Не здоровье

      Холодно. Это была его первая мысль. Холодно и очень влажно. Кожу щекотало… что-то… влажное, холодное и колючее, будто иголки. Глаза открылись. Тёмная, практически чёрная трава, пахнущая сосновыми иголками. Он моргнул, из горла вырвался испуганно-встревоженный звук, чем-то похожий на смесь стона и всхлипа, прежде чем попытаться подняться хотя бы на локтях. Голова была сделана из гранита, тяжёлая. Шея совершенно её не держала, поэтому он смотрел на землю. Грязная, чёрная и влажная. Что я здесь делаю? Кто я? Где нахожусь?       Голова беспомощно упала на грудь, когда он всё же поднялся на ноги. Колени дрожали. Это усталость? Страх? Боль? Наверное, всё вместе, поэтому он не спешил, делая по одному медленному шагу каждые несколько долго идущих секунд. Один, два, три… Это не сложно, сколько муторно. Вскоре на пути возникло препятствие — дерево. Такое же тёмное и влажное. А ещё оно было твёрдым и шершавым. Это он выяснил, когда ладони соприкоснулись с ним, со стволом. Что это за место? Лес? А что такое лес?       Мысли путались, были туманными и слишком вязкими, чтобы их анализировать. К горлу подступила тошнота. Он склонился, издав странный квакающий звук, прежде чем ноги перестали держать его в вертикальном положении. Подступившая темнота сознания осталась незамеченной. Ты не можешь скрываться вечно, жалкий человечишка. Когда-то ты обязательно попадёшься в сети охотника, и тогда посмотрим, кто будет смеяться следующий век.

***

      Запах лекарств химический, практически полностью противный. Кровать же напротив — мягкая и приятная. Доктора не были особенно приветливы, однако большего он требовать и не собирался: его не выгоняли на улицу, лечили и кормили. Разумеется, в будущем от него собираются получить что-то полезное. Он не против. Человек способен прожить с одной почкой и половиной печени. А они у меня в достаточно хорошем состоянии. -Мистер Доу, мы поможем вам вылечить вашу амнезию. Вам только следует подписать этот документ, — лицо мужчины на против приветливое и улыбчивое. Он уже забыл, что такое это непонятное выражение чувств — улыбка. В голове звучат слова: «Hey, put on a happy face! Then everything's okay! Put on a happy face». Губы пытаются скривиться в нечто подобное, но ничего не выходит. Он ставит свою роспись, не глядя в документ. Он не помнит свою прежнюю жизнь, даже имя ему выдали в больнице — Джон Доу. Жизнь не может быть хуже. -Благодарю вас, мистер Доу. Мы заедем за вами завтра, — обещает мужчина, прежде чем уйти. Почему-то у Доу возникает чувство, будто он заключил договор с самим Дьяволом. Где ты, ничтожное насекомое? Возвращайся скорее, иначе… иначе долго мы не протянем долго. Ни один из нас.

***

      У него снова не было имени. Номер. У него появился номер, будто бы замена тому имени, что написали в его больничной карте. D-1516. Даже тут эта проклятая буква Д. Я не знаю почему, она меня бесит.       Соседи по камере невесёлые. Они совершенно не умеют улыбаться. Хмурятся, злятся, пытаются бунтовать. Он не такой. Он тихо сидит на выделенной ему койке с жёстким, будто земля, на которой он пришёл в сознание впервые матрасе; он беспрекословно выполняет все команды людей в халатах, но которых язык не поворачивается назвать врачами — учёные, доктора наук в различных областях; он не паникует, когда что-то пытается его убить или покалечить. Он не знал, сколько времени прошло, поэтому считал его по шрамам, появляющимся по всему его телу. Их было уже полусотня, не меньше. Как плохо. Ужасно плохо.       Его впервые рвёт кровью. Или чем-то иным? Жидкость густая и чёрная, она медленно тянется с губ на пол и пахнет смесью жжёного пластика и сладкой карамели. Едва приступ прекращается, она тут же изменяется, становится буро-красной, а запах становиться медным, солёно-железным. Местные медики ничего не могут сделать. Они сказали, что он не доживёт до следующей ротации. Что бы это не значило — времени у него не было совершенно. У почему меня это не пугает? Может я уже смирился, что я лишь сломанная марионетка, до которой нет никому дела? Прости меня, мальчишка. Нам обоим предстоит умереть, раствориться в пустоте звёздного пространства. Прости.

***

      Важное задание. Куратор Сон, старший научный сотрудник Хэндсон. Они наблюдают сквозь защитное стекло, серьёзные, грубые лица. Последний выглядит знакомо, но смотрит невидящим пустым взглядом, будто внутрь живой оболочки поместили труп. Шлюз открывает, шум, тягучий и холодный воздух. Я не выйду из этого эксперимента живым. Смертность от этого объекта равна 100%. Хотя я всё равно умру если не сегодня, то завтра.       Пьедестал из белого пластика, плотное противоударное стекло. Внутри маска. Чёрная, из пластика. По всей её поверхности — глубокие трещины, часть чёрного вещества отвалилось. Она выглядела умирающей, совершенно больной. Ты! Мальчишка, иди сюда. Давай. Одень меня на себя, давай скорее.       По спине потёк пот — холодный, заставляющий комбинезон, ядовито-оранжевый. В висках закололо, захотелось взлохматить волосы, однако он удержался от этого — его волосы сбрили, когда он оказался здесь. Руки задрожали, но он потянулся к маске. Она выглядела такой знакомой, тёплой… Руки сами защёлкнули железный замок. Вспомни то, кем являешься… Вспомни!       Перед глазами проносились картинки: семья, школа, колледж, институт, работа, внезапная болезнь… и то, что принесло смысл в его жизнь. Имя… к нему вернулось имя. Губы под маской скривились в едкой улыбке — тот мужчина не солгал, они и вправду смогли вылечить его амнезию. С возвращением Саймон. Вижу, ты совершенно не заботился о нашем теле. Прости, Бран. Я не хотел теряться.       Плечи задрожали, из горла вырвался громкий, пронзительный смех, слишком высокий для человека. Голова откинулась. Ядовитый белый свет залил комнату. Да, они не здоровы. Но не в этом ли их счастье?