Идиотка.

— Уведите ее с эшафота немедля. Народ разгоните, нечего им тут выискивать. — вполголоса приказала императрица. Снег медленно опускался на длинный шлейф плаща Ее Величества, словно сахар, который вовсе не спешил таять. В этом году зима затянула со снегом. Он долго не появлялся на улицах Петербурга. Лишь ветер неистово завывал, не давая спокойно пройти. Декабрь всё-таки соизволил осыпать столицу крупными снежными хлопьями. Екатерина долгое время наблюдала, рассматривала каждого, кто появлялся на эшафоте, кто склонял свою голову над плахой и подавал ее под клеймо позора. После осуждённых увели. Народ это не слишком удовлетворило. Все они ждали «виновницу торжества». Когда подъехала карета с той самой, голову которой люди так жаждали увидеть отдельно от тела, они яро начали кидать различные оскорбления. Императрица поморщилась с этого, ведь этот «лишний» шум ее очень напрягал. Она сама-то не меньше их хотела увидеть эту женщину. Снова. Живой. Но все унялись лишь тогда, когда начали зачитывать приговор. Катя выискивала хоть какую-то эмоцию на этом белоснежном лице, но все попытки успехом не увенчались. Салтыкова оглядывала людей совсем пустыми глазами, в которых мелькало презрение. Она не спешила смотреть на Катерину. Может, потому, что не знала, где найти ее. Наконец голова преступницы опускается на твёрдое дерево, на котором медленно замерзала чужая кровь. В глазах не было ровным счётом ничего. Они были прозрачны, выражали явную усталость. «Она совсем-совсем не боится?» — мелькало в голове государыни. Совсем-совсем, Ваше Величество. Палач закидывает к верху хорошо отточенный топор, желая покончить со всем этим. Но его останавливают. Знали бы вы, как негодовал народ. Было три стадии : Шок. Осознание. Ярость. Три вещи, которые движут этими людьми. Может, они и правы. Только вот Екатерина уже подписала помилование. Но милость-ли это? Катя сверлила глазами Салтыкову, ожидая, когда же та почувствует и взглянет наверх. Когда она поймёт. «Законный» убийца удалился, оставив свои орудия. А вот незаконного повели обратно в карету. Приказ начал исполняться. Людей просили уходить и не ждать, ничего уже не будет. Им не объясняли, что и как. Просто уводили с площади. Катерина видела столько людей в одном месте отнюдь не впервые, но дыхание все так же замирало. Они все хотели одного. Императрица приподняла подол платья и направилась внутрь дворца. Ей ожидать гостью, как-никак. * Опустившись в тёплое красное, с красивой вышивкой кресло, Катя прикрыла глаза. Только сейчас она поняла, насколько холодны и бесчувственны ее руки. Они казались хозяйке белее снега и намного холоднее льда. Ее мысли с необычной скоростью наполнялись произошедшим, образом этой дамы. Императрицу впервые так сильно волновала чья-то жизнь. Эта жизнь за короткий срок стала ей намного дороже своей собственной. В самой глубине, на обрывках жалкой души, заявилось новое, но уже давно забытое чувство. От него теплело в самом низу живота, доставляя приятный спазм. Сердце учащало свой ритм, желая взлететь и высвободиться от рёберных костей. Сон и вовсе решил покинуть Ее Величество на эти несколько дней. Ночи она проводила за бокалом красного полусухого, зажав средним и указательным пальцами сигарету с привкусом ментола. Казалось, что она помнила каждое слово своей «новой знакомой». Их первая встреча была похожа на некую дуэль, в которой одержала победу явно не Екатерина. Более того, она позволила себя одолеть. Катя была просто не в силах сопротивляться. Да, ее жалкие попытки казаться серьёзной и суровой вызывали лишь смех Дарьи. — Вы идиотка, Екатерина Алексеевна. — раздался голос за спиной. Тонкие плечи дернулись в некой судороге, а разум начал рисовать варианты лиц, которым мог принадлежать столь мягкий и насмешливый голос. Сердце замерло, не издавая ни звука, дабы не помешать. Чья-то холодная изящная ладонь медленно опустились ближе к шее, заставляя внутри все сжаться с невероятной скоростью. Это тяжелое дыхание было совсем близко. — Кто же так делает, Ваше Величество? — усмехался голос. — Народ ведь неладное заподозрит. Екатерина схватила запястье этой женщины, поднимая взгляд, желая убедиться, что это именно она. И Катя не ошиблась. Перед ней сияли эти лазурные глаза, в которых плясали озорные огоньки. Губы ее расплылись в самодовольной ухмылке. — Не узнаёте, Екатерина Алексеевна? — смеялась Салтыкова. Императрица молчала, не отрывая глаз. Она осматривала ее всю, замечая каждую деталь; эти скулы, на которых заметен слабый румянец мороза, эта улыбка, которая, черт знает почему, казалась ей родной. В одно мгновение замерло все, вплоть до стрелок на часах, что стоят на камине в главном зале. Катя сама не понимала, как ее дернуло сократить расстояние максимально. На губах ощутился привкус кофе и чего-то такого сладкого…Императрице показалось, что это шоколад. Салтыкова вовсе не сопротивлялась, — наоборот, — отвечала, позволяя себе доминировать в поцелуе. Рука скользила выше — к щеке государыни. Дарья отчетливо чувствовала вкус ягод, наверное, малина, хорошего вина и где-то глубоко-глубоко — табак. Эти полминуты показались настоящей вечностью, которая не должна была заканчиваться никогда. Но, увы, у неё всё-таки был этот чертов конец. Катерина тихо простонала в знак протеста, но она не была услышана. — Взгляните на себя, Вы готовы переспать с убийцей без задней мысли. — усмехнулась Салтыкова, стараясь выровнить дыхание. — Как же Вас жизнь должна была потрепать… — Вы спали с предателем и лгуном, свято веря, что он — самый лучший. — бросила Катя, скидывая с себя руку Дарьи. Катерина поднялась с кресла, поправляя помаду, что так некстати смазалась. Ее переполняли различные эмоции. «Как она смеет!» — негодовала в мыслях Екатерина. Возмущению не было предела. Как и наглости помещицы. И, поверьте, останавливаться она не собиралась. Императрица, казалось, хотела наплевать на все и выйти, дабы не стать более униженной. Но здесь, видно, решала не она. Салтыкова успела ухватить Ее Величество за запястье, разворачивая к себе лицом. Тянула ближе, сжимая руку все сильнее и сильнее, что, наверное, оставила синяки. Другая рука опустилась на шею, сзади. — И на что же ты готова, моя девочка? — прошептала Даша. Сердце императрицу послало к чертовой матери, отказавшись отбивать хоть какой-то ритм. Казалось, что оно и вовсе бесследно покинуло грудную клетку. Ей не дали даже и слова вымолвить. Салтыкова резко и довольно грубо впилась своими губами в ее. Поцелуй казался какой-то войной за превосходство. Но совсем скоро победитель заявил о себе, заставив Катерину упасть в кресло, не отрываясь от чужих губ. Дарья зажала новоиспечённую любовницу меж бёдер, не позволяя даже задуматься о побеге. Углубляя поцелуй, рука начинала блуждать по телу, будто что-то разыскивая. Екатерина и вовсе сдалась, просто позволив себе наслаждаться этой женщиной. Ей было слишком хорошо, чтобы это останавливать. Внизу живота стянулся крепкий узел, доставляя приятную боль. Салтыкова начинала спускаться губами ниже, покрывая шею влажной дорожкой. Катя прогибалась, чувствуя свой проигрыш. — Идиотка ты, Фике. — шептала Дарья, прикусывая чувствительную кожу. Полная, но такая счастливая идиотка.