Одного поля ягоды

Крики и отборная брань где-то внизу. Ну что там еще: очередная драка или кто-то из её отморозков снова нажрался в хлам? Атаманша хрустнула костяшками, собирая ладонь в кулак, другой рукой потянулась к тяжелой булаве — идиоты сами напросились. Скалясь и покрепче затягивая ремни железного нагрудника спустилась к основанию башни. Здесь, в тесных камерах, пропахших мочой и крысами, они держали заключенных — в основном, девушек, одна из которых красно-белым цветком распласталась на полу. Чистая кожа и светло-каштановые волосы, округлые груди с темно-розовыми сосками — такая бы без труда вызывала желание, не будь мертва и заляпана кровью. — Какой двуногий осёл это сделал? Плевать на девушку и их забавы, в конце концов, становясь во главе этого сброда, она прекрасно понимала на что идет. Неудачно поиграть с жертвой — да этого добра у нее в неделю по разу. Но убить самый дорогой товар, пустить на ветер их тщательную подготовку и месячный заработок — этого она простить не могла. — Либо скажете, кто её тронул, либо порешу каждого. — А что нам мешает самим тебя убить? Разумеется, кто бы еще посмел ослушаться её приказа? Орк. Всего неделю с ними. С этими всегда тяжело: сильные, тупые, и никак не возьмут в толк, почему женщина ими командует. Скольких она убила? Скольких еще придется? — Ну, давай, попробуй! — по взглядам остальных ясно, что помогать ему никто не собирается, впрочем, как и ей. — Я посмотрю, как ты найдешь нам следующую жертву. Да, она не за одну свою силу стала атаманшей, и даже не за великий ум. Её шайка не грабила путников и караваны: слишком хлопотно и большой риск нарваться на патрули. Вместо этого они занимались похищениями девушек. Купеческих дочек, пышущих здоровьем крестьянок и обнищавших дворяночек. За первых всегда давали хороший выкуп, за вторых можно было взять и урожаем, а третьих и вовсе выгодно продать. У неё было чутье на таких. На тех, кого не будут искать или за кого точно заплатят. Еще ни разу она не ошибалась, и это позволило превратить кучку неорганизованных бродяг в банду похитителей. Золото текло ручьем, мёда и девок было вдоволь, и каждый бандит от побережья до Рифтена мечтал присоединиться к ним. — Выбирай: убить тебя или просто яйца отрезать, — она не боялась орка — и не таких уделывала одними кулаками, ей и булава не нужна, достаточно кинжала. Орк взревел и бросился вперед — бесполезный кусок мяса — таких выгоняют из крепостей, и поскольку они ничего не умеют, то охотно прибиваются к бандитам. На него не ушло много времени, атаманша даже не запыхалась, в её шайке не было равных ей ни по кулачному бою, ни по владению оружием, ни даже по выпитым бутылям. Может, она бы даже не стала его убивать, если бы та девка не стоила так дорого. Вытирая лезвие кинжала о его грязную одежду, она думала только о том, что скажет покупателю и сможет ли быстро найти замену. Она поднялась к себе, собираясь пересчитать расходы, но едва погрузилась в истрепанные книжки, как внизу опять раздался какой-то шум. Что там опять? В этот раз она и вправду намереваясь задать трепку каждому из них, благо, сегодня их не больше пятнадцати на всей Туманной заставе. Она сбежала по лестнице, но едва не споткнулась о труп. Стрела засела глубоко в груди и не желала вытаскиваться: зазубренная, сделанная из кости, судя по запаху, отравленная. Не Легион и не Братья Бури. Наемники, скорее всего. Но какой наемник будет расходовать такие дорогие стрелы на сброд вроде её шайки? Стараясь слиться с каменной стеной, заглянула в основной зал. Еще два трупа со стрелами и один в луже крови. Внизу тишина, значит ли это, что и там все мертвы? Как наемникам удалось так быстро всех убить? Держа наготове оружие, она прошла через зал к боковой комнате, что служила спальней; кажется, оттуда доносился какой-то скрежет. И вконец осмелела, когда увидела, что враг был один. Незнакомец стоял к ней спиной и беззастенчиво ковырялся в сундуке, явно отбирая только нужное: драгоценные камни, зелья и золото. Жалкие гроши, что хранили тут ее головорезы, он старательно ссыпал в мешок на поясе. — Кто ты, тварь, и чего тебе надо здесь? Он метнулся к ней, за мгновение преодолел огромную комнату, вздымая пыль, и переворачивая вверх дном корзины, вцепился ей в глотку, вдавил в холодную стену. От него пахло потом и железом. Но сильнее всего кровью: ею забрызгана половина брони, ею же размазаны полосы по лицу. С ног до головы покрыт драконьей костью, с амулетом Талоса на груди. Не наёмник. Атаманша много о нем слышала — о Довакине, что сокрушал драконов и поглощал их души. О том, как защищал города от культистов всех мастей. Считался Соратником какое-то время, наделал шуму в Коллегии магов. Но кроме того ходили и другие сплетни: о его связях с Темным Братством, об одиноких путниках, обобранных до нитки, о разграбленных поместьях и о неугодных, разорванных нечеловеческой силой ту’ума или сожженных дотла. Спутанные пшеничные волосы заплетены в две косички по бокам, глаза цвета осеннего неба, такие же как у неё. Глаза бандита, готового на все ради наживы. Уж в этом она точно не могла ошибиться. Да и как пропустить очевидное, если за спиной у него сума, полная всякого хлама? Недешевого, разумеется: оружие только из дорогих металлов, посохи и зачарованные мантии. — Говори, где вы еще держите пленниц? — прошипел он, сильнее вдавливая ее в камень. — Мне нужна Фьола. — Фьола? Будто он ударил её, выбивая весь воздух. А ведь это имя она успела позабыть за время, что была главой шайки, и вспоминать не собиралась вовсе. — Где ты слышал о ней? — Не твое дело. Просто скажи, где она или кому её продали. — Фьола — это я. — Даже так? Так ты — глава этих отморозков? — довакин хохотнул, отпуская её шею. — Сама пойдешь к своему мужу, или мне тебя силой отвести? — К мужу? Хотя чему удивляться, это имя, пожалуй, только ему одному и известно. Её настоящее имя, то, что дала ей мать, лица которой сама Фьола не вспомнила бы. Никто из бандитов никогда не знал его, для них она была атаманшей, предводительницей. Среди головорезов она придумала себе с десяток чужих имен. Так почему в ту злополучную ночь, когда этот старик — её будущий муж — нашел ее среди полей: израненную и без сил, она сказала ему настоящее имя? Не потому ли, что он был единственным, кто отнесся к ней по-человечески? Почти всю свою жизнь она жила среди бандитов. Родители умерли во время налета, а их вместе с братом забрали. Уже не дети, но еще не взрослые, на таких легко влиять, таких легко ломать. Глава той шайки этим и занимался — выращивал будущих головорезов из сирот. Не обходилось и без насилия, но даже так Фьола не жалела о прежней жизни. Тут она была всегда сыта, за стенами полуразрушенного форта ей нечего было бояться, и она могла становиться сильнее. Среди преступников был беглый дезертир, умеющий хорошо сражаться. Фьола быстро смекнула, как ей добиться его расположения, и за несколько лет не только изучила навыки боя, но и стала правой рукой главы. Ей нравилось это: как кипела кровь перед налетами, ведь нельзя предугадать, насколько хороши охранники караванов или поместий. Нравилось, как мужики из шайки бросали ей вызов, вкус победы и крови во рту после этих драк. Все случилось через два года. Неудачный налет не на того человека, а затем в их форт пришел целый взвод солдат империи. Убили всех, и брата, и главаря. Ей удалось сбежать, но её запомнили и начали искать. Вот так она и оказалась в полях того фермера. Совсем как в детстве: голодная, избитая и загнанная в угол. Когда очнулась в его доме в теплой постели и с повязками, хотелось разрыдаться. Он был добр, лишних вопросов не задавал, даже не заставлял работать. Фьола сама взялась. Ей нужно было убежище, и потому она даже согласилась выйти за него замуж. Патрули много раз искали её по близлежащим деревням, но заподозрить жену фермера — бесцветную женщину в линялом платье — в бандитизме никто из них не додумался. — Я скорее сдохну, — Фьола дернулась, вспоминая тот год. — Не для того я от него сбежала, чтобы возвращаться. Блохастый пес, что верными глазами смотрит в душу. Можешь пнуть его, оттаскать за уши, оставить умирать посреди снега, а он все равно приползет к ногам и будет ждать ласки. Она была его женой недолго, но до тошноты пресытилась этой его любовью и таким существованием. Вставать чуть свет ни заря, чтобы покормить кур, затем весь день гнуть спину в поле, готовить вечером незамысловатый ужин — разве это жизнь? Если и так, то не для неё. — Мирное бытие не по тебе, да? — довакин хмыкнул, в который раз убеждая Фьолу в том, что они похожи. Они были одного поля ягоды: взросшие на насилии, говорившие на языке силы и страха, не тронутые чужой болью. Только этот сильнее всех предыдущих врагов, впервые за долгие годы кто-то способный навалять даже ей. Драться с ним глупо, но вот путь золота должен сработать. — Послушай, я знаю, кто ты. Мы можем договориться по-другому. Заставь моего мужа уйти, я заплачу тебе. Вот, возьми кольцо, скажи ему, что Фьола умерла. Довакин снял перчатку, оценивая драгоценность: массивное колечко с несколькими камнями. Откуда такая роскошь в доме фермера, Фьола не спрашивала, да и одним богам известно, зачем она вообще сохранила его. — Хорошо, — он ухмыльнулся обнажая зубы — зверь, почуявший более крупную добычу. — Я найду способ. Он вернулся быстро: позвякивая новыми монетами и еще больше воняя кровью. Убил, значит. Впрочем, ей все равно, главное, что старый пес больше не возвратится в её жизнь, и Фьола навсегда останется в прошлом. — Ну что ж, время платить. — Сколько? — атаманша в уме уже прикидывала, много ли септимов хранится в её башне, сколько еще в тайниках, и хватит ли ей после всего этого, чтобы привлечь новых головорезов. — Нет, сейчас мне не нужно твое золото. Мне нужна ты. Он подлетел к ней так же внезапно, как и в первый раз, снова вжимая в стену, чикнул тонким кинжалом, срезая ремни брони, бесцеремонно разрезал рубаху, обнажая грудь. Думал, она испугается? Будто бы Фьола не наелась этого вдоволь в своей юности. Ха, с ней и не такое случалось. В эту минуту её это даже раззадорило. Иллюзий насчет своей красоты она не питала: ни длинных волос, ни здорового румянца, ни тем, более, невинного взгляда, который так нравился её клиентам в покупных девочках. Но шрамы не уродовали тело, как у многих других бандиток, а её выносливости в постели мог позавидовать любой мужчина. Может, довакина как раз интересуют такие как она, все же не юнец безусый, на кой хрен ему визжащие девственницы? Будто в каком-то наваждении, Фьола позволяла обнажать себя и дальше, не в силах оторвать взгляд от его улыбки: первобытно-хищной, так улыбаются охотники, зная, что стрела попадет в цель. Поздно Фьола поняла, что это вовсе не было извращенной игрой, с тихим лязгом за спиной довакина сверкнуло эбонитовое лезвие. — Мы же договорились, — прошептала она, понимая, что не может сдвинуться с места. — Я обещала заплатить… — И заплатишь. Станешь отличной жертвой моему новому клинку.