Иногда то, что мы делаем, бессильно перед тем, что мы чувствуем

      — Эрен черт тебя дери!       Удар. Кровь хлещет из носа сметающим потоком. Эрен падает со стула, больно ударяясь спиной. Леви хватает его за ворот больничной рубашки, поднимая и подтаскивая к себе, так, что их лица находятся почти на одном уровне.       — Какого хера!? Какого. блять. хера. ты опять полез в центр? Что тебе, блять, сказали сопляк!?       В глазах Эрена непонимание сменяется злостью, дикой, нечеловеческой злостью.       — А что мне надо было делать? Смотреть как люди дохнут пачками из-за меня!? Как тогда, при первой встрече с женской особью!?       — Ты, твою мать, слышал приказ! Сука, сколько раз мне еще придётся спасать тебя, как мелкую девчонку!? Сраный ублюдок! Ты хоть понимаешь свою ценность для отряда!?       Леви бьет еще раз, а потом еще и еще. Сжимает ворот рубашки, желая придушить этого идиота.       Ему на самом деле совсем плевать на провал миссии, на огромные потери, на всю ту херь что устроил Эрен тоже. В тот момент когда его схватили, Леви испугался, потому что, черт возьми, привязался к этому подонку. И ценность Эрена для человечества тут совсем ни при чем, просто этот сопливый мальчуган дорог для самого Леви.       Капитану кажется, что последний раз он так беспокоился только за Фарлана и Изабель, старался беречь их от всего, но увы, у него не получилось. С Эреном он не хочет допускать такую же ошибку, просто не может.       Аккерман груб, брезглив, и для кого-то высокомерен. Таким его сделала жизнь, его подземная жизнь, а небо только отшлифовало. Но это не значит, никогда не значило что он не способен любить, хотя сам себе он вряд ли в этом признается.       Эрен рычит в его руках, хочет что-то возразить, всеми силами пытаясь доказать свою позицию. Мальчишеское ребячество. Йегер импульсивен и, по мнению Леви туп, поддаваясь эмоциям в битвах. Совсем еще не знающий жизни мальчик, которому она тоже так неплохо приложила по башке, правда, видимо недостаточно сильно. Сколько раз он уже спасал его из передряг, в которые тот влезал по неосмотрительности? Леви устал считать. И с каждой новой жопой, из которой они выходили неся огромные потери, сердце Леви сжималось все сильнее. Скакало по телу как ненормальное, кто тут еще говорил о холодной голове. Сердце, которое, Леви думал, закаменело еще очень давно.       Он отпускает его, и мальчик падает, заходясь приступом кашля, все же он еще слишком слаб.       А Леви прёт как ненормального. В душе бардак, компот из чувств и эмоций. Ему хочется избить сопляка до потери пульса, вытрясти из головы всю эту дурь, всю его импульсивность, чтобы перестал лезть на рожон. И одновременно обнять, сжимать в руках так чертовски сильно, потому что, сука, Леви за него переживал. Леви им дорожит. Леви его любит ненавидит. На дух не переносит. И поэтому еще раз ударяет.       В этот раз совсем несильно. Просто ставит ногу и придавливает к земле, пряча глаза под волосами и сжимая зубы до скрежета. Лишь бы Эрен не увидел, лишь бы только не заметил блеск в глазах и подрагивающие руки, как у ебанной суки, ведь капитан Леви Аккерман совсем не о том.       Эрен его адски бесит.       Поэтому он не покажет, ни за что не покажет всю эту херню. И сам себе никогда не признается, унесёт уебскую привязанность в могилу, хоть бы только никто не видел эту слабость, ведь сам себе надежду на хороший исход он даже не даёт. Не может дать.       Он сдохнет с этим секретом, сдохнет с этой греющей любовью ненавистью в сердце. Потому что эти чувства и сведут его в могилу. Но так, возможно, будет даже лучше.       Лучше для Эрена, для человечества, для самого Леви.       У них нет истории и никогда не будет. Аккерман сам так решил, только что решил, ставя точку.       Он выходит, громко хлопает дверью, возвращает глазам привычную серость, а лицу — безэмоциональность.       Ведь так будет правильнее.