуви среди по меньшей мере ещё десяти пар, разбросанных в беспорядке. Бардак работает как портал обратно в Корею, и Кевин не может не скучать по другим участникам, которые все ещё находятся в отеле в центре города. Он бы разместил их всех у себя, если бы здесь было место, но даже Джейкобу приходится спать в комнате Кевина (не то чтобы кто-то из них жаловался, но все же). Кроме того, все ребята сказали, что были бы не против позволить им обоим проводить больше времени вместе, наслаждаясь временем в родной стране. Он зовёт Джейкоба одеваться, ухитряется промахнуться мимо рукава как минимум дважды, пытаясь надеть его — настолько он возбуждён, прыгая с одной ноги на другую, чтобы одновременно надеть сапоги. Джейкоб заканчивает раньше него и ждёт, когда Кевин соберётся: его лицо светится весельем, поскольку он не предпринимает абсолютно ничего, чтобы Кевину помочь. Последний чуть не падает, надевая второй сапог, но ему это удаётся. Поцеловав маму в щеку, парень ковыляет по коридору к двери и выбегает во двор. Джейкоб не отстаёт. Даже в непромокаемой одежде холод дождя пробирает Кевина до костей, заставляя его дрожать, и он почти сожалеет о своей идее. Но один взгляд на Джейкоба, с лёгкой улыбкой на губах запрокинувшего голову, чтобы дождь падал на его кожу, смывает напрочь этот намёк на сожаление, и Кевин тоже улыбается. Он даёт себе минутку успокоиться, любуясь знакомым видом своего двора. Деревья складываются в красивое разноцветное лоскутное одеяло: красная, оранжевая, жёлтая и коричневая листва смешивается с яркой зеленью хвойных деревьев, мелькающих между ними, а их ветви гнутся к земле под тяжестью воды. Серовато-белые облака, не прекращающие лить, покрывают небо, а дождь граничит где-то между обычными каплями и мелкой моросью. Мокрая трава хлюпает у парня под ногами, и он хихикает, шагая старательнее, чтобы звуки выходили более громкими. Кевин прогуливается по своему двору, переступая с ноги на ногу, чтобы мутная вода разбрызгивалась вокруг каждый раз, когда он касается земли. Он чувствует потрясающую лёгкость, и холод дождя становится скорее освежающим, чем леденящим, когда он слышит шаги Джейкоба, приближающегося к нему. – Берегись, Кев, огромная лужа слева от тебя, – Кевин ухмыляется ему, глядя на дыру во дворе сверкающими глазами. – Осторожнее с этой лужей, берегись, берегись этой лужи, – он поёт. Кевину вспоминается его песня, написанная почти два года назад. Она нравится ему. Этот трек стал первой его работой, показанной фанатам, и Кевин искренне гордится ею. Он мурлычет мелодию себе под нос, в такт двигая бёдрами из стороны в сторону, подходя ближе к рассматриваемой луже. Вода уже довольно мутная, так что он не может толком оценить, насколько она глубокая. Есть только один способ выяснить это. Он смотрит Джейкобу в глаза и видит в них понимание за мгновение до того, как прыгает — через секунду обе его ноги приземляются прямо в лужу, разбрызгивая воду повсюду вокруг себя. Из него вырывается легкомысленный детский смех, неконтролируемый и довольный, и Джейкоб невольно смеётся вместе с ним. – Ты такой ребёнок, Кев, – в замечании Джейкоба нет ни злобы, ни даже капли насмешки; только чистая нежность. Кевин снова смеётся, когда выходит из лужи в сапогах, покрытых грязью по щиколотку. Он встряхивает обеими ногами, чтобы попытаться очистить их, и подходит к Джейкобу, подавая ему руку с надеждой в глазах. – Потанцуешь со мной? И хотя улыбка, которую Джейкоб дарит ему, выдаёт в парне застенчивость, он не колеблется, когда берёт Кевина за руку; их промокшие пальцы скользят, прежде чем хватка обоюдно крепчает. Ладонь Джейкоба устраивается на его талии, в то время как сам Кевин кладёт свободную руку на плечо своего парня. Несмотря на то, как много лет они были айдолами, они так и не научились танцевать вальс, поэтому время от времени наступают друг другу на ноги, кружась по грязному заднему двору, смеясь над собой, неотрывно глядя друг на друга и излучая неподдельную нежность. Собственная песня играет в голове Кевина, пока он неспешно ступает вместе с Джейкобом по траве, и дождь больше не заставляет его мёрзнуть. Он не уверен, какую песню мысленно слушает Джейкоб (если вообще слушает), но он точно следует ритму Кевина, заставляя его в такт кружиться на мокрой земле, прежде чем притянуть к своей груди. Улыбка, запечатлённая на губах Кевина, похоже, не исчезнет в ближайшее время, оставляя свой след надолго теперь, когда он вернулся на канадскую землю с парнем, которого любит всем сердцем, и лучшими друзьями всего в нескольких милях отсюда. Он ждал этого годами. Не конкретно этого, не стоять под дождём в объятиях Джейкоба, вальсируя на заднем дворе родного дома, а этого чувства. Счастливого, уютного тепла, переполняющего его сердце, душевного спокойствия, которое омывает все его тело, – того, которое он может найти только в Канаде со своей семьёй. Он нуждался в этом. Когда дождь стихает, превращаясь в лёгкую морось, Кевин останавливает их медленный танец, чтобы обнять Джейкоба за шею, ставшую его любимым местом для отдыха, и зарывается в неё носом. Кожа его парня оказывается удивительно тёплой, когда он целует родинку прямо над краем воротника его рубашки. – Мы дома, Коби, – шепчет он Джейкобу в шею, – дома, наконец-то. Руки старшего чуть крепче сжимаются на талии Кевина. – Да, – облегчение и счастье, сквозящие в этом единственном слове, настолько сильны, что Кевин чувствует, как эти слова окутывают их поверх объятий, связывая с местом, где они выросли, где их семьи всегда ждут их с исключительными любовью и терпением. – Да, так и есть. Они долго стоят под дождём, тепло обнимая друг друга, прежде чем Джейкоб снова подаёт голос: – Мы вернулись домой, но я везде чувствую себя как дома, пока ты со мной, – Кевин тихо посмеивается и старается игнорировать то, как сильно ему сейчас хочется плакать. – Какое клише. – Тебе лучше знать, – Джейкоб парирует, а Кевин просто по тону голоса понимает, что он улыбается. – Но это все равно правда, даже если звучит банально. Ты мой дом вдали от дома. Кевин рад продолжающемуся дождю, потому что сейчас он определённо плачет, и хотя он знает, что Джейкоб не осудит его, он проводит в слезах слишком много времени с тех пор, как они приземлились в Канаде, и ему это надоело. Он отстраняется от шеи Джейкоба, его взгляд встречается с другой парой невероятно любящих глаз, которые определённо замечают, что он плачет. Тем не менее, Джейкоб не комментирует это и просто улыбается немного шире. – Ты тоже мой дом, – признаётся Кевин чуть застенчиво, независимо от того, сколько раз они говорили друг другу подобное. Он наклоняется вперёд достаточно, чтобы его губы коснулись губ Джейкоба. – Люблю тебя. – Я тоже тебя люблю, – шепчет Джейкоб в ответ. Он целует Кевина один раз, долго и нежно, так, что ноги подгибаются, отстраняется, прижимаясь своим лбом к чужому, и заставляет бедра Кевина покачиваться из стороны в сторону в медленном танце, излучая счастье. Это и есть дом.