Останься

Когда раздался стук в дверь, Вера вздрогнула: после кошмара, который устроил Фокс, доверия к «приличным людям» не осталось ни на грош. Разумеется, она понимала, что спекулируют перешитым барахлом какие-то мутные типы, но никогда не вникала толком в их волчьи законы, не задумывалась, как ещё они промышляют, чем это может грозить ей и детям. Да что врать – не хотела думать. Правильно сказал тот мент, как его... - Глеб? – развела притон. И не поспоришь ведь. И было мучительно стыдно. Не за то, что добывала кусок хлеба, нет – а за то, что не учла, не предусмотрела, чем такая добыча может обернуться. Жеглов... Да, точно, Жеглов – запомнила. Больно ему подходила эта жёсткая фамилия. Он всё-таки чем-то цеплял. Даже когда распекал при всех, поучал – увидела Верка, что из-за детей дрогнуло что-то у него внутри, и хамил он уже больше для вида. Видать, быстро смекнул, что здесь не на духи и панбархат зарабатывают. Вот и она не стерпела, выдала Глебу всю правду про того зажравшегося труса, Соловьёва. Неправильно ведь, когда нелюдь врёт человеку. Стук повторился. Ни жива ни мертва, Верка тихо подошла к дверям. И, кутая плечи в платок, будто мог он её защитить, тихо спросила: - Кто? - Маркелова, открывай, сил никаких уже не осталось сюда таскаться, – раздался хриплый голос, и у Веры отлегло от сердца. Точно, Глеб же забыл шляпу, когда в сердцах ушёл, прихватив оружие и удостоверение Соловьёва... Вера уже успела почистить её и убрать подальше от входа, чтобы не сцапал никто. Глеб вошёл в хибару, окинул всё, как в первый раз, быстрым взглядом, остановил его на Верке, усмехнулся: - Чего бледная такая? Не боись, после нас к тебе эта шалупонь лезть поостережётся... Пока. Сейчас его кожаный плащ был застёгнут и красиво перехвачен поясом. В воспалённые от недосыпания глаза вернулась злобная смешинка, но вид по-прежнему был усталый и какой-то отрешённый. - Держи. – Верка отдала Жеглову шляпу. Не выдержала, сокрушённо махнула рукой, – Они-то остерегутся, а с ними и другие. Детей чем кормить буду после ваших шмонов? - И эта про детей!, – скривился Глеб. – Опять. Приживаете не пойми от кого, а потом индульгенцию вам подавай. Верка ахнула: - Ну и нахал же ты! Не переживай, от одного мужика у меня сынки-то. Второго он аккурат перед повесткой мне заделал. Думали, распишемся потом, да за повесткой похоронка пришла. Так что грехи мои отпускать не надо. А если и надо, то уж не к тебе с этим пойду! - Дура. – Буркнул Жеглов. Но это «дура» прозвучало так спокойно и даже примиряюще, что обезоруженная Верка присела рядом на краешек затёртого дивана. Глеб повертел в руках шляпу и явно остался доволен осмотром. Скосил серые глаза на ссутулившуюся худую фигурку. Сейчас было понятно, что Маркелова ещё совсем молодая баба. Если бы не ранние роды, горе и нужда, то кружилась бы она сейчас на танцах с кем-нибудь, вроде Шарапова. И светлые волосы не прятались бы под косынкой, а были б уложены в замысловатую причёску. И, быть может, с ним, с Жегловым, она бы повстречалась совсем иначе, и обменивалась не колкостями и упрёками, а улыбками и смехом. Странная картина так въелась в разум, что очень захотелось сделать что-то приятное для сидящей рядом героини воспоминаний, которых не было. - Слушай, Вер, может, тебе помочь? Я же вижу, что ты не одна из этих... Шалав. Поспрашиваю, куда швеёй тебя можно приткнуть. Ребятам скоро в школу всё равно, да и сейчас не пропадут. А? Дались тебе барыги. Не дело ведь – боишься даже за дверь выглянуть... – Жеглов прервался, дунул в папиросу и, вспомнив, где находится, убрал её обратно в портсигар. – Мне за пацанов обидно, я сам в их возрасте хлебнуть успел по самое не горюй. Верка равнодушно пожала плечами: - Ну поспрашивай. Встала, глянула на себя в зеркало и медленно проговорила, обращаясь не то к Глебу, не то к отражению: - Не шалава, это верно. А всё одно: никому не нужна, как однажды выразились, с выводком. – И, обернувшись, вдруг выпалила: – Останься! Жеглов даже в лице не изменился: - А дети? И потом, Вер, я вроде как бы и не один. Ну, ты понимаешь. - Не брачеваться же тебя зову, просто прошу: один раз. Дети спят себе за занавеской, их нынче и пушками не разбудишь. В голосе Маркеловой удивительно уживались отчаянная мольба со столь же отчаянным упрямством. То ли голос подкупил Жеглова, то ли просто нравилась ему эта маленькая и сильная женщина, но он кивнул и вернул шляпу ей в руки, расстегнул плащ и скинул его одним небрежным движением плеч. Верка радостно засуетилась, поставила на примус чайник. В койку легли при полной темноте – всё-таки дети за шторкой смущали. Произошло всё буднично, без тени смущения, будто не в первый, а в сотый раз. Верка жалела только, что почти не видит Глеба, поэтому старалась запомнить его, что говорится, кожей: прижималась изо всех сил, гладила, вдыхала запах. Тонула в этих ощущениях так, как только женщины и могут. Жеглов не спал. Горизонт ещё только слегка начал светлеть, когда он аккуратно отвёл верину руку и потянулся за бельём. Похлопал по карманам пиджака и одними губами выругался: продуктовые карточки хранились на Ордынке у Шарапова, а больше нечего было предложить. Если только копеек оставить, но это ощущалось чем-то мерзким. Видимо, оставалось сдержать обещание и узнать насчёт работы. Хотя и находил Глеб некоторую несправедливость в том, что портниха, способная из барахла сделать красивые вещи, отправится в цех. А может, карта удачно ляжет – да и найдётся что интересное... Пусть хоть что-то бы подвернулось на первое время. Верка заворочалась от ощущения пустоты рядом, открыла глаза, хмурясь и вглядываясь в рассветный полумрак. Увидела, что Жеглов почти собран, вскочила и, путаясь в широкой ночной рубашке, прямо босиком побежала за ним. - Постой. Перекусил бы хоть что. Чаю вон выпей. Она видела, что Глеб рассчитывал улизнуть без лишних церемоний. Наверное, мудрее было бы дать ему такую возможность - сама же обещала, что только раз. Просто заканчивать этот раз не хотелось. - Твои скоро поднимутся. И до Петровки отсюда не то, чтобы близко. – С минуту Жеглов помялся в дверях, соображая, как лучше попрощаться. Целовать? Лишнее. Руку пожать? Похоже на издевательство. В итоге он тронул Веру за плечо, велел записать номер телефона шараповской квартиры и позвонить ему недели через две. Ну или раньше, если кто-то начнёт её беспокоить. - Меня если только Николай побеспокоит. Тот, которым ты за дверью представился, когда с обыском пришли. – Верка усмехнулась. – Шибко приставучий. Ты не подумай, он просто барахло привозил-увозил, но нет-нет, да гадость какую скажет. Глеб поморщился: - Да мне-то всё равно, что у тебя там и с кем. Главное, чтоб уголовщины больше никакой. Лады? Ну, бывай. Верка затворила за ним, убрала обрывок с телефонным номером под скатерть и горько расплакалась.