Волчья семья

      Пробираясь сквозь густые заросли леса, юноша настороженно осматривается, дергается от каждого шороха, готовый бежать в любую секунду, стоит только заметить что-то опасное. Молодой человек прижимает к груди большой сверток, сильно сжимает руками, словно под слоями ткани прячется что-то важное, что-то дорогое для него.       Толстые стволы плотно растущих деревьев начинают постепенно редеть, пышные кусты расступаются, демонстрируя небольшое озерцо, водная гладь которого была словно зеркало. На той стороне озерца чернеет пещера, прячущаяся среди кустов и деревьев, что ее не сразу можно заметить, если не знать куда смотреть. Юноша еще раз осматривается, а после идет вдоль берега, обходит озерцо и нерешительным шагом идет к пещере, все еще сильно прижимая к груди сверток.       Черный проем недоброжелательно распахивает свою пасть, изнутри доносятся угрожающие звуки, но юноша смело шагает внутрь, оказываясь в кромешной темноте. Пройдя пару шагов, он слышит шорох шагов, шумное дыхание чего-то большого совсем рядом, но это тоже его не пугает. Он присаживается на колени, опускается сверток на каменный пол и разворачивает его. По пещере тут же разносится детский плач, потревоженный ребенок проснулся от неаккуратных действий юноши.       Тяжелые шаги возобновляются, шумное дыхание оказывается в считанных сантиметрах, треплет волосы юноши и ласкает кожу. Юноша отползает в сторону, позволяет чему-то большому обнюхать ребенка.       — Это… твой ребенок, — хрипло от долгого молчания и пересохшего горла говорит юноша, заламывая руки от волнения. Вновь раздаются шаги, которые теперь отдаляются от свертка, и юноша тут же срывается к свертку, закутывая малыша в пеленки и прижимая к своей груди. Ребенок еще какое-то время хнычет, но почувствовав тепло и запах родителя, успокаивается и начинает посапывать, засыпая.       Раздается треск, шорох и хриплые стоны, после чего к юноше подходят и присаживаются рядом, обнимая, зажимая между их телами спящего ребенка. Юноша ломано улыбается, пытается сдержать слезы, прижимаясь лбом к горячей шее.       — Джинни, — рычащие нотки в голосе выдают звериную сущность, но тон мягкий, любящий. Горячие руки оглаживают узкую сгорбленную спину, подрагивающую от беззвучных рыданий. Юноша прижимает к себе ребенка, а сам прижимается к большому горячему телу.       — Чан, мне страшно. Они могут навредить малышу, — пересохшие от частого дыхания губы едва выговаривают слова, интонации скачут, срываются из-за рыданий.       — Хёнджин, — мужчина поднимает голову юноши, покрывает поцелуями влажные щеки. — Хёнджин, ты же знаешь, я не позволю кому-либо навредить тебе или нашему ребенку. Только позови меня, и я тут же примчусь.       Юноша плачет, но старается не издавать звуков, чтобы не разбудить малыша. Мужчина оглаживает плечи, спускается по рукам и прижимает свои ладони к свертку. Хёнджин затихает, задерживает дыхание, а потом передает ребенка мужчине, чувствуя чужое удивление. Слабо улыбнувшись, юноша помогает правильно поставить руки, чтобы не навредить малышу.       — Он так на тебя похож. Прям твоя копия, — с благоговением шепчет юноша, пересаживается под бок мужчине, оставив одну руку на свертке, придерживая сбоку, поглаживая. — От меня у него только капризный характер.       Чан хмыкает, наклоняется и прижимается щекой к голове юноши, трется о волосы.       — Чан, когда ты сможешь меня забрать? Я не хочу там находиться, — вновь хнычет юноша. Мужчина прикрывает глаза, вздыхает и передает ребенка Хёнджину. Юноша встревоженно пытается в темноте рассмотреть фигуру мужчины, но ожидаемо ничего не видит. Он может только слышать шаги, гадая, что же будет делать мужчина.       Раздается шарканье, после чего загорается костер, освещающий пещеру. У дальней стены что-то похожее на постель: наваленные мох и трава образовывали круглую лежанку. В нескольких метрах от лежанки в углублении горел костер. Мужчина подзывает к себе юношу, ведет к лежанке и помогается забраться внутрь. Хёнджин укладывает ребенка на особо плотно наваленный мох у стены, несколько секунд напряженно наблюдает за закряхтевшим малышом, который недолго вошкается, но не просыпается. Облегченно вздохнув, юноша подползает к мужчине и падает в раскрывшиеся объятия.       — Когда тебе исполнится восемнадцать, обещаю, я заберу тебя, отведу в нашу стаю и представлю как свою пару, — Чан обнимает хрупкое тонкое тело, ложится на спину и утягивает юношу за собой. Хёнджин кривит лицо, понимая, что ему еще год жить в страхе. В деревне уже поползли слухи о том, что он понес от монстра, обитающего в лесу, которого все боялись и ненавидели. И юноша уверен, когда-нибудь к его дому придут с вилами и факелами, желая уничтожить все, что связано с монстром.       Мужчина спускается широкими ладонями по спине юноши, останавливается на пояснице, а губами прижимается к доверчиво открытому горлу. Чан с легкостью может перекусить ему горло, одним движением руки вспороть живот, но Хёнджин знает, что ничего из этого с ним не сделают. Чан скорее сам себя убьет, чем позволит себе или кому-то навредить паре.       — Чан, — выдыхает Хёнджин, запрокидывает голову, сильнее открывая горло. Приподняв ногу, закидывает ее на бедра мужчины, сильнее прижимается к горячему телу, подставляясь большим рукам, которые так нежно и трепетно касаются его кожи. Мужчина сжимает ладонью бедро, пробирается пальцами под платье. Хёнджин дрожит от каждого прикосновения, кусает губы и жмурится, видя звезды под закрытыми веками.       Хёнджин хнычет нетерпеливо, ерзает и льнет ближе, раскрывается для каждого прикосновения. Мужчина поднимается по бедру выше, оглаживает ягодицу и проходится между половинок, собирая выступившую влагу. Юноша дергает ногами, прижимает голову мужчины к своей шее, дышит хрипло и загнанно.       — Чан… Волк, — надрывно шепчет Хёнджин, слезящимися глазами смотрит на дрожащие огненные блики на стене. Мужчина тихо рычит, еще сильнее пальцы пачкает, надавливает и проскальзывает внутрь, вырывая хриплый стон, заглушенный рукой, чтобы не разбудить ребенка. Хёнджин глаза закатывает, кусает запястье и дергается навстречу руке, что нежно оглаживает изнутри, растягивает, подготавливая.       Хёнджин влажный, скулящий и просящий. Он жмется к горячему большому телу, дышит терпким древесным запахом, исходящим от кожи. Чан вынимает пальцы, оглаживает округлые бедра и поднимается, переворачивая юношу на живот. Хёнджин мычит, дергается от чувства пустоты, сам встает на колени, демонстрируя блестящую в свете огня влагу, текущую по бедрам.       Мужчина с трепетом оглаживает нежную кожу на бедрах, на ягодицах, сжимает упругую плоть. Прижимается горячим влажным ртом к коже, кусает слабо, оставляя намеки на следы от зубов. Хёнджин вжимается в мох горящей щекой, дышит ртом шумно, кончиком языка иногда касаясь сухих губ.       — Солнце, не забывай, что ты должен говорить мне, если я делаю что-то неприятное, — Чан не был бы собой, если бы в очередной раз не напомнил о том, что он не сделает ничего, что могло бы как-то навредить партнеру. И Хёнджин слабо стонет от растекшейся по телу нежности, затопившей любви, которая выбила весь воздух из легких, заставляя задыхаться.       — Чан, пожалуйста, — Хёнджин сжимает мох и травинки пальцами, дергает бедрами, намекает и просит. Мужчина улыбается, сжимает дрожащее бедро и целует впадинки на пояснице.       Спускаясь поцелуями ниже, иногда сжимает кожу зубами, стараясь не царапать клыками. Губы скользят по ароматной влаге, язык окружает вязкая сладость, которая лучше живительной воды. Чан лижет, лакает влагу, иногда отрываясь и оставляя поцелуй или укус на ягодице.       Хёнджин с ума сходит, дергается, губы кусает, пытаясь сдержать шумные звуки, все еще помня о спящем ребенке. Стыд, вызванный тем, чем они занимаются при ребенке, пусть и совсем еще маленьком, затапливает, заставляет иногда сдерживать в себе порыв все остановить. Хёнджин заводит руку назад, цепляется за пальцы, которые сжимают его бедро, пытается переплести, лишь бы почувствовать себя в этом мире.       — Волк, — дрожащим голосом зовет Хёнджин, пытается успокоить дрожащие ноги, которые на месте удерживаются руками мужчины. Чан отрывается, облизывает влажные губы, собирая каждую сладкую каплю, обводит взглядом изведенного юношу, что смотрит влажными блестящими глазами через плечо.       Мужчина с нажимом проводит рукой по позвоночнику, задирая легкое платье, открывая вид на тонкую бледную спину. Под правой лопаткой виднеется заживающий укус — единственный сильный след, который был оставлен на теле юноши. Это не настоящая метка, лишь временная, оставленная случайно и без спроса, о которой мужчина жалеет и за которую неоднократно просил прощения.       Наклонившись, Чан целует заживающий укус, от которого после останется белый шрам, проводит по корочкам языком. Тянется рукой к шнурку, развязывая и позволяя широким штанам упасть и обнажить горячее желание. Хёнджин чувствует, как к нему прижимается горячее и твердое, как орган скользит по влаге и пачкается.       Хёнджин распахивает рот и давится воздухом, когда в него медленно и плавно входят, заполняют до краев горячим, обжигающим. Выгнувшись в спине, пытается податься навстречу, но тело не слушается. Перед мутным взглядом все плывет, видны только очертания лежанки и трепыхающегося пламени.       — Чан… Волк… Волчик мой, — зовет Хёнджин, елозит по лежанке при каждом движении мужчины, заводит руки назад, пытаясь схватиться за Чана, чтобы было еще больше контакта. Мужчина ловит дрожащие ладони, скользит по предплечью и подхватывает под локти, поднимая юношу и прижимая спиной к себе, перехватывает запястье одной руки, прижимается губами к костяшкам, ведет языком по пальцам и вбирает их в рот, слабо сжимая зубами.       Хёнджин опирается на грудь мужчины, запрокидывает голову, поворачиваясь и прижимаясь губами к влажной горячей коже. Чан двигается медленно, топит юношу в любви и ласке, сосредотачиваясь только на доставлении удовольствия. Продолжая придерживать тонкое запястье пальцами, второй рукой ведет по поджимающемуся животу, иногда поднимается к чувствительной упругой груди, подушечками пальцев цепляясь за набухшие бусинки сосков. Мужчина не давит и не трет сильно, понимая, что юноша еще кормит малыша грудью, что ему может быть больно. Потому едва касается, щекочет намеками на прикосновения.       Хёнджин постанывает на каждом движении, жмется к твердому телу, от которого жар исходит. Юноша плавится, зовет мужчину по имени, пытается двигаться ему навстречу, желая не только получать, но и отдавать в ответ.       — Чан, пожалуйста, — кое-как выдавливает из себя Хёнджин, разлепляет влажные ресницы и пытается сосредоточить взгляд на лице мужчины. — Чан, укуси, умоляю. Хотя бы временно.       Голос юноши умоляющий, просящий, противиться ему сложно. Чан смотрит на Хёнджина, выглядящего так трогательно. Покрасневшие щеки блестят от слез, губы покусаны, припухшие. Чан прикрывает глаза и втягивает шумно воздух, пытаясь решиться на исполнение просьбы. Он пытается переступить через себя, зная, что даже временная метка ставится болезненно.       Облизав губы, мужчина цепляет пальцами рукав, обнажает плечо и прижимается к нежной бледной коже ртом. Хёнджин трогательно дрожит, жмурит глаза и с нетерпением ожидает, когда же его укусят, когда же хоть временно, но его присвоят. Чан прижимается зубами, ждет, надеется, что Хёнджин передумает, но юноша лишь прижимается ближе. И мужчина сдается. Зубы прорывают кожу, но не проникают слишком глубоко. Настоящую метку ставить еще рано, тело юноши не выдержит. Да даже ребенок появился слишком рано. Мужчина всю беременность изводил себя всеми возможными мыслями, которые были далеко от позитивных. И если с рождением малыша все обошлось, то с меткой рисковать не хотелось.       Хёнджин рвано вздыхает, хмурится и болезненно стонет, слабо дернувшись в сторону. Чан, замерший, возобновляет движения, спускается рукой, что оглаживал живот, к влажному возбуждению юноши, обхватывает орган, оглаживает, сжимает.       — Солнце, так хочу забрать тебя, — Чан уткнулся лбом в дрожащее, измазанное кровью плечо, продолжает ласкать извивающегося юношу. Хёнджин не может сдержать в себе вскрик, когда удовольствия становится слишком много. Юноша дрожит, пачкая ладонь мужчины, судорожно сжимается, смотря стеклянными глазами в потолок.       Мужчина порыкивает, делает еще пару движений и покидает разморенное тело, изливаясь на влажную спину и покрасневшие ягодицы. Юноша падает вперед, потеряв всякую власть над телом, в котором и капли каких-либо сил не осталось. Чан смотрит на тяжело дышащего Хёнджина, измазанного в бесцветной и белой влаге.       Улыбнувшись, мужчина встает. Подойдя к мирно спящему ребенку, бережно берет на руки и перекладывает ближе к юноше. Выбравшись из лежанки, скидывает держащиеся на коленях штаны. Тело мужчины стало менять форму. Кости трещат, ломаются и срастаются по новому, кожа покрывается густой черной шерстью, лицо вытягивается и превращается в морду, пальцы укорачиваются. Упав на четыре лапы, волк отряхивается, возвращается в лежанку и укладывается вокруг спящих, пряча их от окружающего мира своим мощным, огромным телом.       Хёнджин приоткрывает глаза, прижимает ребенка к груди, а сам придвигается к мягкому мохнатому боку. Чан фыркает, крупным носом толкается в спину, а хвостом прикрывает обнаженные ноги юноши.       Ребенок кряхтит, вытаскивает ручку из-под пеленки и хватается за длинный черный мех. Волк поднимает голову и смотрит на малыша, чьи огромные глаза с восторгом смотрят на доселе невиданное нечто. Дернув ручкой с зажатой шерстью, ребенок заливается смехом, когда огромная морда оказывается совсем близко, а мокрый нос касается головы с пушистыми темными волосиками.       Хёнджин сам не может сдержать улыбку, наблюдая за тем, как малыш игрался со своим отцом. Чан поворачивает к нему морду, лижет руку и позволяет гладить нос и между глаз.       — Поскорее бы прошел этот год. Хочу познакомиться с твоей семьей. Хочу быть рядом с тобой, — Хёнджин немного приподнимается, тянет к себе морду волка и целует влажный нос. Волк фыркает, толкает мордой, намекая на то, чтобы юноша лег. Хёнджин слушается, ложится и, аккуратно отобрав у ребенка шерсть волка, поворачивает к себе и начинает укачивать, напевая колыбельную. Волк наблюдает за этим, прислушиваясь к любому шороху, готовый любого на куски порвать, кто осмелится войти сюда.       Никто не посмеет навредить его семье.