okay, bullet, love, die

      Уён не назвал бы свою жизнь скучной.       Сумбурной? Да. Переодически угнетающей и апатичной? Конечно, с кем не бывает. Порой унылой, но быстро сменяющейся? Разумеется.       Но слово «скучно» определённо не для него. И даже не потому что сам он никогда не сидит на месте, пускай бывает тяжело. Просто у него есть то, чего порой нет у других — и даже в двойном объёме, чему можно только позавидовать.       Так, например, своих двух парней Уён считает самым большим достижением и везением в жизни. Даже не одного, а обоих. И, кажется, проблемы могут возникнуть даже с этим: вдруг только он так считает? К его, и к их общей радости, так думают все трое в этих отношениях.       Сонхва и Сан души не чают как в нем, так и друг в друге. Наверное, это самое лучшее, что только случалось в жизни Чона: всё самое прекрасное он получает вдвойне и также сам отдаёт своим любимым людям. Объятия, поцелуи, завтрак в постель и совместные вечера за просмотром кино, прогулки и выходные вместе — все это стало неотъемлемой частью его, без которой становится непривычно одиноко и грустно, даже когда нет одного из них.       С Сонхва он всего обходится уважительно и нежно, пусть и позволяет себе иногда подразнить и кокетничать с ним. Ведь несмотря на то, что в их отношениях Пак является самым старшим и самым ответственным, Уён переодически видит в его взгляде усталость, вызванную постоянным беспокойством за них из-за своей… работы. И он полностью понимает и разделяет это чувство, пусть никогда и не говорит вслух.       С Саном же все по-другому. С ним Уён может позволить себе язвить и шуметь, иногда доставать, даже слишком, но на него никогда не злятся всерьёз. Он любит кусать Сана за плечи, когда тот готовит, также сильно, как улыбаться в поцелуй с ним, на ночь, перед сном. Чхве более открытый, чем старший: не боится говорить то, что думает, пусть тогда это выходит грубо; не боится выражать как хорошие, так и плохие эмоции, ведь знает, что его не осудят за это. Да и сам он обязательно извинится за неподобающее поведение, после чего получит по ласковому поцелую от каждого в лоб или щеки, а затем они пойдут все вместе завтракать.       Так было, можно подумать, всегда. Воспоминания о другой жизни, без них, теряют свои очертания с каждым днём, проведённым друг с другом. Как они жили порознь, вне их маленького райского уголка, который обосновался в просторной квартире в Бруклине? Те времена были хороши, но не лучше этих.       Уён был по-настоящему счастлив там, где он находится сейчас, рядом с ними, но…       Всегда есть это «но».       Оно появляется каждый раз, когда Сонхва заливается домой еле стоящий на ногах, весь измученный, уставший, с парой синяков, порезов, и, не дай Бог, более серьёзных травм, такие как сотрясение и переломы. Такое бывало и раньше. Такое происходит всегда. Уёну не привыкать. — Сонхва! — подскакивает с места младший, когда видит Пака в коридоре. Он облокачивается на стену и держится за живот, откинув голову назад. Его костюм запачкан грязью и засохшей кровью, а лицо корчится в давно знакомой гримасе боли.       Старший не успевает и слова сказать, как Чон ловит его в свои руки, потому что того ноги не держат. Он подхватывает его и перекидывает одну руку себе через плечи, как делал уже десятки раз, при этом острожно придерживая за талию. За несколько мгновений, которые кажутся болезненной вечностью, Сонхва успевает почти отрубиться, но тут же приходит в себя, когда сталкивает затылком с холодной плиткой.       Уён бережно усаживает его на тумбу в ванной, тут же дотягиваясь до зеркала над умывальником. Машинально, по выработанной привычке находит злополучную аптечку, которую приходится регулярно обновлять, и ставит её рядом. — Ты как? — вопрос повисает в воздухе явным напряжением, и, заметив что его парень еле держится, Уён ловким движением руки открывает бутылёк с нашатырным спиртом, подставляя к чужому носу. Сонхва тут же дёргается и щурится от неприятного жжения в глазах, приходя вновь в сознание. — Порядок? — Этот ублюдок… — начинает Пак, морщась от боли и прикладывая ладонь к боку, где сквозь темно-фиолетовую ткань костюма просачивалась алая кровь, — он опять… — Я не о нем спрашиваю тебя, — перебивает его Чон и достаёт из заветной коробки средства для дезинфекции и бинты с ватой. — Сильно досталось? — Пару синяков и бок задел, — виновато опускает глаза Пак и, не дожидаясь чужой просьбы, стягивает открытый шлем с головы, бросая его на пол. Металл с характерным звуком приземляется на плитку, отлетая в сторону. В отражении белого тонированного стекла он видит собственный измученный силуэт, сгорбившийся от нарастающего напряжения в мышцах.       Уён подмечает, что на лице следов ударов нет: значит, шлем справляется не только со своей функцией защиты, но и сохраняет необходимую анонимность. Он беглым взглядом пробегается по остальной части костюма, задерживаясь на фиолетовом датчике на груди, который мерцает при ослепительном свете все так же ярко, подобно маяку. Руки рефлекторно пробегаются по корпусу, обтянутому темно-фиолетовым прочным материалом, и, удостоверившись что наружных серьёзных ран, кроме уже известных, нет, Чон нажимает на центральный механизм. Тот, с характерным щелчком, начинает работать и сворачивает броню в несколько мгновений, оставляя после себя только обычный внешний вид Пака: чёрные джинсы и плотная водолазка, облегающая его мускулатуру так изящно правильно, подобно мраморной вуали на скульптурах творцов древних времён.       Сонхва сам тянется руками вниз, намереваясь снять данный элемент одежды с себя сам, но его тут же останавливают. Уён стягивает с его тела водолазку с невероятной чуткостью и точностью, четко отработанными движениями, пусть и не в таких ситуациях. Замечая взглядом порез на боку, парень тут же берет только что отложенную перекись. Наливает содержимое пузырька на вату, а затем, смотря в глаза старшего, просит: — Будет больно, — честно утверждает он и получает кивок в ответ, — но, пожалуйста, держись за меня. Будь со мной, Хва.       Сонхва отвечает тихим «угу», а затем раздаётся протяжный стон боли, переходящий на крик, когда начинается дезинфекция. Сонхва приходилось испытывать это не так редко, как хотелось бы, но каждый раз это по-новому неприятно и больно, даже больнее, чем само ранение.       Придерживаясь данного обещания, он располагает ладони на чужих плечах и комкает домашнюю футболку, которая итак уже растянута временем. Он пытается сдерживать себя, закусывает губу и тихо мычит, когда чувствует очередное прикосновение. — Все нормально? — решает удостовериться младший, поднимая взгляд выше, стараясь прочитать чужую реакцию. — Супер, — напряжённо отвечает Пак и хмурится, сильнее сжимая хватку, — бывало и хуже. — Надо зашивать, — озвучивает Чон очевидное и получает в ответ лишь отрицательное мотание головой, — так не пойдёт, Хва. Это не то, что пройдёт само. — Ты уверен? — переспрашивает он. — Может все-таки… — Ну же, милый, — Уён нежно обхватывает своими ладонями чужое лицо и гладит большим пальцем по скуле, — пусть ты у нас и самый сильный в мире, у тебя тоже есть предел. Я переживаю за тебя.       Он не лжёт. Каждый раз, когда Сонхва уходит из дома, дарит ему и Сану поцелуй на прощание и желает хорошего дня, Уён понимает, что он может вернуться еле живым. Или не вернуться вовсе. От этой мысли сердце кровью обливается.       Но Уён готов пойти на что угодно, чтобы его Сонхва был в порядке настолько, насколько это представляется возможным. Чтобы их Сонхва был цел. — Сан-и скоро вернётся? — уточняет старший, ластясь к чужой ладони, как кот. Он томно дышит, все ещё преследуемый адреналином, бурлящим в венах. Такое незначительное действие со стороны Уёна дарит ему так необходимое сейчас спокойствие, заземляет и держит на ногах. — Он сказал, что его задержали на работе, — отвечает младший, мысленно проклиная себя за то, что приходится умалчивать некоторые аспекты. Все к лучшему, он свято в это верит. — Будет часов в шесть или семь. — Значит, у нас ещё есть пару часов в запасе. — Так что? — уточняет Чон, чувствуя, как чужой пульс успокаивается и наконец-то приходит в норму. — Зашивай.       Пусть и с болью в сердце, так мешающей сейчас думать здраво, Уён вынужден согласиться и повиноваться. Даже у таких людей, как Сонхва, могут быть проблемы, но тот каждый раз забывает, думая, что его сила неуязвима и неоспорима. В любой другой день младший бы отругал своего хёна за столь безответственное поведение, но сейчас обстоятельства не располагают. Он принимаемся за работу, которую никогда не думал, что придётся делать. Отправляясь учиться на журналиста, он не думал, что частью его рутины станут статьи, постоянные конференции и зашивание ран своего парня. Обычные дела, да?       Уён приходит в себя, поражённый тем, как незаметно быстро пролетело время и насколько аккуратным стали его швы. Определено не та практика, которую хотелось бы проходить. Сонхва выглядит ещё более уставшим, чем раньше, и уже даже не издаёт ни звука: просто молчит и терпит, когда младший бинтует его рану. — Ты как, хён? — Уён держит его руки в своих и переплетает пальцы в ожидании ответа. — Пойдёт, — усмехается он, а затем облокачивается головой на стену, приподнимая подбородок вверх и прикрывая глаза. — Что-то сильно он меня. — Пожалуйста, будь осторожней в следующий раз, — молит его Уён и упирается лбом в сгиб чужого плеча. Аромат Сонхва всегда неизменен, при любых обстоятельствах, даже в таких, пропитанных адреналином, грязью и кровью. — Не лезь на рожон. — Уён, ты же знаешь, что он опасен, — старший выпускает одну руку из цепкой хватки и тут же зарывается пальцами в чужие пряди на затылке, мягко перебирая волосы, — никто не будет в безопасности, пока он на свободе. — Ты тоже, — мычит в чужое плечо младший, старясь не всхлипывать, — мы с Сан-и очень пережимаем за тебя. — Иногда, я думаю рассказать ему, — внезапно говорит Пак, — чтобы он был готов, если…       В воздухе повисает безмолвное «если я погибну». Никто из них не произносит этого, но от осознания вероятности, пусть и не такой существенной, бьет дрожь по всему телу. Это не то, о чем хочется думать, но, увы, приходится, и слишком часто. — Не нужно, — тихо бормочет Уён, — ты же знаешь Сана. Он будет сильно волноваться и нервничать. Да и его реакцию предугадать невозможно. Не хочу, чтобы вы ссорились из-за этого. — Ты так уверен в том, что он плохо отреагирует? — Я знаю вас обоих слишком хорошо, чтобы знать, как все будет. Ты расскажешь, он разнервничается, попсихует, будет просить тебя оставить это дело, а ты будешь стоять на своём и не послушаешь никого из нас. — Ты правда отлично нас знаешь, — усмехается Сонхва, продолжая свои незамысловатые движения, — тогда сохраним это в тайне ещё немного, ладно? — Хорошо, — кивает Уён и отстраняется, а затем переводит взгляд на лицо напротив, — я люблю тебя, Сонхва. — И я тебя люблю, — слышится в ответ. Пак прижимается губами к чужому лбу, оставляя на тёплой медовой коже нежный поцелуй. Улыбается слишком счастливо для человека, который пережил колотое ранение и ещё не отошёл от него. — Я уложу тебя отдыхать, — младший помогает ему встать с места, аккуратно придерживая, дабы не причинить дискомфорта. — Что мы скажем Сану? — Я придумаю, не переживай, — уверяет его парень, — скажу что упал неудачно. А теперь тебе надо бы поспать, если можешь. — Хорошо, — бесспорно соглашается Сонхва. Ему и правда нужен отдых. — Чертов колдун со своими суперсилами.       Младший еле слышно хихикает, забавляясь с такой реакции. — Кто бы говорил, Инсепшн.       Жизнь Уёна не скучная, но его парень, Пак Сонхва, чертов супергерой.       Казалось бы, и этого хватает.       Однако, это не все.       Когда Уён, благополучно убравший все следы пребывания раненого человека в их квартире, спрятавший аптечку и уложивший Сонхва спать, прячет шлем Пака в дальний угол шкафа, за тонной одежды (и пусть тот сам разбирается с целостностью своего костюма и почему шлем не пропал, как должен был), дверь тихо открывается. Парень спешно закрывает гардероб и просачивается из спальни в гостиную, закрыв за собой дверь, чтобы не разбудить спящего старшего, и сталкивается лицом к лицу с Саном.       С таким же красивым, немного усталым и в потрепанной одежде. Именно тогда Уён понимает, что досталось сегодня обоим его парням. — Привет, — немного громче, чем следовало бы, здоровается Чхве и тут же почти валится с ног, поддерживаемый телом младшего. — Привет, — сумев словить его, Уён тут же сажает парня на диван, спешно пробегаясь глазами в поисках ранений. Дурацкая привычка. — Хён спит, так что нам нельзя шуметь. — Хорошо, — соглашается Сан и отстраняется, старясь удержаться ровно на ногах. Его чёрный плащ порван в некоторых местах и капюшон лезет на глаза, что заставляет его собрать остатки сил в кулак. По щелчку пальцев ненужные сейчас элементы одежды растворяются в воздухе густой тёмной дымкой, которая через несколько секунд исчезает вовсе.       Он отходит от младшего, опираясь рукой об стену, и делает неторопливые шаги в нужном направлении. Уён следует рядом с ним, переплетая пальцы с чужой свободной рукой. Они заходят в ванну, а Чон пытается сдержать смешок от осознания того факта, что это — самое часто посещаемое место в их квартире, пусть и не по тем причинам, по которым хотелось бы. Второй раз за последние несколько часов и по почти схожим ситуациям, что, на самом деле, больше удручает, чем расстраивает. — Что произошло? — Уён берет с полки небольшое полотенце и несильно мочит его тёплой водой. Возвращает внимание к лицу своего парня, на вид совершенно целому, но смыть остатки прошедшего дня точно не помешает. — Он опять помешал мне, — недовольно бурчит Сан, зарываясь руками в собственные волосы и фыркает от злости, подобно щенку. — Разве так сложно не доставать меня хоть один день, когда я занят гребанными делами. — У него есть на то причина, — поправляет его парень, бережно проходясь влажной тканью по чужим скулам и щекам, — пойми, твои цели довольно… непонятны, для таких людей как он. — Этот придурок ничего не видит, кроме собственной морали, — хмурится он, трепля собственные темные волосы, — и никогда не поймёт, почему я так поступаю. — Сан-и, — зовёт его по имени Уён, тут же сталкиваясь с парой темных глаз, — пусть другие не видят твоей благой цели, не дай себе стать тем человеком, с которым тебе приходится бороться. — Ты прав. Иногда гнев застилает мне глаза и я ничего не могу с этим поделать. — Ну вот, — одобрительно улыбается Уён, вытирая тыльную сторону ладоней своего парня, проходясь по костяшкам и пальцам с такой нежностью и аккуратностью, будто их сильный и мужественный Сан рассыпется от любого неосторожного движения, — ты сам это понимаешь. Расскажешь, что произошло? — Я почти вышел на того, кого искал все это время. Собирался обыскать его квартиру, как появился этот… говнюк. Господи, да у меня даже слова подходящего для него нет! — Повышает он голос с последней фразой. — Тихо, — тут же затыкает его Чон, напоминая о том, кто лежит в соседней комнате, — у Сонхва был плохой день, дай ему отдохнуть нормально. — Никто, даже он, не должен знать, кто я такой, — звучит тише, чем прежде. — Ну, кроме тебя. — Спасибо, что уточнил, — отшучивается парень, переходя на другую руку, — так что было дальше? — У нас завязалась драка, я его задел, а вот он меня не смог, — раздраженно отчеканивает Сан, вспоминая произошедшее несколько часов назад. — Я спрятался, а он видимо подумал, что я скрылся, и ушёл сам. — Нашёл что-то? — воодушевленно интересуется Уён, по-настоящему радуясь возможному успеху Сана. Он знает, как тяжело ему дается поиск информации об этом деле, да и происходящее с тех самых пор, как оно началось. Лишь бы все это скорее закончилось и с наименьшими потерями. Или вообще без них. — Да. Его. — Это же замечательные новости, — немного громче, нежели раннее, говорит Чон с явным энтузиазмом. — Только если Инсепшн опять не помешает мне, — прерывает чужую радость Сан. — У него это уже в привычку вошло видимо, — усмехается Уён, вспоминая спящего старшего через несколько стенок. — Но и ты его пожалей. — Ни за что. — Ну Са-ан, — молчит младший, ведь знает, как это на самом деле важно. — Побудь хорошей ведьмой и забудь про него. — Никакая я не ведьма! — обиженно восклицает Чхве, выпутываясь из чужой хватки. — Колдун вообще-то. — Как скажешь, Стигма. Доволен? — Теперь да, — по-лисьи щурится Сан и, не сдерживая улыбки, целует Уёна. Зарывается пальцами в волосы за ушами, щекочет дыханием кожу и покусывает губы, тут же зализывая ранки.       Лучше не бывает, но второй парень Уёна, Чхве Сан, считается суперзлодеем. Тёмным колдуном по имени Стигма. И, как принято считать, главным соперником Инсепшн. Точнее, Сонхва.       А ещё они даже не догадываются, кем является каждый из них, но Уён знает все.       Это уморительное и абсурдное «но» сводит его с ума.       Они проводят вместе несколько часов после того, как Сан наконец-то решается убрать свои тёмные шмотки суперзлодея, занимаясь бытовыми делами. Уён всё-таки садится за злополучную статью, от которой его два раза бесстыдно прервали, а Сан что-то готовит. Равномерный стук по клавишам и шум от нарезки овощей сливаются в одну тихую мелодию, не мешающую ни одному из них. Обычные дела. Обычная семья.       Они не шумят сильно, чтобы не будить Сонхва, делают все с предельной осторожностью. Спустя какое-то время Уён захлопывает крышку ноутбука и со счастливым мычанием потягивается, разминая затёкшее от сидячего положения тело. Поднимается с места и, проходя немного, останавливается в дверном проеме кухни, наблюдая за ловкими движениями рук своего парня.       Сказать бы, что страшный маг Стигма сейчас орудует в его квартире и готовит овощное рагу — кто поверит.       А что кумир всех подростков старшей школы по соседству Инсепшн, обладающий сверхсилой и скоростью, отсыпается после очередной потасовки с вышеупомянутым Стигмой, хотя должен быть на своей работе в книжном магазине? Тем более.       Именно так выглядит семейная идиллия их отношений, в той степени нормальности, которую они себе могут позволить. Ни больше, ни меньше.       Его парни не замечают чего-то странного друг за другом, а если даже и да, то закрывают глаза на это. Так, Сан считает что у Сонхва просто очень сильные руки, раз он на раз-два открывает злополучные банки, и ходит он очень тихо, потому что за его передвижениями не проследишь внятно. Сонхва же придерживается того мнения, что у Сана хорошая реакция: именно поэтому он почти всегда ловит падающие предметы, хотя использует телекинез, да все вещи у него всегда на своих местах, потому что тот успевает их перемещать как только напомнят. Вообщем, обычные бытовые проблемы.       А Уён хранит каждую тайну по-отдельности, пусть и понимает, что однажды ему это выйдет боком. Но он знает, что он слишком сильно любит их, а они — друг друга, поэтому все самое худшее из возможного им не грозит. Пока что точно, а что будет позже — разберутся. Проблемы нужно решать по мере их поступления. Сейчас, как они все привыкли считать, проблем нет.       Кроме одной.       То, что Сонхва слишком долго спит. — Я пойду проверю, как он там, — Уён обвивает руками талию Сана на несколько секунд, целуя того в щеку, и тут же отступает, направляясь в их спальню.       Он находит Сонхва в том же положении, как тот и заснул: завернутым в одеяло, лежащим на здоровом боку, мило хмурящим брови и нос. Чон почти бесшумно присаживается на кровать, тут же тянется рукой к чужим волосам. Взъерошивает их и негромко обращается к старшему, надеясь, что тот его услышит: — Просыпайся, соня, ты так целый день проспишь, — ухмылка расползается по его лицу, пока он проводит пальцами по точенным скулам и линии челюсти, уходя на заднюю сторону шеи и начиная несильно щекотать там. Сонхва приглушённо мычит в ответ и пытается отвернутся, дабы насладиться покоем еще немного. — Ну же, Сонхва, не будь ребёнком. — От ребёнка слышу, — хрипло язвит он в ответ и с неохотой разлепляет глаза, переворачиваясь на спину. — Сколько времени? — Почти девять. Мы не стали ужинать без тебя. — Спасибо, я сейчас встану.       Пак лениво потягивается, подобно коту, насколько ему это позволяет недавнее ранение. Скрытое футболкой, его будто и нет вовсе: старший такой же, как и всегда. Уён любуется его грациозностью и расслабленностью, которая проявляется не так редко, как хотелось бы. Но вот он, настоящий Пак Сонхва, без его скрупулезного чувства справедливости и супергеройского костюма. Само совершенство. — Родной, ты уже встал? — в проеме показывается тёмная макушка Сана, услышавшего голоса из спальни, и он решил наведаться к своим парням. — Привет, Сан-и, — улыбается Сонхва, только завидев его, и открывает свои руки в приветствии. Сан оказывается в его объятиях в течении нескольких секунд, прижимаясь щекой к чужой мускулистой груди. Его руки покоятся на талии старшего, немного выше больного места, о чем он даже не подозревает. — Тяжелый день? — интересуется Чхве, смотря влюблёнными глазами на своего хёна. — Да, — почти не врет ему Пак, — сильно вымотался, пришёл и сразу лёг спать. — Мой золотой, — дует губы Сан и быстро целует его в щеку, утешая, — главное что сейчас все хорошо.       Сонхва лишь кивает головой на это, переводя взгляд с одного на второго парня. Боги, какие же они оба прекрасные. — А теперь поднимайся, ужин готов.       Нет, Сонхва не прав. Сан ужасный.       Пак показывает ему язык и ворчит, вылезая из под тёплого одеяла. Сан хохочет с такой реакции и перекатывается на кровати, наблюдая за действиями старшего. Уён тоже улыбается, смотря на то, как Сонхва пытается не собрать телом все углы и дверные косяки их квартиры, направляясь на кухню. — Выгнал хёна, а сам будешь валятся? — дразнит Чон, при этом медленно и ласково поглаживая чужую ногу. — Бессовестный. — Ещё какой, — ухмыляется Сан, раскидывая руки по сторонам, — иди. Сейчас переоденусь и присоединюсь к вам. — Уверен, что не заснёшь? — Ты меня если что разбудишь, — подмигивает Чхве и прикрывает глаза, слушая размеренные шаги в другую комнату. Наконец-то он тоже отдохнёт.       Уён находит все ещё сонного Сонхва в ванной, во время того, как он умывается. На нечитаемый взгляд в свою сторону, младший кивает, указывая на раненый бок. — Все нормально, — уверяет его Пак, понижая голос, — за пару дней станет лучше. Спасибо за помощь. — Было бы за что, — сдержанная улыбка расплывается по лицу парня и он переплетает свои пальцы с чужими, более длинными и узловатыми. Они стоят так несколько секунд, а затем выдвигаются в сторону горячего, но грозящегося скоро остынуть ужина.       Они по привычному занимаются сервировкой: раскладывают столовые приборы, ставят тарелки, достают нужные соусы и специи. Так, как делают это каждый вечер, кроме тех дней, когда им всем слишком лень готовить и они заказывают доставку их кафе неподалёку, через несколько кварталов. В этом тихом и родном копошении пролетает несколько минут и, когда Сонхва уже присаживается за свой стул, Уён понимает, что Сан все ещё не вышел из комнаты. — Реально заснул? — задает Чон вопрос и, не дожидаясь явного понятного ответа, стремительно идёт в спальню будить своего второго парня-соню. — Сан, идём ужинать!       Уён открывает дверь, оставляя ждать старшего позади себя. Делает шаг за порог и тут же замечает, что Сана, как ожидалось, нет в кровати. Так он не спит?       Когда Уён поворачивает голову в сторону шкафа, то понимает, что в его жизни появляется ещё одно «но», от которого бросает в жар и дрожь бежит по всему телу.       Все вроде было хорошо, но Сан держит в руках шлем Сонхва.       Его взгляд абсолютно пустой, нечитаемый, и Уён хочет сказать что-то, да не знает что именно. Потому что нечего. Сан не выглядит злым или растерянным, его руки не дрожат от привычной ярости, а лишь крепко держат часть костюма, будто ещё секунда и она растворится миражом. — Какого хрена?       Проблемы пожаловали раньше, чем ожидалось, но Уён вообще, блять, не знает, как их решать.