Согласованность

***

Ты знал, что это произойдет, но тебя снова застали врасплох. Просто нет способа приучить твое человеческое тело к этой противоестественной остановке континуума, к этому распутыванию многообразия. Это всегда будет приносить озноб и адреналин, независимо от того, сколько раз ты проходишь через это испытание. — Молодец, — слышишь ты, как холодно говорит его потусторонний голос. — Действительно, отличная работа, мисстер Фримен. Еще одно колебание, и он находится прямо за твоим парализованным телом. Он аплодирует тебе медленно, всего три вялых хлопка, когда сокращает дистанцию. — Со всем этим… вмешательством… которое испортило это начинание… я рад, что всегда столь желанный моим работодателем итог наконец подведен. Разгром империи Альянса. Как только был нанесен последний удар, этот правительственный человек набросился на тебя. Его организация, должно быть, ждала, сидя на корточках. — Вернись, — сказала Аликс твоими устами. — Пожалуйста. Тогда, в тот момент, ты смотрел на нее печальными глазами. К тому времени она уже знала, что над головой маячат кукловоды. Она видела тени их рук, когда они дергали. В конце концов, они перерезали нити, связывающие ее отца. Ты убрал ее руки от своего лица, сжал и сказал ей, что попытаешься. В конце концов, это то, что ты делал все это время, с самого начала Резонансного Каскада. Попробуй, попробуй, попробуй. Это была твоя единственная жизнь, Гордон, насколько ты знал. Ты бы не сдался без боя, даже если бы не мог сложить оружие, пока жив. Однако было глупо ожидать окончания этой войны, как будто это совпадало с окончанием твоей борьбы. Для всего мира — да. Для тебя это очень ценное преимущество: это была только твоя первая работа. — Мои работодатели больше не видят возможностей на этой планете… более того, даже в этой вселенной, — Твой босс величественно жестикулирует, и фон начинает исчезать, как будто все это время это была просто декорация. — Я также был там… отчитан… за то, что трачу ресурсы на «ненужный» персонал… но я понимаю, что в бизнесе нет никакой гарантии … сойтиссь во взглядах, — злая ухмылка, которую он даже не пытается замаскировать под человеческую. — - Я надеюссь, что вы это хорошо знаете, доктор Фримен. Вспышка, и вы оба снова в знакомом забвении. Терминал. Мимо проносятся точечки света, которые ты всегда принимал за звезды, но теперь ты не так уверен. Галактики? Вселенные? Отдельные атомы? Какого бы масштаба это ни было, как всегда в присутствии такого случайного проявления всемогущей силы, ты чувствуешь себя очень, очень маленьким. Несмотря на то, что ты снова чувствуешь контроль над своим телом, ты не убегаешь. Ты не бросаешься на него и не пытаешься выцарапать ему глаза или задушить его. К настоящему времени ты знаешь, что прошел горизонт событий, и никакие усилия с твоей стороны не помогут спастись. Правительственный чиновник наблюдает за проносящимися мимо лучами света, его веки опущены, а на тонких губах едва заметная улыбка. Похоже, он позволил тебе погрузиться в эту задумчивость, поскольку, как только твое внимание переключается на него, он судорожно вздыхает. — После всего этого времени я рад сказать, что у вас действительно ессть выбор в этом вопросе… на этот раз никаких заведомо проигрышных сражений или иллюзий. Сскорее, вы можете отправиться со мной и продолжать оказывать помощь в будущих начинаниях, когда и где я укажу… или… вы можете уйти на заслуженный покой к нелегко завоеванной ссвободе вашей планеты. В последнем случае я все еще требую замены на ваше место… в виде мисс Вэнс. Упоминание ее имени подобно тискам на твоем сердце. Тебе хочется смеяться, плакать. Лишь сильный выдох вырывается из вас. Конечно. Конечно, все сводится к этому. Он делает еще один затрудненный глоток воздуха, и до тебя доходит, что он сделал это не для того, чтобы дышать. Он никогда этого не делал. Это существо (или тело более применимо?) просто нуждается в воздухе, чтобы вибрировать голосовыми связками в качестве средства общения. — Я знаю, что варианты, которые я предосставлял вам на протяжении всей вашей работы, не слишком вас устраивали… но вы же понимаете, что такова природа… этой сферы деятельноссти. В любом случае, я ожидаю вашего решения. Выбирайте тщательно, потому что отмены быть не может. Это билет в один конец, доктор Фримен. Часть пространства отодвигается, как дверь трамвая, изнутри льется свет. — Это будет ваш единственный шанс уйти. Ты смотришь на него пристальным взглядом и со стиснутой челюстью. Трудно чувствовать себя самоотверженным, когда он видит усталость, которая выдает твой непоколебимый взгляд. Ты отрицательно качаешь головой и с грустью осознаешь, что это самое простое решение, которое ты принял с тех пор, как решил опоздать на работу в то роковое весеннее утро. Он отвечает усмешкой. Затем все исчезает, и остается только тьма. — Очень хорошо, — раздается его леденящий голос откуда-то издалека. — Я буду с нетерпением ждать… вашего нового назначения. Ты засыпаешь и никогда больше не просыпаешься человеком. Так много разных миров, но все они кажутся одинаковыми. Борьба под гнетом. Опосредованная война за ресурсы. Погасшие молодые жизни, недавно покинутые комнаты для допросов, машины, разрывающие плоть, скелеты городов, покрытые пеплом войны. Ты видел так много смертей и разумных существ в трауре, что у тебя не осталось сочувствия. Ты бросаешься сквозь пламя, поражаешь врага, а затем уходишь. Каждое новое задание — это эквивалент твоей борьбы за спасение твоего мира, твоей расы от Альянса. Действия, которые ты предпринимаешь, имеют такое же значение для сохранения миллионов жизней и целых культур, и все же их так много, и это все одно и то же. Пытки. Геноцид. Война. Все обыденно. Дошло до того, что ты не просто скучаешь по Земле. Теперь ты найдешь любое место в своем первоначальном вселенском доме, инопланетное тело или нет; в Млечном Пути или на самом краю макрокосма. Ты чувствовал бы себя непринужденно в сокрушительной, похожей на булавочный укол массе черной дыры. Просто существовать в пространстве-времени, состоящем из любой комбинации периодической таблицы элементов, которую ты мог бы запомнить с семи лет, — любое из них показалось бы знакомым по сравнению с вселенными, по которым ты ходил, состоящими из странной материи и сплетенными в ткань существования за пределами временного и пространственного распознавания. Как печальный конец персонажа в рассказе Харлана Эллисона. Даже Зен, который поначалу казался сверхъестественным измерением, был бы желанным зрелищем. Ты не трудился пытаться найти общий язык с существами, которым ты подражаешь. Достаточно скоро ты превратишься в другого актера на другой сцене. Любой земной язык, который ты знал, был бы непонятен инопланетным ушам, даже если бы твое нынешнее тело могло бы издавать какое-либо подобие человеческого звука. Тем не менее, это не так, как если бы ты раньше полагался на слова; от немого вундеркинда до парня с плаката повстанческого сопротивления без какой-либо объединяющей речи под рукой. Это только ты и твои мысли. Инстинкт ведет тебя в бою, но в более спокойные времена тебе ничего не остается, кроме как либо разобраться в окружающем тебя странном мире, либо вернуться к знакомым человеческим идеям. Тем не менее, твой шеф по-прежнему является тебе в образе человека, сбивая с толку и мучая. Это для того, чтобы поиздеваться над тобой? Чтобы напомнить тебе о том, каким видом ты когда-то был, если мириады тел, которые ты надевал, стерли твою память до такой степени, что ты забыл, как выглядят люди? Или, возможно, это самый эргономичный способ появиться, поскольку ты сам вряд ли долго пробыл в одном теле. Что затем поднимает вопрос о том, существовала ли все еще твоя человеческая форма, висящая обнаженной в каком-то межпространственном шкафчике. Она может быть точно такой же, какой ты ее оставил. Или сейчас она была бы похожа на старика? Бледная и истощенная после десятилетий бездействия. Пустая и бездушная, как трофей; чучело животного на выставке. Ты сомневаешься, что она когда-нибудь снова станет твоей, даже если бы она была на хранении. Другая возможность состоит в том, что она полностью исчезла, распалась и была возвращена во Вселенную, откуда она пришла. Превратилась в «звездную пыль». Так или иначе, эта гипотеза более утешительна. В особенности думать о доме мучительно, но воспоминания об Аликс — это топливо, которое заставляет тебя двигаться вперед. В нищете гетто и беспокойных затишьях перед перестрелками ты пришел к осознанию того, что ты с Аликс обменялся жизнями. В то время как первая половина твоей жизни была мирной, ее жизнь протекала при жестоком режиме. Постоянная битва. Теперь бесконечная борьба была только твоей, в то время как ей был дан шанс на нормальную жизнь. У тебя была возможность насладиться детством и юностью, а у нее — перспектива создать семью и заботиться о будущем. Вместе — прожита целая жизнь. Кажущаяся вечность твоих мучений не казалась напрасной, зная это. В конце концов, ты никогда не смог бы обречь ее на продолжение жизни в боях только для того, чтобы ты мог отдохнуть в послевоенном мире. Твой период страданий через Черную Мезу и Альянс не был равен боли ее жизни до этого момента. Это была бы нечестная сделка. И все же… разве ты не сделал бы это для нее, несмотря ни на что? Аликс была заложницей, чтобы заставить Илая действовать силой, и ее так легко поставить в такое же положение из-за тебя. Всегда ли это было умыслом? Чтобы быстро сделать пешками homo sapiens из-за их социальной природы? Отбирать потомство у родителей. Отнять самку у самца после десятилетий полового покоя. Превратно истолковать что-то столь священное и сложное, как человеческие эмоции, в животные инстинкты, казалось, было бы тем, что сделали бы ваши Работодатели. Они ведь так поступили с Вортигонтами, не так ли? Даже ученые из Черной Мезы так сделали, рассматривая расчлененные тела этих существ под непоколебимым и бесчувственным объективом. Их статус как телепатической общины был раскрыт только сочувствием в пепле Семичасовой войны. Тем не менее, больно знать, что у тебя были такие же сомнения в отношении человечества. Просто маленький мальчик, разговаривающий только с учителями. В Массачусетском технологическом институте, где профессор Кляйнер был вашим самым близким другом. Затем Черная Меза, после многих лет учебы в чем-то столь же далеком от общества, как чертова теоретическая физика, и пьянки с Барни, и на самом деле действительно, наконец, разговоры о себе и забота о других людях, и в кои-то веки удовлетворенность тем, что слушаешь их, когда они рассказывают тебе о том, как прошел их день. Что бы этот одинокий, страдающий аутизмом вундеркинд подумал о тебе сейчас, Гордон? Отбрасываешь шанс на выживание, чего не сделал бы ни один здравомыслящий человек. Чувства выше разума. Но на самом деле ты боролся за свое выживание. На самом деле, по всей Черной Мезе. Даже после этого, когда твоей целью было выжить достаточно долго, чтобы испытать какой-то аспект мира, который вы знали до апокалипсиса. Однако наступил момент, когда ты был счастлив хотя бы раз побороться за что-то, кроме своей жизни. Ты ясно помнишь это чувство, поднимаясь на вершину Цитадели на закате и видя в милях внизу разрушенные остатки города, который все еще каким-то образом — несмотря ни на что — светился жизнью. Отделенный от всего, что тебя окружает, кроме этой цели — существовать и сопротивляться. Ты перестал считать, сколько заданий у тебя было. Перестал считать восходы солнц и лун, если таковые вообще были. Нет смысла подсчитывать, как долго ты работаешь, если твой контракт бессрочен. Смерть могла бы стать желанным выходом, если бы не тот факт, что ты знал, что у тебя есть замена. Конечно, всегда существовал шанс, что соглашение с Аликс будет считаться недействительным, но рисковать не стоило. Черт возьми, когда твои воспоминания сливаются воедино, а время теряет смысл, ты начинаешь задаваться вопросом, не умирал ли ты уже раньше, и тебя просто подбирали и помещали заново после очередной гибели. Острая боль возвращает тебя к этой нереальной реальности. Задержавшийся вражеский солдат ударил тебя, но ты открыл ответный огонь по его центру массы, где, как ты знал, находились жизненно важные органы этого вида. Он вздрагивает и падает на землю джунглей, истекая вязкой голубой кровью. Похожий на плоть лес вокруг тебя на мгновение затихает, затем вдалеке продолжается грохот огневой мощи. Твоя рана уже затянулась, и ты решаешь подступить к источнику беспорядочной борьбы. Ты вылезаешь из своей импровизированной землянки, кладешь одну конечность перед другой— Искры. Ты чувствуешь, как будто тебя бьет током. Как будто каждая клеточка твоего существа вибрирует в соответствии с определенным колебанием. Это единственное в своем роде ощущение, которое ты испытывал раньше. В Шахте Победы, сливаясь с Ворт-сущностью и наблюдая, как кожа Аликс становится полупрозрачной под светящимися лапами. Мир вокруг плывет, и ты снова в небытие, во тьме. Но ты не видишь Вортигонтов; тебя снова вызвали на встречу с твоим боссом. Что-то не так. Он стоит перед тобой с широко раскрытыми глазами и сжатыми кулаками. Он осматривает тени, как будто может видеть сквозь чернильную черноту то, что недоступно тебе. Неестественные неоновые сине-зеленые глаза останавливаются на тебе. — Нет, — говорит он гортанно, слабые рычащие звуки едва вырываются из задней части его горла. Твое недоумение исчезает, когда ты, наконец, чувствуешь, что он делает. Это она. Аликс. Ты не видишь ее, но ты чувствуешь ее всем своим существом. Она здесь, полностью окутывает тебя, тепло, подобное солнечному свету, ткань человеческой кожи, запах свежей грязи и холодный горный воздух. Воплощение Земли, дома. Ощущения, которые, как ты думал, никогда больше не испытаешь. Боже, снова почувствовать себя дома. Твои чувства удесятерены, потрясающи. Это чистое вознесение, и действительно, ты оставил свою телесную инопланетную оболочку позади. Ты неосязаем, и она поднимает тебя из этого ада, как ангел. Правительственный человек отказался от английского и издает какофонию нечестивых инопланетных криков и рычания, которые, кажется, исходят от всего его облика. Завесы срываются, когда ты покидаешь пределы своего смертного мозга, запутанные измерения распутываются и соединяются. Все становится ясно, как тебе удалось сбежать. Вортальная запутанность, то, что сделало тебя настолько податливым, что тебя можно было вставить в мириады точек и тел, гарантировало, что ты умрешь рядом со своей второй половиной — Аликс. Вне времени и пространства, через единое существование, которое является Вортэссенцией. Лазейка, которую упустили из виду, как понял этот бюрократ напротив тебя. Другие сущности проникают в пространство, окружая взбешенного человека в костюме. Он извивается и корчится, его человеческая личина не в состоянии передать такие ужасные движения и разрывает кожу, костюм. Прежде чем то, что внутри, сможет вырваться наружу, его работодатели уволят его. Его плоть тает, как воск, и заглушает его крики. Крови нет, это похоже на выпотрошенный труп, белая кожа шелушится, а куски мышц отваливаются. Сдавленный кашель, и масса бледного мяса и разорванной ткани неподвижна. Странно, что он носил тело мужчины и костюм лишь для вида, но в своей кончине он казался самым человечным. Работодатели, похоже, не знают ни о тебе, ни об Аликс. Или, возможно, вы даже не в их власти, и они просто уходят. Вы оба делаете то же самое, быстрее света, и везде одновременно. Ты не имеешь формы, но чувствуешь бесконечность и ее рядом с собой, как во сне, но ясно; яснее, чем любое человеческое ощущение, как будто твое старое тело было фильтром для непостижимого бытия, в которое ты только теперь смог погрузиться. И несмотря на то, что ты не привязан к Земле или телу, ты чувствуешь себя как дома. В начале всего. В конце всего. Всегда на грани эйфории. Чистящие электроны и водопады цвета. Окруженный туманностями и лежащий на полях тысячи миров, изобилующих природой. Несмотря на ужасы и боль, свидетелем которых ты был, Земля прорастает жизнью, как и миллиард других планет и миров, существующих независимо от этого. Любимые, мертвые и живые, в мире и согласии. Они говорят тебе, что все было, есть и будет хорошо. Есть еще одна последняя вещь, которую нужно сделать, говорит она, и кажется, что ты уже сделал все, что угодно, кроме вы двое сближаетесь так что нет никакого расстояния и вы оба стаете одним .