Амбивалентность - психическое состояние раздвоенности; сосуществование противоположных отношений или чувств.
Уэнсдей, если честно, плохо разбирается в человеческих чувствах, пусть и пишет книгу, где пытается подобрать персонажам разные характеры, полагаясь, в основном, на познание темпераментов.
Ее ум холодный, эмоциональный диапазон слишком низкий, а уровень эмпатии минимальный.
Уэнсдей - этакая, аномалия, или же, к большому сожалению, типичный
изгой.
Тайлер Галпин - ее полная противоположность.
Если она сама по себе мрачная, серая, как та дождевая туча, что вот-вот выплеснет, на всех тех, кто не успел спрятаться, прохладный, проливной дождь. То он - разноцветная радуга в ярких футболках и клетчатых зеленых-красных-голубых рубашках, только теплых оттенков.
Волосы у нее прямые, черные, как крыло ворона, его же - светло-русые, при солнце даже немного рыжие, кудрявые.
Кожа ее бледная, идеально чистая, как у фарфоровой куклы. У него же наоборот загорелая, с веснушками и ямочками на щеках, которые заметны только тогда, когда он широко улыбается, во все тридцать два зуба. Уэнсдей, к слову, не улыбается
почти> никогда, лишь иногда поднимает уголки губ в ядовитой ухмылке.
Они - две стороны магнита. Типичные противоположности, которые не должны были бы пересечься [но она, черт знает, случайно или нет, наткнулась на него сама.]
Они - пессимистка и оптимист, апатийка и эмпат, медиум, и
нормис хайд.
Уэнсдей, как оказалось, честна во всем, даже в признании в убийстве. Тайлер, - [ничего себе открытие, никто такого и не ожидал,] патологический лжец. И даже Ксавье, который предупреждал, кричал о тревожных звоночках, не понимал все масштабы трагедии.
И так уже как-то сложилось, что Уэнсдей - герой, а Тайлер, хоть и сын [уже бывшего] шерифа, но злодей?...
И ее в прямом смысле воротит, от того как легко он ее провел. Всегда [насмешливо] ходил по очень тонкой грани, умело сломал ее устои, так легко пробрался сквозь стены, строившиеся годами, как-то обошел все оковы и подошел слишком близко...
А Уэнсдей еще и сама, по глупости, сделала несколько шагов вперед. О, Сатана, еще и первая поцеловала, нарушив одно из важнейших обещаний - не впадать в любовную драму, не быть как мать.
Ведь на самом деле она и в собственных чувствах не очень разбирается, что все хоть и недолгие, но довольно продуктивные, шестнадцать лет, не очень ее волновало. Приоритеты были на порядок в голове, а не на, даже не доказанной наукой "душе", а сердце - как бы там ни протестовали чертовы романтики, полый фиброзно-мышечный орган, обеспечивающий посредством повторных ритмичных сокращений ток крови по кровеносным сосудам. Оно не способно на эмоции и оды ему посвящать бессмысленно.
Уэнсдей, наверное, уже стоило бы все отпустить. В конце концов, он сбежал из фургона, исчез в неизвестном направлении, словно растаял в воздухе, сквозь землю провалился, не оставил следов. Будто никакого такого Тайлера Галпина и не существовало даже. Как будто Уэнсдей Аддамс сама его выдумала, со страниц своего романа выпустила и там же, в последней главе похоронила.
Но почему-то точку так и не поставила. Что раздражает, ибо она, вообще-то, давно должна была перестать о нем думать, забыть о существовании и жить как ни в чем не бывало, возможно, даже, согласиться на
свидание прогулку с Ксавье, хотя бы в знак благодарности за спасенную жизнь и, о, насколько же это банально, снятие розовых очков. Не зря ей никогда не нравился этот цвет.
Но не получается. Она снова и снова возвращается к этому, раздражается, бесится, но думать о Тайлере Галпине не перестает.
Уэнсдей даже на полном серьезе подумывает обратиться к хорошему психоаналитику, и желательно получше чем была Кимбот, потому что происходящее с ней точно какое-то нарушение психики и как бы не хотелось это признать, она не может разобраться с этим сама.
Потому что ощущение грусти за психом физическое: до мигрени, до сердечной боли, до тошноты в горле. Из-за этого она чувствует себя какой-то королевой драмы, не хуже той самой Энид, и от этого еще тяжелее.
[Уэнсдей просто надеется, что как-то она оставит возле унитаза все эти странные ощущения, потому что она его ненавидит, ну как минимум, должна.]
И эти противоречия взрывают ей мозг, поедая внутренности.
Она хочет одновременно и погнаться за ним, отследить, но при этом забыть. Возможно даже, получить сотрясение мозга или еще лучше - амнезию.
Но как бы ее не выкручивало изнутри, Уэнсдей все еще с виду холодная, равнодушная и безэмоциональная. Она считает, что никто и не догадывается об этой ужасной несогласованности ее чувств, однако не знает, что по ночам шепчет его имя во сне, не подозревает, что Вещь успокаивающе гладит ее по волосам, а Энид тихо напевает колыбельную.
Так же, как и не догадывается что под матрасом соседка прячет не только журналы и сладости, но и перехваченную с помощью белого ворона телеграмму от Шерифа, в которой тот, еще три недели назад, сообщил о смерти своего сына.
Уэнсдей убеждает всех, [и конечно же ни в коем случае не себя] что у нее все в порядке. Энид просто пытается быть хорошей подругой.
