На сон грядущий

«У меня всё в порядке» — говорит так, когда совсем паршиво. Рената знает, что певица врёт. Отменяет все показы, репетиции приезжает на Фрунзу. С бутылкой алкоголя и сотней рассказов про эти проклятые дедлайны, которые постоянно горят. Бутылка быстро кончается, но в холодильнике ещё одна — про запас. Актриса гладит Рамазанову по жёстким волосам и мурлычет на ухо детские колыбельные. — Рената, блин. Руки в крему, как всегда, — возмущается чисто из вредности. — А у меня голова чистая. — Помоешь. — По огромным счетам за воду ты за меня заплатишь? — Ну, хочешь, заплачу. Я же тоже у тебя часто купаюсь. — Не чаще, чем я у тебя. — А я предлагала жить вместе. — А я предлагаю заткнуться и выпить ещё. — Хочу фильм снять. Про любовь. — У тебя всё про любовь. — Напишешь музыку? Земфира соглашается. Язык не повернётся сказать такой женщине: «нет». Не может даже в самых смелых фантазиях вообразить, что кто-то другой будет композитором вместо неё. Маленькие, не доросли пока. А ещё Земфира не в состоянии спать нормально без Ренаты. Поэтому, когда режиссёр внезапно пропадает на месяц, Рамазанова коротает ночное время везде, где только можно, но не в своей кровати. Курит на балконе, встречая рассвет. Гуляет по набережной или едет в студию. Месяц в таком режиме — поход к сомнологу кажется не такой уж плохой идеей. «Внезапно пропала» утверждение с натяжкой, конечно же. Хлопнуть дверью и пообещать больше никогда не звонить, не писать и вообще никогда-никогда даже под предлогом апокалипсиса не видеться, всё же напоследок Литвинова бросает. Почему так произошло? Да кто же знает. Может, потому, что Земфира — чёрствый социофобный сухарь, а может, потому, что Рената — конченая психичка и дурка по ней плачет. Может, потому, что банально устали/выдохлись/заработались и нужен перерыв. Как в работе, так и в отношениях. И Земфира первая шаг не сделает. Даже не надейтесь. Изведётся вся, сопьётся, скинет несколько килограммов и только с больничной койки скажет, что их бойкот окончен.

***

— Впусти меня, пожалуйста. — Чего? — Я у тебя под дверью, впусти. — Рената, час ночи, какого вообще…? — Я кладу трубку. Врывается в её берлогу, бесцеремонно прерывает драматичное страдание за бутылкой вина. В любое другое время Земфира бы обрадовалась ночной гостье, но только не сейчас. Вспоминает, что в квартире ненавистный блондинкой беспорядок (чёрные майки разбросаны по углам). Кухня — единственное место, где нет никаких грязных вещей, кинутых то там, то тут. Ведёт актрису туда. — Налей мне чего-нибудь, — Рената аккуратно садится за стол, тёмную сумку кидает в ноги. Певица фыркает и ставит перед ней высокий стакан и холодную бутылку воды. На здоровье. — Ну ты чего? — Литвинова смеётся и тянется к бокалу с вином. Быстро высасывает содержимое и расслабляется. — Ну вот, другое дело. И не смотри на меня так! Я за сегодня ещё ни разу. — Ну, если учитывать, что это сегодня началось час назад, то… — Ой, всё ты поняла, — блондинка ставит себе на колени сумку и выуживает из неё толстую стопку бумаги. — Сценарий принесла. Вкрапляла некоторые детали. — Читать не буду, музыку писать тоже не буду, — чересчур сурово, без капли теплоты в голосе. — Но ты же говорила… — взгляд побитого щенка. Играет или правда расстроилась? — А как же фильм? — Литвинова, какая же ты эгоистка, — Земфира столько раз ей это уже говорила, что фраза потеряла всякий смысл. — Иди и дальше тусуйся, где тусовалась, а я тут посижу. Хорошо же было. Чего пришла? — Зе, боже мой! — Литвинова попыталась поймать ладони Рамазановой и, о чудо, ей это удалось. В подвыпившем состоянии Земфира немного нерасторопна. — Зе, прости меня, пожалуйста. Такая я ужасная, да. Ну что мне сделать? Затяжная пауза. Мольба в голубых глазах слегка смягчает суровость в зелёных, а нежное касание к музыкальным пальцам окончательно превращает в безвольное существо. — Останься со мной, — хотела сказать: «выметайся, нахуй!», но Рената и так бы не послушалась, да и Земфира не вынесла бы её ухода ещё раз. — Остаться? — Два раза не повторяю. — Любишь меня, да? — актриса сверкает искренней улыбкой. — Я в тебя сейчас чем-то кину. — Кинь в меня какими-то чудесными таблеточками для головы. Болит ужасно. Я так устала, так устала, — закрывает глаза, с силой трёт виски. — Сильно болит? — Словно череп режут. — Всё потому, что в такое время спать надо, а не шляться где попало. — Я вообще-то к тебе пришла, а никуда попало. Можно с тобой будет лечь? Рената тянется к красному полусладкому, но Земфира успевает перехватить бутылку. Литвинова дуется, как ребёнок, у которого отняли конфетку и это веселит, но певица прячет улыбку. — Побереги печень, Ренаточка. В твоём возрасте только чай ромашковый надо пить, а не вино хлестать. — Грубиянка! Сама не лучше. Кто курить бросить обещал? — Обмен любезностями окончен, — Земфира делает над собой усилие, поднимается с места. Сгребает со стола стакан, бокал (это летит в раковину) и случайно сценарий (хочет кинуть в мусорку, но промахивается, бумаги приземляются рядом). Рената печально вздыхает. Неужели она заслужила такое отношение к себе и к своему труду? Ответ всплывает тут же: заслужила. Сбежала, вот и терпи. Тем более терпеть остаётся недолго — Земфира растает, стоит только скинуть с себя платье. — Закругляемся, — командует певица. — Башка уже трещит. — Зе, ты так и не ответила мне. — На что? Буду ли я музыку писать? — Нет, я и так знаю, что будешь, — нагло, но правда. — Можно ли с тобой лечь всё-таки? — Разве что голышом. — А иначе я и не хотела. Для освещения спальни хватает и маленького торшера в углу. Рамазанова оторваться не может, как медленно стягивает с себя модные тряпки блондинка. Рената же оторваться не может от небрежно сваленных на полу холмов одежды. У Земфиры два настроения: либо содержать квартиру в больничной стерильности, либо в свинарнике. Стопроцентного свинарника, конечно, не было. Затянись их игра в молчанку ещё на два-три дня и, глядишь, окурки и пустые бутылки валялись не в мусорном ведре, а прямо под ногами. — Вот, чёрт, опять стрелка, — Рената на несколько мгновений выпадает из реальности и вот результат. — Жалко, новые. — Дай сюда, — Земфира в три шага оказывается рядом, выхватывает из её рук колготки и отбрасывает их, не глядя в сторону. — Множишь сугробы, Зе, — Литвинова, замечая, что предмет одежды падает в ту же кучу, что и футболки Рамазановой, неодобрительно качает головой. — Нехорошо это. — Тебя только это сейчас волнует? — Нет. — А что? — Поцелуй и узнаешь. И Земфира с радостью бросается выяснять. Ответ на вопрос приходит с финальным стоном Ренаты обращённым в потолок. Сминают простыни, вдвоём чуть не падают с кровати. Долго смеются и ещё дольше просто смотрят друг на друга восстанавливая сердцебиение. Официальное перемирие закрепляется сначала мягким поцелуем в шею, а следом в тёплые губы. Можно спокойно выдохнуть. Ближайшие пару недель точно не поссорятся. Певица долго ёрзает, пытается найти максимально комфортную позу, но как только на неё чуть ли не всем телом наваливается Литвинова, прижимаясь своей голой грудью к её, успокаивается. Становится уютно, почти идеально. Первая сдаётся и проваливается в сон Рената. Земфира лежит и размышляет о том, что с самого утра уже миллион планов до самого вечера. Придётся всё сдвигать на часа два вперёд, ведь её спящую красавицу фиг добудишься с первого раза. И, конечно, она простит ей постоянные закидоны, хлопки дверью и резкие: «не хочу тебя больше видеть». Напишет музыку ко всем короткометражкам, сериалам, фильмам, а надо будет — сама там снимется (опыт уже имеется, как-никак). И это не потому, что спустя столько лет секс по-прежнему хорош (хоть это и жирный плюс). Всё потому, что это Рената. Просто Рената. И она просто её любит. Земфира закрывает глаза и за второй мыслью после: «блин, надо выключить торшер», приходит то, что хотя бы в эту ночь ей суждено выспаться.