***
Дазай Осаму-самый прекрасный, умный, тактичный, несколько любящий стать похвалой либо же услышать её, порой черствый в отказах молодым особам вне зависимости их гендерной принадлежности, внешности, статуса и, может, желания быть вместе с ним из эгоистичных побуждений влюбить его в себя. Однако, никогда и никто из них не узнает кто под его кожей. Когда шатен в очередной раз пытается подбодрить одногруппницу после плохо написанного зачета по какому-то там писателю (а это сугубо её вина, ибо она пыталась утешить боль мягкого отказа человека, который сейчас же ей помогает успокоиться), он находит весьма забавным и, никогда не признается вслух, благородным поступком что тот, кто сидит под его кожей, в голове, на губах в отчаянной мольбе о быть ближе, в мыслях каждый период времени (и, нет, это не зависимость, как вы могли подумать. Это далеко не зависимость, а просто проявление его мозга и, кто бы мог сказать наверняка, а есть такой персонаж, души, тела и отчаяния любовь), спокойно стоит за колонной к выходу из университета, не думая ни о чем, и лишь Осаму благодарно смотрит в его сторону, пока нехотя гладит девушку по спине, а причина его сердцебиения смотрит устало и отмахивается, говоря губами, что он подождет. И он действительно ждет. Хотя никто в его жизни, кроме этого существа, не делал этого. Вы можете спросить является ли Дазай копушей, раз его ждут? И вам ответит он сам: «-Да, и это так глупо». Потому что он всегда знал, что только один человек сможет подождать и разделить приступы усталости, выгорания, апатичной фазы шатена, когда этот кто-то всегда остается с ним, чтобы просто гладить того по волосам, целовать в макушку, шептать слова о том, что тот, видимо, идиот, раз думает, что тот не подождет. И Дазай всегда успокаивался. Юноша всегда был уверен в этом человеке потому как он не может не быть. Не тогда, когда тот спасает его от еще одной попытки суицида, сидя в ванне с мессивом вместо рук, со слабой степенью передозировки и заплаканными глазами, так как он устал. Тогда он очень сильно уставал. Он ждал криков, оров, споров, негодований, неких признаков насилия, но лишь просыпался на больничной койке с видом на то, как красиво солнце светит на лицо его спасителя и на самые очаровательные веснушки в мире. В те моменты Дазай чувствует, как тот другой понимает, подходит ближе, забираясь на кровать рядышком, и просто целует того в макушку, говоря шепотом: — Я всегда буду спасать тебя. И ждать. Ты не сможешь просто так уйти от меня, скумбрия. И Осаму улыбается даже этому противному прозвищу, которое он в глубине души обожает слышать, однако сил для шутливых ответов всё ещё нет, поэтому просто зарывается в шею и тихонечко, не от горя, чувства вины и самых ужаснейших, тошных, токсичных для всех чувств, а от радости и понимания, что он перестанет. В несколько до этого происшествия ночей они немного поругались из-за того, что Дазай не следует рекомендациям врача и его это беспокоит, в то время как причина спора просто негодует и пытается не найти неприятных слов, но выпаливает слова хуже. Гораздо хуже. — Никто не приглашает меня на танец, все знают, что я лишь могу повертеться, — он хватается за свое перебинтованное запястье, на котором раны все еще не прошли, но и страдать от них не получается, кроме как чувства дискомфорта из-за зуда, — Как навалюсь, будто тону, вцепившись в партнёра тяжелыми руками! Дазай сглатывает слова, которые означали бы его полное отсутствие положительных показателей выздоровления, с которыми они боролись в течении нескольких лет.«Я лучше мирно постою, держась за стену.»
— Плевать, вообще плевать. И тогда он смотрит на, казалось бы, незаинтересованность собеседника, как многие на него смотрели, но находит в его глазах лишь яростную грусть, от которой не по себе. Он видит губы, прижатые друг к другу создавая одну полоску, как тот медленно кивает, потому что он знает правду. — Как будешь готов нормально поговорить, дай знать, пожалуйста.— шатен отворачивается, чтобы не смотреть на то, как его единственный человек, который верил в него и это было взаимно, уходит. Однако тот лишь подходит ближе, аккуратно беря в руки чужие запястья, касаясь холодными пальцами, и гладит их. Так нежно, насколько могло бы быть смысла в этом слове в принципе. Также он чувствует, как мягкие, пухлые и теплые губы немного касаются тех же участков и он плавится. Дазай плавится из-за того, что не знает что ему делать. Он абсолютно не контролирует себя и когда выпаливает это, весь его мир будто замирает в ожидании ответа: — Потанцуй со мной. Глаза чуть ниже его выглядят слегка удивленными, но всего лишь слегка и на секунды четыре прежде, чем он берет запястье долговязого и кладет одну к себе на талию, другую все также держа в своей ладони, гладя большим пальцем по выпирающей косточке ладони. Они покачиваются совсем немного, словно боясь друг друга спугнуть, и наконец шатен чувствует, как тело перед ним останавливается и он поднимает на него карие глаза, видя небеса в чужих: — Осаму ни в чем не будет виноват передо мной, даже если что-то когда-то произошло в далеком прошлом, но тебе нужно и ты обязан делать то, что тебе говорят врачи-правые руки твоего отца, который любит тебя, — парень кладет одну свою руку на щеку чужую, смотрит долго, всматриваясь во все родинки на лице чуть выше его: есть одна под правым глазом, под правой ноздрей, рядом с маленьким шрамом, еле видным, тоже на правой щеке. И Дазай очень сильно теряется, когда чувствует тепло на своих холодных губах от смешанных чувств. Ему не противно, а наоборот, в отличии от тех раз, когда к нему лезли с этой романтикой, будучи не заинтересованным в партнере. Он чувствует слезы, но не свои, а чужие, на все тех же губах, что отдают ему тепло и чувство безопасности. — Я люблю тебя, Осаму. Они проводят всю ночь шепча друг другу о том, как долго они ждали, желали, хотели и боялись друг друга. Осаму даже представить себе не мог, что это будет маленькое прощание перед тем, как случится непоправимое.***
За три ночи до очередного попадания Дазая в ту же больницу, он переживает лишь за любимого человека, который звонит глубоким утром, когда еще город, даже природа толком не может проснуться, и говорит: — Я не успел. Я… Они… Их больше нет. И шатен хочет поддержать, как делал это много раз с другими, но не с тем, который был для него начиная с того, кто напоминает о приеме лекарств, до того кем он будет дышать. Однако на той стороне трубки нет слов более, он не слышит глубоких вздохов. Родители самого прекрасного и сильного человека в мире погибли в попытке взлома дома и почему-то в тот день охрана была на выходном. Абсолютно вся. Никто не вышел даже чисто из приличия и уважения, а к этим людям все испытывали казалось бы только это. И почему-то Дазай не понимает откуда в его голове голоса говорят о том, что снова виноват он, что «Дазай, прекрати всех мучить. Закончи это». И рассудок шатена буквально выключается от каких-либо работ, ошибка на сервере, полный пиздец. Лишь одну вещь его мозг подкидывает как идею вспомнить. В шкафчике ванны есть бритва. Когда приезжает самый важный и дорогой человек в мире Дазая, он залетает в квартиру, пытаясь найти любимое, теплое, дышащее тело, чтобы просто выплакать ему те остатки, что остались в Йокогаме. Но юноша слышит льющуюся воду, понимает, что нет ничего кроме звуков хлюпанья его ботинок от влаги в них, и он бежит в ванную. А там, как можно догадаться, лежит тело еле-еле дышащее.***
Возвращаясь к ситуации про клуб, появляется вопрос о том что же, все-таки, случилось, что Дазай позволил себе такое сказать? И лишь трое людей могут объяснить это полное, вонючее, гнилое недоразумение. Блондинка, Юрика Танака, бывшая «любовь» всей школы, пришла на встречу студентов одного университета и увидела там двух парней, улыбающихся друг другу, и по их губам можно понять что они друг другу говорят: — Я люблю тебя. — Не так сильно, как я тебя, тупица. Более низкий из них отходит в туалет, и в эту осветленную краской, а не благословением богов девичью голову, приходит понимание того, что там стоит парень, который выставил её перед всей школой дурой не так уж давно, что за ней, почему-то, до сих пор тянется шлейф ненависти, желания мести, и зависти, что тому хорошо и счастливо. Она натягивает улыбку, поправляет грудь в платье руками, чтобы та казалась больше и мягче, затем идет по направлению к шатену, который устало попивает свой напиток, и улыбается смотря в стакан. Девушка берет его за руку, уводит к туалетам, и кто бы мог подумать, что особа 174 сантиметров роста окажется чуть настойчивее. Осаму ничего не может даже разобрать, ибо это происходит слишком быстро, а лекарства лучше бы не мешать с алкоголем в опасной обстановке. Но она не должна была оказаться таковой. В особенности, когда та спускается вниз, облизывая через ткань брюк половой орган, который даже не реагирует, так как тот не способен из-за понимания, что это не тот человек-катастрофа, который единственный может завести, завлечь и удовлетворить. Однако когда Дазай хватается за волосы девушки, чтобы убрать ее голову в сторону, и случайно бы не пнуть под дых, шатен замечает того самого человека. Осаму окончательно отрезвляется, словно его ледяной водой окатывают. — *, стой, это не то, что ты подумал! Глаза напротив не выражают абсолютно ничего. Они словно не здесь, он просто смотрит на девушку, которая вытирает рот тыльной стороной ладони, когда ширинка чужих брюк не застегнута. И он абсолютно не злится, но абсолютно обижается. И пока что обида смешивается с горечью, он медленно кивает головой, улыбается однобоко когда говорит: — Не бойся, я не буду мешать. Развлекайся. И уходит. Парень не кричит, не орет, не бьет, и даже не пытается показать недовольство, сколько показывает его улыбка измученную понятную боль. А еще предательство. Осаму стоит не понимая что ему делать. Бежать? Он даже остановить эту шваль не смог. Окликнуть? Тот не услышит. И выбор остается только один — преодолеть всю усталость, панику, изнеможение, что просто хватает особу за волосы и волочит через силу на улицу. — Ты кто такая?! — А ты не помнишь? — С чего бы мне тебя помнить, тварь? Я спросил у тебя, кто ты, твою мать, такая! — О, ну да. Ты ведь всегда был любимчиком всех, но никто не являлся твоим любимчиком. И шатен вспоминает эту интонацию, но теперь не зареванной надоедливой девки, как он запомнил, а откровенно говоря суки. Дазай лишь делает глубокий вдох через ноздри, убирая волосы с силой назад, что его организм не может оставить без внимания этот свежий, холодный поток ночного воздуха, который заставляет окончательно прийти в себя, и он делает то, что никогда бы в жизни не сделал, не смотря ни на что. Он бьет девушку пощечиной, плюя ей в лицо. -Сгинь, обманщица. Ты погубила и меня и себя, а теперь уйди и больше не появляйся передо мной, моей семьей и им, иначе ты не отделаешься только ударом, — Дазай шипит с яростью, буквально заставляет понять как сильно он зол. — Ты всё, что я хотела когда-либо! — все совы на улице пытаются не смотреть и не поворачивать головы в сторону переулка рядом с знаменитым среди молодежи клубом «DRUNK TO FIGHT». — Тогда почему, объясни мне? Почему он, а не я?— и снова заинтересованные взгляды длиною в секунды устремлены на них, но тем плевать, ибо клуб не просто так назван. — Дазай, скажи мне, почему не я? — блондинка, ее губы цвета самой красной розы, а тушь течет фальшивыми слезами вниз, на выпуклую, открытую и абсолютно не манящую грудь. И шатен не может ничего сказать, так как знает, что от человека напротив его тошнит. Несмотря на то, что алкоголь давно вышел и не важно каким способом, но трезв и зол. — Потому что я буду защищать его, иначе же ты будешь гнить в тюрьме, либо земле.***
Он доходит, нет, добегает до их квартиры, минуя пролеты этажей, открывает дверь, и видит, как на полу его самый близкий, любимый, горячо обожаемый человек лежит на полу, свернувшись клубочком и тихо плачет, после достаточной по времени истерики. И Осаму не осмеливается сразу зайти полноценно в свой дом, в свой спасательный мир, в свою самую лучшую часть в жизни после завершения рабочего/студенческого дня, однако шатен начинает шептать имя того, кто предназначен только ему. Кто спасал его даже не зная об этом. Того, кого он любит больше жизни, смерти. Голоса в голове начинают разрывать черепную коробку, вызывая панику самыми неприятными, но, как думает шатен, правдивыми словами. «Дазай, ты разбил ему сердце» «Осаму, ты большой молодец! Ещё одна потеря, но теперь ты точно не сможешь--» «Убей себя наконец, ничтожество» «А может ты его убил?» Осаму кричит, подползая к чужому телу. Кричит срывающимся голосом, потому что связки не могут выдержать сегодняшнего стресса, хозяин которых бежал с отчаянием. Он сидит так минут пятнадцать, просто выкрикивая его имя. Возвращает мыслительный процесс за десять, а дальше уносит в комнату, где огромная кровать. Он кладет его тело на простынь, самую мягкую из всех возможных Аккуратно раздевает до майки и нижнего белья, укрывая одеялом. Дазай после того, как начинает приходить в себя, наконец-таки решает проверить дышит ли его человек и есть ли пульс? И он молится всем богам, когда понимает, что всё есть и по ритму рыжий просто спит. Осаму ложится рядом, чтобы смотреть на его любимого и понимать в случае чего когда нужна скорая. Долговязый почти снова начинает плакать, так как он чувствует тепло, голова которого кладется на его грудь и дышит ровно. Юноша думает, что сможет защитить и вернуть любовь, доверие, попробовав объяснить ситуацию. Осаму не знает почему, но в этот момент он окончательно понимает, как дорожит им, его Чуей.***
Утром Дазай просыпается раньше, идет готовить завтрак, моется, слегка промывает порезы по всему телу. Выходит из ванны и просто смотрит будто на призрака. Потому что это будто сохранится только в голове Осаму. Парень сидит за столом на кухне ест, словно не ел целую вечность, и не смотрит в другую сторону, стараясь подготовиться к этому. Но ты никогда не будешь готовым, да? Дазай садится на стул рядом, вздыхает, спрашивает хочет ли шатен знать, что у него оказывается есть потенциал в готовке, но Осаму продолжает глотать слезы счастья, пока забрасывает грязную посуду в посудомойку, объясняя ему все произошедшее: откуда, как, за что, почему, с какой целью. И Чуя вправду считает Дазая просто невероятным, даже на утро. И это взаимно, работая по карточке уно. После всего рассказа Накахара лишь наклоняется через весь стол, Дазай уже приготовился к пощечине, однако он чувствует сильный щелбан. Это утро они провели вместе разбираясь во всех вопросах, несостыковках и недопониманиях, а скопилось их достаточно. И после разговора Дазая тянут за руку к их кровати, опрокидывая того на спину на матрас, садясь на его бедра, целуя лениво, приятно и с доверием. Осаму понимает, что ему не все равно. И Чуя понимает его прекрасно. Они оба дождались друг друга.