Three Crap Shooting Pallbearers

      Его кожа бледнее, чем она помнит. Грей думает о сухом молоке и внутренне давится. Её сёстрам очень нравилось сухое молоко, но что-то ей подсказывает, что её свет, её спаситель, его не очень жалует. Он больше походит на любителя густой творожной массы.       — Ему восемнадцать, а уже бывший уголовник, — гогочет её капитан перед тем, как швырнуть её свет к их с Ванессой ногам. Прошло три года с тех пор, как она видела его в последний раз, так что получалось, что Грей спас подросток. От знания к горлу подкатывает желчь, желчь тянет её на дно, потому что она была такой жалкой, такой слабой, что обычный подросток смог, смог спасти её от изнасилования, после которого её бы наверняка убили, хотя всё должно быть с точностью наоборот.       Она нагибается к лежащему на полу телу. Его кожа бледная, он худой, так что проступают тонкие кости. Грей досконально помнит ту ночь, помнит, какими гибкими были его руки, что походили на колыхающиеся от утреннего ласкового ветра колоски пшеницы. Какое-то внеземное очарование было в его горделивой осанке, но сейчас он другой. Он бледен, и худ, и с головы до ног усыпан синяками, о которых Ями Сукехиро не проронит ни слова, потому что её капитан — не монстр.       Более того, где та маленькая девочка? Её свет, вне всяких сомнений, ни за что бы не бросил бедного ребёнка на произвол судьбы.       Её свет стонет и пытается сесть на колени. На его осоловелом лице тёмные круги под затуманенными глазами. У него кровит губа, а на шее порез, будто кто-то полоснул по коже тупым ножом в упор. Грей замечает следы укусов и царапин, едва выглядывающих из-под потрёпанной тюремной рубашки, замечает, что он бос, и его ступни стёрты в кровоточащие мозоли.       Грей требуется пара секунд, чтобы сложить два плюс два, и когда она делает это, её светящиеся белые глаза начинает печь. Грей не понимает этого чувства. Оно отличается от горя и стыда, оно царапает внутри живота, так, как она никогда не испытывала раньше. Чувство позывает её размозжить любого, кто причинил её свету столько боли, кто совершил непростительное, своим огромным телом. Её капитан спас его? Теперь она должна Ями Сукехиро десять своих жизней за спасение её света в то время, как её пожирала трусость сделать первый шаг?       — Чёрт, — ругается Ванесса, неожиданно крайне обеспокоенно. Почти никогда не исчезающий хмельной румянец сходит с её лица, уступая место мрачной сосредоточенности. Грей чует волны напряжения, исходящие от Ванессы, а, если Ванесса напугана, значит, всё намного хуже, чем кажется на первый взгляд.       Чувство снова всколыхивается внутри Грей, но она слишком слабая. Как ей защитить человека, стоящего перед ней на коленях? Как ей, своими мясистыми руками и громадной тушей, отнести его в купальни и помочь омыться от этой мерзости? Как ей, с её огромными ладонями, вкладывать ему в рот еду Чарми и держать его за руку, пока он спит? Желание разрывает ей грудь. Она хочет следить за ним, хочет быть с ним, пока он будет идти на поправку, потому что он её свет, он тот, кто спас её, он причина, по которой она смогла зайти так далеко. Он значит для неё всё, и он даже не догадывается об этом.       — Я с перевозчиком в столицу, надо заполнить бумажули для его освобождения, — кидает капитан Ями, хватая Финрала за шкирку и утаскивая его с базы.       Перед тем, как исчезнуть в дыре, что он проделал в стене, он оборачивается и смотрит на её возвышающуюся горой фигуру. Что-то было в его взгляде, как если бы он чувствовал её рвение помочь и вместе с тем — полную неспособность пошевелить и пальцем, потому что она трусиха, пустая трата пространства, та, кого следует убить до того, как в тебе взрастёт жалость.       — Йо! — рявкает Ями, и Грей вся обращается во внимание. Её выдёргивает из грёз обратно в реальный мир, в мир, в котором Ванесса пытается приблизиться к её свету, чтобы проверить пульс, а он пытается избежать телесного контакта, отползая на коленях назад.       Грей закусывает щёку. Капитан Ями не смотрит на неё, как на кусок дерьма, ему абсолютно начхать, что большую часть времени она просто бездейственно занимает место в гостиной. Капитан Ями тоже её спаситель, один из её первых друзей в этом ужасном мире, и она не может предать его так, как когда-то предала себя.       На этот раз Грей собирается в кулак, концентрируется на потоках маны и жестах вместо того, чтобы в очередной раз убиваться от бесконечной ненависти к себе.       — Я уже вызвал врача, так что скоро кто-нибудь должен подойти, — заканчивает Ями, и приказы приказами, а Грей, наконец-то, двигается. Двигается своим громоздким, неповоротливым телом по направлению к парню, что находится на грани потери сознания, но в ту секунду, как Грей берёт его за руку, он начинает брыкаться, силиться оттолкнуть её прочь, будто она — враг.       Она замирает. Она не может, она огромна, она выбрала сама эту форму, из-за чего её свет лишь вредит сам себе в попытках отбиться и рухает лицом вниз, наконец-таки теряя сознание. Ванесса облегчённо вздыхает и говорит Грей поднять его, что она незамедлительно делает. Она осторожно берёт его хрупкое тело и прижимает к себе. В этом мире она — уродливый гигант, молчаливый страж. Она больше не приниженная, живущая на объедки служанка, она — Чёрный Бык.       Как и её свет, её Гошу.       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — извергает она, так она общается в этом теле.       Ванесса коротко кивает и ведёт их по направлению к купальням. Она подзывает одну из овечек Чарми, потому что сама Чарми ушла собирать фрукты, и послушное животное поспешно записывает поручения и отправляется к хозяйке, пока Грей следует за Ванессой вверх по лестнице с её невесомым светом, спящим у неё на руках.       Позже, когда его раны уже перевязаны и он слишком слаб, чтобы отмахиваться от ложек супа, которые Чарми настойчиво пихает ему в рот, Грей осознаёт всю иронию происходящего. Она наконец сама по себе, наконец на своём месте в этом пропащем мире, и она по-прежнему не в состоянии показать своё истинное лицо, не в состоянии придерживать свой свет за плечи, пока кормит его с ложки, потому что её руки слишком огромны и лицо — слишком уродливо; потому что она не вынесет, если кто-то узнает настоящую её, маленькую слабую женщину, которую спас мальчишка с малышкой-сестрой, потому что она была слишком слаба и никчёмна, чтобы защитить саму себя.       — Как тебя зовут? — спрашивает Чарми после того, как её свет проглатывает последнюю ложку.       Ванесса сидит рядом с Грей, спокойно и тихо, в кои-то веки оправдывая титул ведьмы. Они ждут в предвкушении, что он ответит. Она уже знает его имя, конечно же, она не забыла бы его до конца жизни, но он никогда не представлялся ей самостоятельно. Она хочет услышать, как его имя слетит с его собственных губ.       — Тебе-то какое дело? — гаркает он Чарми, но Чарми до фени до мнения остальных и в том числе — до мнения парня, которому только что заштопали добрую половину задницы и вправили два ребра. Она лупит его своей ложкой, а он уклоняется, не переставая ворчать ругательства себе под нос.       — Имя! — командует Чарми.       — Ладно! Гошу! Харе меня бить!       Чарми лупит его снова, но на этот раз это игривое похлопывание, из-за которого он вспыхивает, как помидор. Грей слышит, как приятный смех Ванессы заливает комнату. Она выглядит гораздо спокойнее, хоть и не до конца расслабилась, потому что никто ещё не переступал порог их базы с такой травмой, не было никого, кому бы требовалось настолько специализированное лечение, но она достаточно благодушна, чтобы позволить Гошу быть собой, пока сама просчитывает в голове будущий план действий, потому что капитан Ями и Финрал всё ещё не вернулись из столицы, где подписывали необходимые бумаги, чтобы освободить его.       Гошу прочищает горло, перед тем как снова заговорить:       — Мне сейчас же надо позвонить своей сестре.       — Оу? — начинает Ванесса. — И как же ты собираешься это сделать?       За чем следует красноречивая ухмылка и блеск в глазах, по которым Грей понимает: он при любых обстоятельствах добивается того, чего хочет. Он не похож на тех, кого она встречала до этого. Его эго основано не на гордыне, а на любви. Он любит ту маленькую девочку больше всего на свете и скорее отдаст свою жизнь по ту сторону тюремных балок, чем обречёт её на голодную смерть.       Он призывает зеркало, и, до того, как Чарми успевает охнуть от удивления, в зеркале появляется малышка по имени Мари, которая плачет, спрашивая, в порядке ли её старший братик, в безопасности ли он, и что ей очень, очень жаль, что его схватили по её вине.       — Нонсенс! Моя дорогая Мари, ты не сделала ничего неправильного! Я сам виноват, что меня поймали! Твой старший братик больше никогда не позволит так позорно проиграть таким отбросам снова!       Он выговаривает каждое предложение чувственно, едва не выкрикивая, пока беседует с маленькой девочкой. Она начинает плакать меньше и смеяться — больше, и Грей тоже потихоньку расслабляется, и Ванесса тоже смеётся немного больше, потому что этот человек не умрёт просто так: у него есть обязанности в этом мире, и он будет жить ради своей младшей сестры, даже если это будет означать не жить для самого себя.       — Не представишь нас? — дразнит Ванесса.       У Гошу из носа идёт кровь, и он весь лучится, но в ту секунду, когда он слышит комментарий Ванессы, его лицо принимает самое каменное выражение. Он рычит на девушку, одетую разве что в бра с трусами.       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — извергает Грей, потому что хочет сказать «привет» этой маленькой девочке тоже, хочет, чтобы её свету стало как можно спокойнее, чтобы он перестал отталкивать их, и первый шаг на пути к завоеванию его доверия — это завоевать доверие маленькой Мари.       — Да, я тоже хочу сказать привет, ла! — пылко вставляет Чарми.       — Это твои друзья? — мягко спрашивает Мари, и Грей замечает, как Гошу закусывает губу.       — Они не…       — Да! — перебивает его Ванесса и придвигается как можно ближе к зеркалу, чтобы поприветствовать малышку, но недостаточно, чтобы нарушать личное пространство Гошу. Малышка шмыгает носом и утирает остатки слёз с глаз и щёк, перед тем как кротко улыбнуться Ванессе. Чарми следующей награждают улыбкой, и, если бы Грей хватало духу, она бы тоже наклонилась и помахала маленькой Мари, но она слишком большая, слишком трусливая, слишком засте…       — А это Грей, — заявляет Ванесса, указывая пальцем на её возвышающуюся фигуру. В глазах Мари благоговейный трепет, и может, может быть, что это не просто одна очередная большая шутка.       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — извергает Грей в ответ, и Мари заливается смехом. Звуки чистые, как звон колокольчика, и они буквально вмораживают Грей в постель, потому что она в шоке, что подобные ей могут вызвать улыбку на лице ребёнка.       — Что ж, было ОЧЕНЬ приятно с тобой познакомиться, Мари, — наконец говорит Ванесса. — А теперь твоему братику пора отдохнуть, так что пожелаешь ему спокойной ночи, и мы уложим его спать? Как тебе такой план?       Малышка уверенно кивает Ванессе, в то время как её свет сквернословит и ворчит им перестать навешивать его сестре лапшу на уши, но у Мари характер намного лучше, чем у её братца, и она не перестаёт отчитывать его под сдавленные смешки Чарми с Ванессой, которые тем еле удаётся сдерживать. После, когда она желает ему спокойной ночи, Ванесса сдерживает слово и приказывает её свету спать.       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — извергает Грей, и Ванесса понимает её, и Чарми понимает её тоже, потому что они её друзья, её семья.       — Грей присмотрит за тобой, пока ты спишь, поэтому отдыхай спокойно, — говорит ему Ванесса.       — Ты ожидаешь, что я буду спокойно спать и чувствовать себя в безопасности, когда в моей спальне такое чудище? — огрызается в ответ её свет. Он в гневе, а ещё ему страшно.       — Он защитит тебя, — возражает Чарми. — Доверься нам, Гошу! Доверься Грей!       Он не отвечает, лишь переворачивается на бок и что-то бубнит в простыни. Грей сидит где сидела, пока Чарми с Ванессой собирают миски со стаканами и, наконец, покидают их.       — Если тронешь меня, я тебя прикончу, — говорит ей её свет, как только затихают шаги за дверью. — Клянусь, я тебе глотку перегрызу, — обещает ей он.       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — извергает Грей, потому что она ни на секунду не сомневается в этом.       Её свет не засыпает той ночью и ворочается до первых лучей солнца, пока окончательно не выбивается из сил, чтобы контролировать своё изнеможённое тело. Он плохо спит следующие несколько недель. Он легко раздражается и отказывается от осмотра врачей, пока его не заставляют силой, и никому не позволяет прикоснуться к себе даже под угрозой смерти. Он сломлен, ему больно, и Грей всегда рядом, всегда смотрит.       — Грей? — как-то вечером спрашивает Чарми, пока её свет работает над куклой своей сестры. — Как думаешь, он когда-нибудь будет нам доверять?       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — извергает Грей, и Чарми кивает, потому что понимает её, потому что Грей верит. Её свет обязательно откроется им. Он поймёт, что больше не один, как когда-то поняла Грей.       — Присматривай за ним, ла, — говорит Чарми и, спрыгивая с табуретки, марширует на кухню.       — Б-ШЁ-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё-Ё, — мычит Грей.       И она присмотрит — пока не испустит свой последний вздох.