Слёзы

Слёзы для Александра были обычным делом. Да и, в общем, любое выражение чувств в обычной жизни. Если ему нравилась картина – он ярко восхищался ей и мог даже пустить слезу от глубины смысла, который вложил в неё автор. Когда ему говорили, что один из великих деятелей умирал, он мог расплакаться от всепоглощающих его чувств. Но в блокаду слёзы были, как и спокойный сон, непозволительной роскошью. Важно было просто выжить. Переживания же они такие – затрачивают много сил, которых и так было слишком мало для такого слабого Невского. Постоянные бомбёжки, которые вызывали головные боли, тела, ушедших с этого света, людей. Всё это наваливалось на Шуру, но он не мог ничего сделать. Он сам был жертвой, заключённым не только обстоятельств – города. Города, который он любит всей своей душой, несмотря ни на что. Несмотря на все трудности, которые он ему представляет. А он не мог ничего поделать со всем этим. Он лежал на потрепанном жизнью матрасе. И терпел всё. Начиная от постоянных бомбежки, которые оставляли на, и так едва живом, Саше кровавые раны, заканчивая слабостью, от постоянных смертей. В Ленинграде умирали все. Александру, как истинному любителю кошек было особенно грустно от опустевших дворов. Раньше он, гуляя по набережной, мог заметить пару пробегающих мимо друзей из семейства кошачьих. В блокаду максимум, на что он мог рассчитывать, – это мирно лежащие в снегу останки, и то, это при наличии большой удачи. Саша даже в каком-то роде был рад, что Шлиссельбург не отдал тогда Неву обратно. Шуре даже страшно представлять, чтобы с ней случилось в ином случае. Война, на самом деле уже закончилась. А у Александра ощущение, будто он всё ещё в заточении, будто сейчас только маленькая передышка и вот, сейчас, снова полетят вражеские самолёты, снова начнут бомбить, а люди судорожно побегут в бомбоубежища. Да вот только небо, почему-то, всё ещё чистое, а люди спокойно прогуливаются в свой заслуженный выходной. Но Шура видел, как некоторые поглядывают на небо, ожидая подвоха. И Невского это в какой-то мере успокаивало. Он знал, что не один такой и это придавало какой-то уверенности, ему было приятно знать, что при желании он мог бы подойти к любому человеку и завести разговор об ЭТОМ и его не только бы выслушали, но и поделились бы своими мыслями. Ему приятно было знать, что его поддержат. Но, кажется, Саша уже задерживается. Невский в последнее время часто летает в облаках. Ему это не очень нравилось, но он не мог с эти ничего сделать. А сегодня, между прочим, был важный день. Наконец-то он смог вернуть Неву. Шлиссельбург как раз должен был приехать через пятнадцать минут, а идти до вокзала Ленинграду, с его нынешним шагом, не меньше двадцати минут, так что стоило бы поторопиться.

***

Когда он прибыл к месту назначения первое, что он увидел – это недовольное лицо. Его знакомый явно был недоволен опозданием. Второе, что он заметил, это множество царапин. Нет, это были не порезы ножа или пули это были следы от…когтей? Александр мог бы предположить, что Шлиссельбург, наконец, завёл себе домашнее животное и перестанет впредь забирать к себе Неву, да вот только он знал, что тот не мог так поступить из-за его столь же большой, как и у самого Шуры, любви к этому животному. Но Невский не мог понять и вот что, почему Нева поцарапала своего временного хозяина. Ведь она никогда не делала что-то просто так. А сейчас постоянно пыталась вырваться из чужих рук. – У вас с ней были какие-то разногласия? – наконец, отойдя от внутреннего диалога, спросил бывший Романов. – Нет, просто кое-кто очень хотел встретиться с тобой. – Тогда, давай её сюда, – Невский аккуратно принял в свои руки Неву, которая резко успокоилась. – Мне нужно ещё кое-что сделать, так, что я пойду. – Конечно, удачи тебе, – Александра вежливо улыбнулся, а после, развернувшись, направился домой.

***

Придя домой, первое, что он сделал – это отпустил Неву. Её давно не было в квартире Невского и жилище, как и сам хозяин, претерпели некоторые изменения. Как только Саша разулся и снял верхнюю одежду, он заметил, что Нева ещё в коридоре. Обычно Нева, как и любая другая кошка, первым делом отправлялась изучать своё новое место пребывания, сейчас же она всё ещё стояла недалеко от Шуры, в том месте, где Александр её и поставил. А после того, как она поняла, что Ленинград закончил свои дела, она подошла к нему и попросилась на ручки. Невский же удивился, но на руки взял, а после, отправился в комнату. Как только он сел на диван сидящая тихо до этого Нева резко начала ластится к Александру. Он уже было хотел начать гладить кошку, но та, резко шикнув, продолжила тереться об Сашу. И вдруг он заметил, что его щека подозрительно влажная. Он не понимал, откуда влага. Может быть, что-то капает с потолка? Но взглянув вверх, он не заметил чего-либо, что могло бы намекать на протечку. Он бросил взгляд на Неву, испугавшись, что с ней что-то случилось и это жидкость, например, из незаметной раны. Но с ней всё было в порядке, и тут он понял, что это его слёзы. Он забыл, как давно ощущал похожие чувства. Он забыл о чувстве спокойствия и дома, война и сошедший с ума Московский не давали ему расслабиться. Он постоянно был вынужден держать не только себя, но и мир вокруг него, который рушился слишком быстро, и Нева, трущаяся об него, внезапно напомнила об этом. Первая, вторая, слёзы текли по его лицу. Александр пытался их сдерживать, но потом понял, что это бесполезно и дал себе, наконец-то, разрыдаться. Он плакал, обнимая Неву, она же не мешала своему хозяину в выражении давно накопившихся у него чувств. Склонившись над кошкой, Сашенька чувствовал как ему становилась лучше. Он наконец-то почувствовал себя спокойно.