Кенни думает

Снова полночь, и снова Кенни не может уснуть, сколько бы не пыталась. Она не знает, что с ней не так. Почему она не может спать уже почти неделю? Почему она жутко устала, но сон не идёт? Почему навязчивые мысли не дают покоя? Просто.. Почему? Она ведь просто хочет спать. Трудно. Просто это очень трудно. Кенни устала валиться с ног уже как почти неделю. Кенни устала слушать подколы о том, что она выглядит, как зомби. Кенни устала слушать ссоры родителей с первого этажа. Кенни устала думать каждую ночь. Кенни жутко устала. Даже сейчас, когда Маккормик вновь легла в ненавистное подобие кровати, раскидав белокурые волосы по подушке и уставившись потускневшими глазами в грязный потолок. Это снова повторяется. Неделя мучений и глупых раздумий, что буквально пытали девушку. Когда же всё это отпустит? Ворочаясь на неудобном матрасе и путаясь в одеяле, Кенни думает. Думает о людях, которые её окружают изо дня в день и которые ей близки также, как подпольные крысы. Кенни думает о своих подругах Кайли и Стейси, что проводят больше времени друг с другом, нежели с блондинкой. Кенни думает о своей "полу-подруге" Эрике, что постоянно с ней тусуется на старой помойке и выкуривает пачки дешёвых сигарет. Кенни думает о своей маленькой сестрёнке Карен, которую она очень любит. Недавно она даже накопила ей на красивую куклу Барби в розовом платьице, а сейчас ищет деньги на хорошую расчёску. С самого рождения Карен, Кенни привыкла ходить к ней в комнату перед сном и обнимать. Кенни даже стала её ангелом-хранителем, лицо которой скрывает маска. Кенни думает о своём старшем брате Кевине, который разрешает ей вместе с Карен заплетать его волосы и украшать свою шевелюру милыми заколками и бантиками. Если бы не он, она бы так и не привыкла к замороженным вафлям, что были настолько противными, что чувствовались как размокшая бумага, которую потом заморозили и посыпали сахаром. Кенни думает о том, как же сильно ей нравится милая девочка с золотистыми хвостиками в глупом платьице. Как же хочется её защищать от всех, кто решит её обидеть. Как же хочется увести от уёбков-родителей, чтобы больше не видеть красные следы на щеках и синяки под глазами. Как же хочется просто оградить от всех проблем и обнять, чтобы она поняла, что совсем не одна. И плевать хотелось, что она не имеет чувство стиля и не знает понятий о современной моде. Плевать. Кенни любит Марджорин и такой. Кенни думает о своих родителях, что даже дня не могут нормально прожить. Глупые ссоры и ругань, куда они с лёгкостью могут впутать и любого из детей. Куча бутылок из-под пива и дешёвого бухла, что стояли на каждом углу в доме. Пустой холодильник и погасшие счётчики. Холод, голод и бедность. Во всём этом были виноваты лишь родители. Не Кевин, не Карен, не сама Кенни, а именно глупые мама и папа, что испортили всё ещё в самом начале. И продолжают портить. Но Кенни всё равно их любит. Да, она их ненавидит за свою нынешнюю жизнь и за жизнь всей семьи. Но если бы не они, то ни Карен, ни Кевина, ни самой Кенни не было бы. Поэтому Кенни их любит точно также, как их любят Карен и Кевин. Кенни думает о Крейг и о её тупой банде. Боже, как же она была рада, что тусуется не с ними, а с Кайли, Стейси и Эрикой. Факер, невротичка-кофеманка, зануда, нытик и просто Джим (Кенни не настолько бессердечная тварь, чтобы назвать её инвалидкой) – вот их "команда". Да у Кенни грудь больше, чем интереса к этим придурошным. Ну, кроме Факер. Она довольно классная девчонка, хоть и такая же холодная, как полы в доме Кенни. Да и она, по крайней мере, не упоминает каждые пять секунд о том, что Маккормик бедная. Ну, потому что и сама является не богатой. Им двоим даже как-то раз пришлось подержаться за руки. И, признаться, Кенни это понравилось. Правда, Маккормик ни капли не интересовала их "секта". Но почему тогда она и о них тоже думает? Она и сама не знала. Наконец, Кенни окончательно устала. Голова стала тяжёлой, будто её набили ватой. Впервые за неделю веки стали закрываться, словно их залили свинцом. Уже через мгновение, Кенни спокойно спала, тихо посапывая и крепко сжимая одеяло пальцами. Всё таки, у всего есть предел.