Без тебя нет смысла...

Утро началось прекрасно: Чимин проснулся в руках Юнги. Старший ещё спал, обнимая рукой его за талию. Их лица были прямо напротив друг друга, и младший стал бегать глазами по лицу, рассматривая подрагивающие во сне чёрные густые реснички, аккуратный, небольшой нос, немного пухлые губы, на которых видны трещинки, слегка кругленькие щёчки, которые хотелось потискать. Часть волос спадала на лоб, почти закрывая глаза, а часть разметалась по подушке. Когда Юнги проснется, наверное, будет похож на взъерошенного воробья. Взгляд скользит ниже — на шею и ключицы, вид на которые стал лучше, чем вчера, оттого, что футболка немного сползла.У Юнги была светлая, фарфоровая кожа, тонкие, выпирающие ключицы, которые так и манили припасть к ним губами. Чимин перевел взгляд на руку, лежащую на нем. Хочется провести по ней, едва касаясь кожи, ощутить и запомнить припухлость этих вен. Сдерживать это желание — безумие. Чувствуется тепло, исходящее от ладони и так хочется продлить этот момент. У Чимина пересохло во рту. Надо вставать. Сегодня Чимин чувствует себя намного лучше, поэтому готовит завтрак сам. Когда Юнги проснется, младший хочет его накормить. В конце концов, Мин и так два дня вокруг него бегал, теперь он хочет его отблагодарить, заодно отвлечься от утренних мыслей. Новая грань себя — симпатия к парням — до сих пор пугает. Особенно не понятно, говорить ли об этом родителям. Ведь многие этого не понимают и отворачиваются от детей, надеются изменить ориентацию. Вдруг они устроят скандал или попытаются запугать? Но Чимина, только осознавшего свою гомосексуальность, и без этого мучают трудности самопознания, чувство непохожести на других. Теперь ещё необходимость скрывать свое «Я». Если его ещё лишат поддержки… Он резко вздрагивает и разворачивается от хриплого, сонного «доброе утро». Юнги стоит на пороге, облакотившись на дверь и, похоже, пытается проснуться. Он до сих пор в той же футболке, открывающей вид на части тела, притягивающие взгляд и черных свободных штанах. Как он и предполагал, волосы торчали в разные стороны, прямо говоря о том, что человек только что вылез из кровати. Смотреть на такого Юнги нет никаких сил. — Доброе. Иди умывайся, я завтрак приготовил, — разворачиваясь обратно, промямлил младший. — Ну хорошо, — как-то неуверенно сказал Мин, и через секунду послышался хлопок двери в ванной. Пока старший был в душе, Чимин поставил на стол все приготовленное: сваренный горячий рис, золотистую яичницу и традиционное корейское кимчи. Когда чайник закипел, на столе появились ещё две чашки ароматного бодрящего кофе. — По сравнению с тем, что готовил я, прямо шведский стол, — Юнги заходит на кухню уже в своей одежде и садится за стол. — Тебе уже лучше? — Да, немного, — усаживаясь, отвечает Чимин. — Это хорошо. Тогда сегодня я ещё побуду с тобой, посмотрим на твое самочувствие, и если все будет хорошо, то завтра ты уже избавишься от компании в моем лице, — он так улыбается, как- будто…а, собственно, это же должно было когда-то произойти. — Очень вкусно, — хвалит Юнги пробуя кимчи с яичницей, и запивая кофе. — Божественный кофе. Спасибо, Чимин. — Не за что, хён, — все что говорит младший и утыкается в свою тарелку. Утро перестало быть прекрасным. Старший помог прибраться после завтрака, и вновь сославшись на какие-то дела, ушёл. Спустя пять минут позвонил Намджун. Можно, было бы не брать трубку, а потом сказать что спал, но брат по-любому что-нибудь расскажет и отвлечет от плохих мыслей, что сейчас как нельзя кстати. — Привет, Чимин~а, как себя чувствуешь? — судя по всему, Намджун уже сменил город, потому что был уже в другом номере. Он сидел за столом, тем самым, открывая вид на панорамное окно сзади, но Чимину было сложно что-либо рассмотреть. — Привет, хён. Да, мне уже лучше. Ничего интересного — валяюсь целыми днями на кровати. Расскажи лучше, что у тебя нового, — переводя тему, попросил младший. — У меня как раз есть для тебя новость. Я сейчас в Париже! Представляешь? Я успел принять участие в уроке кондитерских изделий: там рассказывали как готовить французские десерты. — И что же ты приготовил, хён? — Чимин ставит телефон на тумбочку, а сам ложится напротив. — О, нас научили готовить традиционный французский мусс — это важное блюдо национальной кухни, которое подавалась на каждой королевской трапезе. Я, конечно, там немного напортачил, но получилось, вроде, съедобно, — Намджун выглядит, как нашкодивший ребенок. — Тот повар — это просто нечто, он работает в очень престижном ресторане. Собственно, он помог мне сделать десерт более-менее похожим на десерт, — из динамика послышался смех. — А ещё я попросил его научить меня какому-нибудь изысканному блюду, и он правда научил! И сказал, что я великолепно справился, — теперь с гордостью заявляет брат. — И что же это, хён? — щурясь, спросил младший. — Это безе. Переводится с французского как «поцелуй». Он объяснил, что это лёгкий, воздушный десерт из взбитых сливок с добавлением сахара. Когда мы его попробовали, повар сказал, что он напоминает ему легкое прикосновение губ любимой. — Вау, это похоже на Париж. Так и веет романтикой, — смеётся Чимин. — Насколько ты там задержишься? — Мы здесь на 3 дня. Смотри, как красиво, Чимин~а, — Намджун встал, подошёл к окну и навёл камеру на то, что он так и не смог рассмотреть. Эйфелева башня. — Нас поселили в идеальном месте — рядом с Эйфелевой башней и Сеной. Здесь красивейший вид на закат и волшебное световое шоу на башне. Сейчас у нас уже утро. — И сколько сейчас в Париже? — ахнул Чимин, он и забыл, что у них большая разница во времени с Европой. — Около пяти утра, — чуть задумавшись, ответил брат. — И ты не спишь? — он недоуменно пялиться в экран. — Ты ж меня знаешь, — отмахивается старший. — Сейчас пойду поброжу неподалеку, пока все спят, уверен, найду что-нибудь интересное, — он заманчиво потирает ладони. — Я вчера побывал в самых классических местах: увидел Эйфелеву башню, мы даже поднялись на неё — это великолепное зрелище, потом мы поехали к Лувру. Чимин~а, Лувр — это гораздо больше, чем музей. Я нашёл знаменитые произведения: Венера Милосская, Мона Лиза, Амур и Психея, — не успел он закончить, как Чимин удивлённо спросил: — И это всё за один день? — Да, у нас на каждый день расписан маршрут. — А где ты ещё был, хён? — Чимин чувствует, что рассказы брата его отвлекают от реальности. — После знакомства с Лувром, мы отправились к Елисейским Полям. Я по-настоящему погрузился во французскую историю. Мы проходили Сад Тюильри и вышли к Площади Согласия. Она имеет мрачную славу казни. Во время французской революции здесь казнили Людовика XVI и Марию- Антуанетту. Это была длинная прогулка. Я тебе скажу, что Елисейские поля — самая известная улица в Париже, и эту прогулку я не забуду никогда. — Как бы я тоже хотел побывать во Франции или в какой-нибудь другой стране, — мечтательно сказал младший. — Побываешь, Чимин~а. Когда-нибудь привезёшь сюда свою девушку, — улыбается Намджун. Младший только смущённо отворачивается. — Я пойду, Чимин~а. Хочу успеть насладиться тишиной города, а ты выздоравливай, вижу тебе уже лучше. — Пока, хён, — прощается Чимин и выключает звонок. Он ложится на спину и смотрит в потолок. Чимину тоже хочется в Париж. Вот именно сейчас очень захотелось. Взять Юнги и разделить с ним все эти моменты жизни. Париж — это же город романтики и любви. Город, о котором написаны тысячи книг и снято множество фильмов. Это какая несбыточная мечта — провести с Юнги несколько дней и ночей вместе, вкусить и почувствовать этот воздух, в котором витает амур, прогуляться по улочкам и выпить кофе с круассанами в маленьком кафе, в стиле старой Франции, наслаждаясь непринуждённой, приглушённой музыкой. Побывать на Эйфелевой башне и получить от него поцелуй на такой высоте, испытывая удовольствие от вида города и оставить на память кусочек этой истории. Их истории. А потом, вернувшись домой, поставить сувениры и распечатанные фото на видное место, с ностальгией вспоминать о прекрасно проведённом времени в Париже. На телефон пришло сообщение. Намджун прислал фото на фоне Триумфальной арки, знаменитой достопримечательности одноимённого романа Ремарка. — Что смотришь? — интересуется Юнги, присаживаясь на кровать. — Ты чего так пугаешь? — Чимин театрально схватился за сердце. — Я не виноват, что ты витаешь в облаках, — смеётся Мин и смотрит в телефон. — О, он уже в Париже! Это же Триумфальная арка. — Тоже туда хочу, — дуется младший, потом тихо шепчет: — Счастье — самая неопределённая и дорогостоящая вещь на свете. — Оу, ты читал? — получая вопросительный взгляд, он объясняет: — Триумфальную арку? Ремарк. — А, да, — для него самого стало неожиданно, что он вспомнил эту цитату.— Это — красивейший из европейских романов XX века. Роман о любви, войне и смерти. Но в то же время, это — печальнейший из европейских романов XX века. Роман о страсти, что может и должна завершиться лишь трагедией, — смотря на свои руки, еле слышно говорит Чимин. — Глубоко. Тонко. С горьким привкусом неизбежного, — тихо шепчет Юнги. — Ты тоже.? — Да. Не заметил, как не спал всю ночь, погружаясь в удивительный мир Парижа тридцатых годов прошлого века, — делится Юнги. — Как тебе книга…в целом? — кажется, они нашли общую тему. Общее увлечение на двоих. И Чимин рад, что может обсуждать книги с Юнги. — Для меня эта книга стала своего рода спасательным кругом, меня завлекло в сюжет, драматургию. Она попалась мне в самый подходящий момент, — рассказывает Мин, но не сильно вдаваясь в подробности «подходящего момента». — Эта книга с глубоким взглядом на жизнь, автору удалось вывернуть всё наизнанку и показать читателю, — старший усаживается на кровать по-турецки и смотрит Чимину прямо в глаза. — Затронут человек. С его переживаниями, страхами, болью. Ежедневные «прикладывания к бутылке», связанные с попыткой что-то забыть и приглушить боль. Одиночество пустой квартиры, в которую уже никто не придет. Жизнь, утратившая надежду. Жизнь, близящаяся к концу. Жизнь, неожиданно оборвавшаяся, — медленно и тихо рассказывает Юнги, а Чимин смотрит на него другим взглядом. Осознающим. Что в жизни Мина произошло что-то, что подорвало его или происходит до сих пор. — Что насчёт тебя? — младший понял, что Юнги хочет сменить тему и послушать теперь его, поэтому не стал задавать вопросов. — Я с первых страниц провалился в сюжет, очутился там, в Париже, где Равик встретил Жоан. Я как будто сидел в тех же кафе, бистро, барах в подвальчике, где сидел Равик, чувствовал вместе с ним вкус кальвадоса, слушал его мысли и понимал, что все мы рано или поздно испытывали такие же эмоции, желания, страхи, — он тоже копирует позу старшего, продолжая: — Читаешь роман и как будто всем нутром чувствуешь эмоции героев, понимаешь, кто что сейчас сделает, потому что ты сделал бы так же. В этом романе герои честно делятся своими мыслями, состояниями, эмоциями — делают то, что так редко, а то и никогда не делаем мы, — уже тихо заканчивает Чимин, все также смотря в карие омуты напротив. Они смотрят друг другу в глаза. И как-будто какая-то сила, и надо бы дать по тормозам. Только где тормоза — забыли… Чимин знает, что карие глаза сравнивают с темными ночами — дескать они сводят всех с ума, но он в глазах напротив лишь тепло нашел…