Легенда о помиловании Великим Каракалом

      Жаркий полдень. В последнее время небо совсем не радует каплями дождя иссохшую землю, Нил не пребывает. Жители ценят воду намного дороже золота и шёлка, что перевозят купцы через душегубительную пустыню.       Однако Фараону это только на руку. Звери больше не могут прятаться в чаще пересыхающих лесов, они выходят к людям, где их уже подстерегают преданные служители с раскрытыми капканами. Изменить привычке всё равно, что наплевать на покровительство великому божеству.       Которое, кстати, в последнее время совсем нечем кормить. Вся добыча сбывается на пиры. А иногда тела животных остаются высыхать прямо на месте убийства. Колесница правителя никогда не даёт предугадать позицию сегодняшнего дня.       В последнее время город превратился в пункт наблюдения: жители, трудящиеся под испепеляющим солнцем, подглядывают за хозяином: сколько добычи проедет сегодня по главной площади, какое вино он обсуждает со своей вельможей, или почему он решил позаимствовать подношения из храма.       Если для местных мыслителей такое занятия сравнивалось с осознанием своего бессилия, то для дворовых мальчишек напоминало настоящие приключения, где те ставили себя на место героев. Каждый день после скудных занятий они сбегались к самым границам, следуя попятам за сворой правительства, упрятывались в ближайших кустах и запоминали каждую деталь. И каждый раз они появлялись не первыми. Охота начинала раскрываться как нечто ленивое и пустое, неинтересное и бессмысленное. Как и слежка, собственно говоря.       И наконец, настала пора для важного вопроса. Родился он не из-за тяги к знаниям, а от усталости и жажды в знойный день. В отвращении скривился Артемий, названный в честь широко известной в узких кругах богини Артемиды. И всё же, это не мешало всяким невеждам называть его на местный манер.       — Послушай, — поглядывая на клетку с изморённым львом, зашептал он. — Разве честен наш Фараон? Такой труд производится не его руками, а силой обычных жителей. Разве можно назвать такую несправедливость охотой?       — Кому ты попытаешься доказать свои мысли? — махнул на него рукой Фрасий, соседский сын гончара, — Мне, да худой птахе. А потом алтарю Амона, на котором будешь распят за такие речи. Ибо не посмеет никто клеветать на царя.       — Какая же здесь клевета? Ты видел всё своими глазами, слышал своими ушами, ноги твои запомнили путь к этому безобразию!       — И что же мне, приложить в доказательство своё око или ахилесово сухожилие? Ну уж нет. Ни за что.       Заслышался топот копыт и приятный скрежет колёс. Поклясться можно и телом: едет кто-то очень значимый, мягко подпрыгивая на кочках мёртвой каменной земли.       — Узрите же нашего царя. — В тени злобы съехидничал Фрасий. Чуть пригнулся: — Наверняка уже испил добрую долю положенной нам воды!       Хоть и сложно было не согласиться с недовольствием друга, Артемий сдержанно качнул головой, изображая что-то неопределённое. Пока спутник неумолимо ворчал, тот задумчиво наблюдал за статичными действиями. Вот он достоёт копьё, мучительно долго целится в животное. Хоть и не каждый верил в рассудок меховых шкур, в глаза хищника сияло отчаяние и страх. Сколько не пятился он — упирался ободранной спиной в прутья. Хитрый взгляд Фараона наблюдал за ним буквально отовсюду. Не спрятаться, не исчезнуть. Зря только он решил, что люди помогут ему выжить в таком голоде.       Вдруг случилось самое непредвиденное. Земля содрогнулась, пред глазами сверкнула яркая, искрящаяся вспышка, озарившая в миг всё живое. От ужасного грохота многие повалились на землю: то ли от кошмарного звука, то ли в молитве. Раскатистый, прозвучал надо всеми строгий, повелевающий голос:       — Кем вы возомнили себя? Стали властителями мира без разрешения своего же божества? Никого из вас не покарал стыд! Смеете развлекаться со священным братьями как с куском мяса?       Заёрзал от ужаса Фрасий, потянул Артемия за одежды:       — Молю, пойдём отсюда, пока и на нас не свалилось наказание с небес!       — Подожди, рано для бегства, — Артемий напряг слух. Его любопытство пугало Фрасия больше, чем происходящее вокруг.       — Теперь не сможете вы делать подношения с собственной охоты! Я запрещаю устраивать пиры, всё вино, которое вы будете пить, орошит иссохшую землю. — Зловеще предрекал глас, — Пока не появится человек, совместивший три исчезающих вида в пище, не спасёт вас сообразительностью, не иссякнет моё проклятие!       Ещё долго небо разражалось громом, после чего таинственное явление иссякло. Долго ныли от страха вельможи, тяжело размышлял Фараон. Все прильнули к повозкам, повезли обратно пустые клетки и полные невостребованных стрел прицепы.       — Что же это было? — Всё ещё содрогался от увиденного Фрасий. Перебирая пальцы, тот озирался на удаляющиеся колесницы.       — Божество прогневалось. Слышал же, речь шла о священных братьях, о львах. — Артемий победно улыбнулся, — Так и знал, что все их проступки не останутся безнаказанными.       — Но это же просто невозможно! Разве, — Фрасий вжал голову, — разве не сказки это о великом Каракале?       — Какие ещё сказки? — Гордость Артемия была задета, — Как можешь ты, живущий в землях реки Нил, говорить о величайшем существе, как о выдумке? Не стыдно?       — Стыдно, стыдно! — Зауверял Фрасий, кивая трясущейся головой, — Только одного я не понимаю: как каракал выбрался из такой маленькой статуи в нашем храме и разорвал небеса?       Артемий выдохнул, поняв, насколько безнадёжен его друг. Он ожидал услышать чего-то более стоящее, а вместо этого получил доказательство неуверенности в собственном выборе. Ра, до чего же дик бывает этот свет.       — У него самые острые и сильные когти, потому и разорвал.       Тратить время на объяснения было бесполезно. Фрасий всю дорогу вспоминал, насколько устрашающим был вид явившегося чуда. Он рассказывал о множестве выдуманных деталей, сетовал, насколько огромными являлись клыки. Артемию надоедало блеяние Фрасия, рассуждения его походили на жужжание мухи. Стараясь отстраниться от бормотания, Артемий раздумывал над словами Каракала.       — Где ты был? — тревожно пролепетала мама, названная на родине Еленой, встречая Артемия в их хижине, — Равзе ты не видел, что произошло? Неужели так необходимо шататься по дебрям?       — Нам с Фрасием повезло больше всего… — Гордо протяну Артемий опуская глаза, укладывая походную сумку, — Мы видели наказуемого в момент его казни.       — Вы снова ходили за сворой охотников. — Разочарованно выдохнула Елена. Артемий уже развернулся, чтобы оспорить, но воодушевление прервало осунувшееся лицо. Какими бы похождения не казались прекрасными, мама всё равно беспокоится. Он пристыженно опустил плечи:       — Прости меня, мама. — Артемий хотел подойти к ней, но вместо этого нерешительно топтался на месте, — Я ведь никогда не отхожу на далёкое от людей расстояние, думаю, мне бы помогли.       — О, сынок, — она всё же улыбнулась, — никогда не входи в ту реку, из которой ты не сможешь выплыть на своём животе. Пусть даже люди и хорошие, не стоит полагаться на их силы.       Растягивая сказанную истину, Артемий провёл вечер в помощи матери. Они долго ещё плели циновки на продажу, после чего легли спать. Сон слабел с каждым часом из-за возни под окнами. Весь город беспокоился, что вскоре начнётся зной ещё хуже прежнего, старались напастись хоть какими-то вещами. Часто выплёскивалась вода из кувшинов, рассыпалась крупа и плакали голодные дети. Дичь и правда стала в поселении большой редкостью, потому хозяева тряслись над собственными мулами, пытаясь по ночам кормить их, а по утрам собирать пропитание для самих себя.