Это — его талант. Его мания. Его почерк.
Кровавый. Отточенный. Совершенный.
Люди даже не догадываются, на что ещё этот психопат и искусный маньяк способен. Джин ухмыляется, перезаряжая оружие. Совершенству нет предела, он прекрасно это понимает. С каждым убийством, которое кардинально отличается от предыдущего, он приближается к абсолютному, непоколебимому идеалу. Хада поправляет холодную маску на своём лице лёгким движением механическом руки, прекрасно зная, что его никто не сможет остановить. Это жестокое представление никогда не закончится, пока сам он не решит завершить эту оду безумству и хаосу. Это его не первое и точно не последнее представление с участием этих пустых, безжизненных марионеток. Джин подарит своим преданным зрителям весь спектр эмоций — от радости и восхищённых аплодисментов до сковывающего конечности ужаса и умоляющих о пощаде воплей. В этот раз Джин не был осторожен. Его быстро раскрыли, почти сразу после того, как он выполнил своё дело. Каким-то образом вышли на его след и упорно следовали за ним, чтобы в очередной раз упечь этого психопата за решётку. Джин корил себя за этот промах — он никак не мог понять, что в этот раз пошло не так. Что в его постановке вышло неидеально? За что человеческий пытливый ум смог зацепиться? У Хады было много вопросов, но он на несколько шагов впереди. Даже если он будет пойман, его преследователям не уйти живыми. Джин ждёт с безумным нетерпением того момента, когда опять сможет своими руками сделать то, в чём он мастер. Каждый, кто попытается остановить гения, захлебнётся в собственной крови и боли. Хада ощущает этот неистовый экстаз каждый раз перед выстрелом. В этом заключается его вдохновение. Джин это любит.***
Сегодня в Пилтовере была хорошая погода, как и вчера. Впрочем, как и позавчера. Погодные условия в этом городе стабильны, почти не меняются. По светлому голубому небу быстро неслись пушистые облака куда-то далеко, будто бы спешили. Они казались мужчине такими мягкими, в нём пробуждалось неодолимое желание приблизиться к ним и потрогать. Площадь, по которой решил прогуляться Джин сегодня, не пустовала, несмотря на раннее утро. Возможно, это не было самой лучшей идеей — вот так просто гулять в таком людном местечке, но не сидеть же ему битыми сутками в душном номере гостиницы, так? Для него это скука. Джин остановился, запихав руки в глубокие карманы тёмных штанов. Он расправил плечи и глубоко вдохнул непривычный ему воздух. Неприятная смесь моря и смрада из сточных канав заставила Джина прокашляться в кулак. Что ж, в Зауне, наверняка, воняет не меньше. Там Хада не бывал, да и не желал. Сейчас он думал о том, чем бы заняться, чтобы скоротать время до вечера, ибо именно в тёмное время суток начиналось всё самое интересное — праздность и веселье. В Пилтовере, стоит заметить, было куда пойти, чтобы «оттянуться по полной», как выразился один из случайных прохожих, которого нечаянно послушал Джин. Мужчина не считал достойным внимания посещать такие места. Хада наоборот стремился к тому, чтобы посещать мероприятия, связанные с искусством. Он очень любил театр и за всё это время старался не пропускать ни одного представления. Разумеется, чтобы его не поймали, Джин маскировался под вид простого пилтошки, который вовсе не разбирается в искусстве и обычно слоняется туда-сюда, не находя себе места. Это у него выходило слишком хорошо. Джина от самого себя воротило — как это оскорбительно и неучтиво! То, что надо. Представления были скучны и однообразны. Посредственность. Нет этой искорки, от которой разжигается огонь в душе, от внезапных поворотов в жилах не стынет кровь, нет игры, нет привлекательности. Нет ничего. Когда Джин понял, что ему даже не стоит пытаться разглядывать в этой несуразной куче что-то особенное, он решил проанализировать актрис. О, да. Они красивы — каждая по своему. Сексуальны и безупречны, имеют собственные убеждения и идеи. Рьяно утверждают о наличии у себя глубокого духовного мира. Смешные. Так разны, но одинаковы в свои слепых потугах стать совершенством, вознося себя до небес, не замечая, что на самом деле облиты с головы до ног грязью. Совершенство находится где-то там, за слоями напускной самоуверенности, пафосности и надменности, ведь стоит только захотеть — и ты его найдёшь. Джин не искал духовно идеально выполненную даму, с которой сможет разделить жизнь на «до» и «после», поделиться душевными терзаниям, наслаждаясь минутами покоя и неземного наслаждения, ведь не нуждался в этом. Обременять себя женщиной не было в его планах. Джин не желал любить кого-то, да и не умел. Людей на площади стало заметно меньше. Джин насторожился и его мышцы под одеждой напряглись. Он повернул голову в сторону и заметил большую толпу народа, которые на что-то заинтересованно смотрели. Хаде стало любопытно, а потому, не теряя ни минуты, он направился туда. По мере того, как он приближался, до его ушей всё отчётливее и яснее доносилась приятная музыка, которой он раннее не слышал. Насколько Джин мог вспомнить, это игралось на эвтале. Эдакий старинный струнный инструмент. Довольно сложный для изучения, но тот, кто играл на нём в данный момент, явно был талантливым музыкантом. Мужчине удалось протиснуться сквозь толпу ближе к импровизированной эстраде. Приблизившись к ней почти вплотную, Джин заметил, что на том самом эвтале играет молодая девушка необычного внешнего вида. Её тонкие пальцы трепетали на инструменте, издали было видно, что она расслаблена, целиком отдаваясь игре — умудрялась исполнять просто изумительно. В один момент их взгляды встретились. У неё очень красивые глаза. Взгляд из-под пушистых ресниц задумчив. Чувствуется холод. Интригующе. Джин удивлённо смотрел на ту, хлопая единственным сохранившимся глазом. Воистину, это было великолепно. Чувственные мелодии, которые трогали его душу до самого основания, впитывались прямо в него — у мужчины случился прилив вдохновения. Они будили новые чувства и мысли. Настоящая магия! Мелодия становилась то громче, то тише, словно волной накатывая на уши и душу. От неё приятно кружилась голова, поселилось какое-то эфемерное умиротворение. Джин был восхищён. Девушка великолепно держалась на сцене — её музыка притягивала и увлекала. Даже казалось, что эта музыка не просто играет, а разговаривает с ним. Рассказывает чью-то историю, утихает и снова повторяется. У Хады захватывало дух. Мелодия, которую она играла будто вела его и всех слушателей за собой по воздуху. Необычные ощущения, которые он теперь ни с чем не спутает. Стоит заметить, что и сама девушка-музыкант выглядела необыкновенно — длинные синие локоны со светлыми кончиками, собранные в шикарные хвосты, обрамляли её утончённое белокурое лицо. Одежда была в цвет — платье до самого пола целиком закрывало её ноги, обтягивало пышную грудь. Рукава платья были обшиты золотым бархатом, подлетали вверх и оголяли предплечья всякий раз, когда девушка легонько поднимала руки вверх. Весь её наряд выглядел очень красиво и аккуратно — множество деталей дополняли её и без того гармоничный образ. Джин обратил внимание на её запястья, узкие и изящные. Ах, как точно она перебирала пальцами струны эвталя… Несколько секунд он, забыв о своём решении держаться в стороне, зачарованно смотрел на девушку. На фоне других эта леди смотрелась, даже очень. Её стройная и изящная фигура легонько покачивалась из стороны в сторону. Хада задался вопросом — это реально? Ему казалось, что что-то здесь нечисто. Его отвлекли мужчины из толпы. — Какая талантливая девушка! — внезапно восхищённо заключил какой-то человек, который стоял ближе к Джину. — И не говори, — согласился с ним его, очевидно, знакомый. — Откуда она, не знаешь случаем? Из Ионии поди? — Этого я не знаю, — растерянно ответил тот. Наступила пауза. — Хороша иностранка. Порадовала нас мелодиями под старость лет, — вновь заговорил первый. — Да ладно тебе, Билл. Ты ещё скажи, что помирать скоро. — Смерть это не приговор, друг мой. Все мы там будем, — под словом «там» старикашка, очевидно, имел в виду мир иной. — Это верно. Наконец, пожилые мужчины замолчали. Джин ещё больше заинтересовался узнать, откуда эта девушка. Она его зацепила. Что-то в ней было такое, что невольно привлекало внимание. Нет, не внешность. Талант? Да. Яркая индивидуальность? Несомненно. Но в ней было что-то ещё… Такое особое… Джину очень хотелось понять, что именно. Если она его смогла вдохновить, то это явно случилось не просто так. Осталось только прощупать почву, кто же эта загадочная девушка и откуда у неё такой музыкальный инструмент. Импровизированное выступление девушки было недолгим, и уже скоро все разошлись. Джин успел понаблюдать, как та бережно складывает эвталь в футляр и как куда-то уходит. У Джина была прекрасная возможность познакомиться с той, но он решил, что пока не время. Игра стоит свеч.***
Несколько дней Джин провёл в упоении своей идеей. Наконец, в один из вечеров он смог достать расписание её выступлений молодой девушки-музыканта. Небольшая пожелтевшая листовка с изображением самой синеволосой взбудораживала богатое воображение Джина. Ближайшее выступление будет завтра. Нужно подготовиться. Такой источник вдохновения ни за что нельзя упустить. Всю ночь Джин ворочался в постели провонявшей гарью гостинице. Ему было трудно спать, но настойчивые мысли не давали покоя. Наконец, уже на рассвете, сон взял своё и заботливо накрыл мужчину тонким одеялом сновидений. Потом, как по будильнику, он проснулся и, прихорошившись, отправился на своё важное дело. У него была лёгкая дрожь в коленях, было приятное волнение. Голова думала только об одном. О ней. Джину предстояло в очередной раз окунуться в этот омут прелестных, ласкающих уши мелодий и лишь потом, нехотя, вынырнуть назад, на удушающую сушу жизни. Что же это за смесь эмоций, которую Хада испытывал каждый раз, вслушиваясь в музыку эвталя и глядя той в светлые лазурные глаза?Сильное вдохновение? Тайную страсть? Пылкий интерес?
А может…
За всё это время, что Джин проводил на выступлениях этой девушки, он заметил одну любопытную, очень интригующую деталь. Она всегда молчала. Но искренне улыбалась, даря этот позитив своим слушателям. Хада заметил, какая у неё красивая, ровная улыбка и такие же привлекательные тонкие алые губы. Когда её время заканчивалось и музыка подходила к концу, она молча поклонялась в знак благодарности и куда-то удалялась. Интересно, а какой у неё голос? Может быть такой же нежный и мелодичный, как её музыка? Или высокий и хрипловатый? А если наоборот, грубый и низкий? Джину очень хотелось её услышать — он не сразу это понял, а лишь через некоторое время. Наверняка она хорошо поёт. «Талантливый человек во всём». Возможно, эта фраза вовсе не к месту, но именно так подумал Джин, как только задал себе вопрос о её голосе. Возможно, это её образ — молчаливая девушка-музыкант с эвталем в бледных руках. Романтично, не правда ли? В этом даже есть свой шарм и очарование. По крайней мере, безумный творец смог разглядеть это в своей музе.***
А потом, полная загадок и тайн, его муза исчезла невесть куда. В один момент она, банально, пропала, не оставив за собой ни следа — хотя бы частичку себя, но нет. Ушла так же внезапно, как и появилась — ярко, неожиданно и непонятно. В тот момент Джин напугался. Он начал волноваться, как никогда раньше — где же его муза? Как зверь, выискивающий след, он рыскал по тернистым путям Пилтовера, в надежде найти её, чтобы увидеть, хотя бы глазом. Вдруг с ней что-то произошло? Кто же будет его вдохновлять, откуда ему черпать эту силу? Его гениальное произведение, которое он начал писать с того самого дня, как услышал её музыку, ещё не закончено. Будет печально, если он так его и не завершит должным образом. Хада будет очень зол, но не на свою музу, нет. Она не заслужила этого. Слишком хороша и чиста, чтобы сердиться на неё. Джин зол на самого себя. На судьбу, которая решила сыграть в эту некрасивую, грубую игру с его глубокими чувствами. Похоже, не всем произведениям суждено выйти в свет. Отчаянный и разочарованный в жизни, серийный убийца прогуливался по тернистым улочкам, пиная куда-то в сторону валявшиеся на мощёной дороге маленькие камушки. Мужчина никак не мог смириться со своей потерей — а ведь если бы он познакомился с ней раньше, то сейчас всё было бы по-другому! Глупец, просто глупец. Так легко его муза упорхнула из его рук, словно маленькая птичка, а он даже и не заметил. Джину стало одиноко. Сколько времени он ещё потратит впустую, прячась в Пилтовере, как крыса? Череда разрушений словно выжигала из его души всю надежду на лучшее. На него словно проклятие наложили, от которого всё портилось и приходило в негодность. Как наёмный убийца подвёл своего толстопузого клиента, источник вдохновения упустил… Что будет дальше? Его выловят и убьют? Джин заливается пугающим смехом, полный нервозности и истерии. Неутешительный вывод. Но судьба предначертана каждому, и если его прикончат прямо здесь, в затхлой подворотне, то будет так. Джин вышел к порту. Он него несёт по ветру лёгким перегаром — зашёл в таверну, дабы прознать о том, как здесь готовят алкоголь. Готовят отвратительно, а ещё эта выпивка ужасно воняет. Весь его костюм провонял. Ему хочется лечь спать — к чертям забыться в пьяных грёзах, чтобы ему не докучали идиотские проблемы в жизни. Чтобы всё это осталось в прошлом. Хада желал проснуться где-то в другом месте, где он сможет начать всё заново. Где всё будет идеально. Где он не будет скрываться за маской и казаться чужим самому себе. Одиночество душит, равнодушие холодит, искусство не приносит такого сильного удовольствия, как раньше. Ему неприятно оттого, что этот мир несовершенен. Больно. Настолько, что хочется кричать где-то в горах, чтобы выпустить эмоции, но Хада сдерживается. Сглотнув тяжкий ком, стоявший в горле, он поднимается с каменного бордюра. Лучше вернуться обратно в поганую гостиницу, затем по скрипучей лестнице подняться в свой ненавистный номер, взять до боли в глазах белый лист бумаги и выплёскивать свой гнев на нём, с яростью давя на перо, пока слова не превратятся в бессмысленную вереницу. Джин несвойственно жаловаться о своих проблемах. Он знает цену их цену. Его нетрезвому взору открылся красивый вид. Большой многопалубный корабль стоял в порту, пришвартованный к надёжной пристани. На тёмном полотне неба виднелись первые яркие звёзды, от моря лёгким ветром в лицо Джину дул приятный запах соли, от которого он приходил в себя и успокаивал свою душевную бурю. Лёгкие волны мягко набегали на берег, словно его приобнимая. Отсюда открывался чудесный вид. Ощущалась свобода и умиротворение. Людей почти нет, только, разве что, около трапа стояла какая-то девушка с несколькими большущими чемоданами. Джин в одно мгновение отрезвел, словно не пил ничего алкогольного, его сердце забилось быстрее, чем обычно, очевидно, в предвкушении чего-то. По носкам затоптанных ботинок зашлёпали капли дождя, на макушку мужчине начала одна за одной падать крупные капли, и через пару минут его тёмные волосы превратились в беспорядочную копну мокрых сосулек. Сделав несколько шагов вперёд по дороге, он всмотрелся вдаль. У него было почти орлиное зрение, и он попытался разглядеть, что за леди там стоит. Какого же было его удивление, когда там стояла его муза, неловко сжимающая чехол с эвталем в руках и вжимая голову в маленькие плечи под холодным теперь уже ливнем. Она не замечала Джина, занятая осматриванием корабля. Джин сделал ещё пару шагов вперёд, не веря своим глазам. Он так близко к ней. Всё, что мешает ему — это пара сотен метров. Хада ступает ещё несколько шагов. Идёт медленно. Словно затравленный, он озирается по сторонам. Постепенно с размеренного шага переходит на бег, разрывая воздух. Сердцебиение достигает своего предела, он рвано дышит, то и дело задыхаясь. Ему нечем дышать. Ливень застилает ему обзор впереди, но он бежит. Нельзя останавливаться. Интуиция подсказывает Хаде, что осталась пара десятков шагов. Муза ждёт его. Бурлящие эмоции в растаявшем сердце требовали выхода. Джин тянет руку вперёд и кричит: «Постойте!», но всё, что он получает в ответ, это пустоту и воздух. На большую раскрытую ладонь падают капли дождя, стекая по ней вниз, разбиваясь о землю. Хада сжимает кулак и мрачнеет. Его муза с очередной раз выскользнула у него из рук. Ему требуется пара мгновений, прежде чем он понимает, что корабль, на котором она находится, уже отбыл от пристани вот как минуту назад. Одна минута. Шестьдесят секунд. Шестьдесят идиотских секунд. Убийца, в душе которого теперь смешалось самое чёрное из всех чёрных и светлое из светлых чувств, не может пошевелиться. Он словно прирос к этому месту, будто корни деревьев охватили его навечно, и теперь ему не выбраться. Джин чувствует всем своим нутром разрывающую пустоту. Слишком поздно. Хада не успел. Снова. Всё растворилось в воздухе навсегда. Его надежда завяла, словно самая красивая роза, растоптанная ногами. Ливень усилился. Капли дождя смешались с солёными.***
К тому времени его преследования сошли на нет, Джин смог спокойно вернуться в Демасию, получил щедрую оплату за свою работу и, в целом, жил очень даже хорошо. Его клиент заметил, как его наёмного убийцу потрепало за это время, которое он провёл в Пилтовере, на что Джин отшучивался, что «пилтоверский колорит» на него так повлиял. Снова примерял маску. Жизнь продолжалась. Желание делать представления пропало окончательно. Джин решился вернуть к написанию своего произведения. Его сердце трещало по швам каждый раз, когда он перечитывал строки, которые посвятил своей загадочной музе. Джин теперь понимал, что всё ещё ожидает её. От этого чувства ему никуда не деться. Это было для него как глоток свежего воздуха в душном и тесном помещении. Как наркотик, которого было так ничтожно мало, что лучше бы его вовсе не было и Хада скончался бы от мучительной, долгой ломки. Для него это сладко-мучительная казнь с болью в сердце. А вспоминает ли она своего тайного поклонника-слушателя, который всё ещё сходит по ней с ума? С недавних пор в Демасии появился собственный театр. Разумеется, Джин отправился в него, как только появилась возможность. В этот раз он попал на очень долгое представление. Хада был безумно заинтригован. Зал был наполнен почти полностью, битком — желающих посмотреть на то, что представляет собой демасийский театр, было очень много. В зале, где всё происходило, было прохладно и темно. Украшен он был тяжёлой золото-серой тканью, похожей на бархат, сцена была огромна, перед ней висел плотные, красиво украшенные кулисы. Что ж, на интерьер, в целом, не скупились. Мужчина надеется, что на декорации тоже. Как и на актёров. Как и на всё представление, впрочем. Джин устроился поближе к сцене в мягком кресле. Вокруг было шумно, но Хада старался не обращать на это внимание — он томительно ожидал начала, чтобы либо разочароваться, либо восхититься представлением. К нему рядом осторожно подсела незнакомка. Джин рассеянно глянул на неё, но не стал больше уделять ей внимания. Обычная жительница Демасии, что в ней особенного? Он поправил воротник и мельком глянул на рядом сидящую — стало любопытно. В окружающем мраке было трудно рассмотреть её более детально, но хотелось. Незнакомка молчала. Джину решил задать ей ненавязчивый вопрос: — Как вы думаете, представление будет интересным? — Джин говорил тише, от этого его низкий голос делался ещё глубже. Незнакомка сразу же обратила внимание на мужчину и, выслушав его вопрос, но, ничего не ответив, отвернулась обратно. Силуэт был так же тёмен. Джин не совсем понял реакцию той — она услышала, но промолчала. Игнорирование? Неловко вышло. Значит, не хочет вступать в диалог. Пусть так, Джин не хотел той докучать. Это, как минимум, неэтично. А он ведь джентльмен, всё-таки. Он тихо выдохнул и вернулся к представлению. До его начала оставались считанные минуты. Мужчину уже не волновало присутствие рядом странной незнакомки. Мало ли кто приходит на публичное представление, правда же? Наконец, представление началось. Оно продлилось несколько часов, которые пролетели очень быстро. Джину понравился получившийся спектакль. Не то, чтобы Джин любил, когда в завязке сюжета присутствует любовная линия, но эта актёрская игра и эти яркие эмоции пробудили в нём чувство любопытства. Демасия, оказывается, может создавать искусство. Красиво, захватывающе. Хада, давно разочаровавшийся в театре, сегодня убедился в обратном — не всё ещё потеряно, и это есть то, за что стоит бороться. Свет от сцены озарял зал, и Джин решил посмотреть на ту самую незнакомку. Он медленно повернул голову и увидел ту самую девушку, которая выступала в Пилтовере с эвталем. Сердце пропустило удар. Как это удивительно — каков был шанс того, что они ещё встретятся, ведь мир так огромен? Джина захлестнуло удивление, которое отразилось на его лице. Это она самая. Что ж, она изменилась внешне. Волосы стали короче, едва доставая той до локтей — ей очень шло, заметил Джин. Глаза и губы стали красивее и ярче. Похорошела. В ушах сверкали и покачивались серьги. Хада, куда-то растеряв все слова, ошарашенно смотрел на ту, привлекая её внимание. Её бровь выгнулась — она будто спрашивала: «Что вам нужно?». Джин, не веря своему глазу, рассматривал её. Она с интересом подняла на него глаза. Джин ждал, когда она заговорит. Но та не стала. Упорно молчала, словно воды в рот набрала. Джину казалось, что она хочет что-то сказать ему, но… не может? — У вас всё в порядке? — вежливо спросил Джин, заметив странное поведение у девушки. Девушка кивнула, сверкнув белоснежными зубами. Она кротко улыбнулась. Её глаза были как две звёздочки — горели. Джин легко улыбнулся в ответ. У неё очаровательная улыбка. Внезапно, девушка достала из кармашка измятую бумагу, сложенную в четверо и ручку, начав что-то в ней писать, а потом протянула её Джину. Тот насторожился, но взял её и прочёл текст, написанный там большим, но изящным почерком: «Как ваше имя? Моё — Сона. Сона Бювелль». Джин несколько раз перечитал её имя. Сона. Со-на. Очень красивое имя и, стоит заметить, к ней подходило. Такое же спокойное и прекрасное. Он мельком глянул на ту, взял протянутую бумагу ею и ручку. Ухватился покрепче и написал: «Я Джин***
Сона, действительно, не солгала, когда говорила о своих намерениях о нём. Она больше не исчезала, почти всегда находилась рядом. Хада за проведённое вместе время многое понял и всё осознал. Сона абсолютно не такая, какую он себе представлял в своих фантазиях. Девушка не непорочна, она не невинна, но в это же время она честна и открыта, и поэтому Джина тянет к ней. Сона — человек, в полном смысле этого слова. Не возвышает себя до неба, но и не опускает до земли. Девушка очень искренняя. Она каким-то невероятным образом влияет на Джина, медленно меняет его, заставляет взглянуть на многие вещи иначе, чем раньше. Играет ему на эвтале успокаивающую музыку, которая заставляет Джина успокоится, когда тот раздражён очередной несостыковкой в своём произведении, ведь всё должно быть идеально. Ещё ни над каким произведением Хада так не корпел, как над этим. Сона смогла научить Джина многому. Даже тому, что он тоже способен любить. Осознание того, что его влечение к Соне это не только физиологическая реакция на её присутствие, но и нечто большее, чем страсть и сексуальный интерес, заставило его прийти в настоящее недоумение. Джин не мог этого принять. После случившегося осознания его мир будто сменил краски — всё не такое серое и мрачное, когда Сона рядом. Он ведёт себя открыто, не скрываясь, когда девушка говорит, что готова его выслушать. Внутри Джина ощущается такой душевный подъём, что ему кажется, будто он может горы свернуть. Сона стала для него чем-то невообразимым. Он даже представить не мог, что такое возможно. Это похоже на очень долгий сон, словно он в коме. Но всё твердило об обратном — открывая каждое утро глаз, он понимал, что это всё правда происходит с ним. В своей музе Джин стал видеть больше, чем просто источник вдохновения. В изнеженных чертах девушки теперь он отчётливо видит самого себя, будто это его отражение и будущее. Но, если так случится, ответит ли Сона ему тем же? Джина это стало очень тревожить. Его маска почти сломалась. Немота Соны полностью лишала их возможности общаться, как обычные люди. Почти сразу же Джин смог раздобыть у девушки специальное пособие, которое ей придумали приёмные родители, когда забрали её из детского дома. Так как Сона не была способна говорить, ей, ещё в детстве, создали особый язык жестов, которым девушка активно пользовалась по сей день. Джин, разумеется, решился ему обучиться в идеале, чтобы взаимодействовать с Соной как можно больше, ибо общаться с помощью письменности иногда было неудобно. Хада медленно осваивал этот язык жестов — даже ему, человеку, который был легко обучаем и всё схватывал на лету, было сложно запомнить все эти движения и то, что они означают. Наверняка, Соне было нелегче. На то, чтобы полностью овладеть языком жестов, Джину потребовалось несколько месяцев. Это с учётом того, что он тратил на него несколько часов в день без перерыва ежедневно. Хада выучил его в совершенстве — смог отточить каждое движение, разобрал каждый жест и его обозначение. Раньше мужчине не доводилось иметь дело с немыми людьми — он, безусловно, знал таких, но с ними никогда не общался. Он уже прожил много лет, но только сейчас испытал необходимость в изучении языка жестов. Вскоре Сона узнала об этом очень скоро, почти сразу же. Девушка была очень рада — так приятно, когда люди понимают друг друга! Не каждый человек в её окружении изучал этот язык до конца, предпочитая сдаваться на полпути. Разумеется, она похвалила старания Джина. Мужчина был счастлив, почти сиял, что удивительно — похвала Соны для него была очень важна и сыграла большую роль в том, что Хада был горд за себя. Получать положительные высказывания это так… приятно. Джин давно такого не слышал. А тем более от того, кто ему очень симпатизирует. Вскоре Джин вновь смог встретиться с Соной после недельной разлуки — у девушки были важные дела и некоторые проблемы, связанные с её музыкальной карьерой. Было интересно наблюдать за тем, как она активно растёт. Не только, как музыкант. У девушки намечался тур — она все уши прожужжала Джину об этом. Не может поверить, что это сбылось, ибо она давно мечтала об этом. Хада упорно её слушал, даже если Сона говорила об этом в миллиардный раз. Это был его способ выражения глубокого уважения и симпатии. А вообще, её интересно слушать. То, как Сона двигает руками и демонстрирует эмоции — отдельный вид искусства. Джин улыбается какой-то своей мысли, и на недоумевающее выражение своей подруги на лицо мужчины снисходит загадочное выражение.***
Погрузившись в свои мысли, Джин снова писал. Слегка сгорбившись над потрёпанным листом бумаги, мужчина старательно выводил буквы, соединял их в слова и предложения. Сегодня у него особый прилив вдохновения. В его большой комнате, заполненной светом вечернего янтарного заката, в стороне на диване сидела Сона, производящая какие-то махинации с эвталем. Он так долго ждал их нового свидания. Быстро глянув на неё, Джин продолжил писать. У девушки было ну очень сосредоточенное лицо, между тонких бровей образовалась морщинка. «Ну вот, эвталь снова расстроился» Джин оторвался от своего произведения. «Тебе помочь?» Сона помотала головой. «Нет, спасибо. Я сейчас всё поправлю» И действительно — поправила. Спустя некоторое время эвталь играл, как обычно. Приятная мелодия коснулась ушей мужчины, оставаясь на фоне неназойливой. «Джин» Одно только её слово… «Джин» прозвучало по-особенному, что-то новое появилось в звуке. Совсем капельку, но для мужчины его достаточно. Тот сразу отозвался. «Слушаю тебя» «Ты так мне и не сказал, о чём твоё произведение, которое сейчас пишешь» Джин глянул на текст, который писал до этого момента. Он идеален. Заботливо провёл по бумаге кончиками пальцев. Он ещё не закончил. Ему остался завершающий эту историю акт. «Терпение, Сона. Остался последний штрих» Сона была упорна, как никогда. «Расскажи» Джин выдохнул. Пора. «О тебе» Сладкая музыка эвталя внезапно оборвалась. Вместо неё — участившееся, ритмичное дыхание Соны в подавляющей тишине. Кажется, она впечатлена. Явно не ожидала, что ей посвятят целое произведение. «Правда?» Джин кивнул. «Я начал писать его ещё в Пилтовере, когда только увидел тебя» Главное не переборщить. Голос Хады слегка дрожит, но незаметно. «Ты меня вдохновляешь, Сона» Девушка, после услышанного, встала на ватных ногах и подошла к столу, за которым сидел Джин. Будто бы её зачаровали. На том лежала рукопись, которую писал Джин. Ярко красуется название, выделяясь среди прочего.«Муза моего сердца»
И ниже:«Посвящаю это произведение тебе, моя дорогая и чувствительная Сона Бювелль.
Я безмерно благодарен тебе за то, что ты пробудила меня от мрачного сна к новой жизни, полной ярких красок.
Ты — моё самое важное вдохновение.
Твоего дивного совершенства и невероятного таланта пленник, Хада Джин»
Сона глядела на Джина своими бездонными глазами. Всё говорило без слов. Джин улыбался и смотрел на неё в ответ, наблюдая, как меняются её эмоции. Девушка протянула руки к рукописи и взяла её, прижав к груди. Девушка вдруг заплакала, она затряслась. Джин испуганно вскочил, легонько беря ту за тонкое плечо. Обнажённого плеча Соны коснулась холодная механическая рука Хады, другой рукой приподнял подбородок девушки, чтобы видеть её лицо. Эти эмоции… не фальшивы. Каждая её слеза — настоящая, вызванная неподдельными чувствами. Её руки всё ещё не отпускали рукопись мужчины, она крепко сжала её, словно боялась, что его могут отнять. Джин, осторожно поднеся руку к её лицу, смахнул слезу с внешнего уголка глаза. Сона, словно преодолев какой-то невидимый для Хады барьер, прижалась к нему, слушая громкое биение его сердца. Мужчина прерывисто вдохнул, а затем ответил той тем же, заключив её в свои объятия. Всё напряжение растаяло, как и проблемы — в один миг. Теперь в этом мире, в котором жил Джин всё это время, появилась та, которую он хочет защищать и оберегать. Но сможет ли Джин уберечь Сону от своего безумия? Сорвав маску с лица того, больше не было необходимости прятаться. Каждое прикосновение её губ было словно исцеление от прежних страданий и шрамов на теле. В голове Хады неожиданно прозвучал женский голос: — Только ты можешь слышать меня.