***
Люди меня не волновали. Я искренне испытывал к ним либо равнодушие, либо отвращение. Наверное поэтому, спросите вы, я так бесчеловечно поступаю с окружением? Нагнетаю, пускаю кровь, истязаю, насилую. Отнюдь. Это освобождение и чистка. Не горю желанием разделять ценный кислород с никчёмным сбродом. Я сам выбираю, кому сегодня пасть, а кому передвигаться ещё какое-то время. Царь и бог, если быть точным. Не хотелось бы разочаровывать, но все мои деяния сугубо потехи ради демонов, таившихся в душе. Пройдя Афганистанскую войну и пробыв в тех землях около четырёх лет, могу с уверенностью сказать — война развязывает руки. Там приходится убивать, ни у кого не спрашивая разрешения. За победу — гладят по головке и вручают медали за отвагу, приравнивая к самому дьявольскому отродью. Прискорбно лишь то, что два года из четырёх я пребывал в заключении врага и глотнул столько адской боли, что каждый день молил о смерти. Но не тут-то было. Никогда бы не подумал, что являюсь столь крепким малым, а что касается сейчас... Я привел себя в форму, ещё будучи под воинским началом. Меня восхваляли и лелеяли, потому что лучшего мастера по холодному оружию и снайперке не сыскать. Хоть всю Европу и Азию переплюнь. Теперь, расчленяя виновных и невиновных — я не чувствую себя жертвой обстоятельств или же государственным налётом. Никто не стоит выше меня и не указывает пальцем, как себя вести и что дело не положено. Положено у меня на всё. Я упиваюсь болью своих жертв. Мне приносило колоссальное удовольствие причинять боль. От каждой секунды мучений других я будто освобождался от своих собственных двухлетних страданий. Я полгода не мог прийти в себя после плена, всё пытался решить эмоциональный сбой при помощи специалистов, но ответ оказался на поверхности — нужно быть благодарным своей натуре и желаниям. Поддаваться и подкармливать жажду. Рисовать картины кровью жертв и умываться мольбами. Люди меня не волновали. Я искренне испытывал к ним либо равнодушие, либо отвращение. Но не с ним. Впервые я увидел его на мушке, под прицелом. Сотрудник правоохранительных органов прятался за собственной машиной на виду моей неспустившейся пули. Прятался от группировки, которая наняла меня, чтобы прикрыть спины. Сосредоточенное лицо мальчишки вызывало безумную улыбку и любопытство, а когда рядом с его головой пролетела пуля — я испытал чистой воды восторг. В его больших глазах читался страх и удивление. Он взирал по сторонам и сдвинуться с места не мог, потому что рисковал быть подстреленным наркобандитами. Я за версту чувствовал его сбитое дыхание, и моя фантазия нарисовала приоткрытые губы, которые, к сожалению, было видно не столь чётко. Я не мог перестать улыбаться, наблюдая через оптический прицел за перепуганным человеком, когда пустил ещё одну пулю в дюйме от ноги. Да, я готов был стрелять в кого угодно и что угодно, лишь бы увидеть вновь эти эмоции. Лишь бы к нему никто не подходил. Жаль только, что напарников его рядом не оказалось, так бы мог организовать то ещё представление, которое будет сниться не один год в кошмарах. А что ещё больше меня удивило, так это то, что помимо желания свести с ума мальчишку, добавляется желание обладать. Член уже битые минуты норовится разорвать ткань чёрных брюк карго, а мышцы нестерпимо зудят. Да, я действительно весьма неординарная личность. Неужели меня так сильно растрогало милое, невинное личико госслужащего? Какая глупость. Это ещё одна игра для собственных демонов. Охота на ангелочка, которого руки чешутся опорочить, а затем пытать до последнего издыхания. Я думал о нём неделю. А затем ещё пару дней перед тем, как решился проследить после работы. Хрупкая фигура двигалась медленно, не спеша, даже не оглядываясь. Хорошая возможность похитить и воплотить свои фантазии в реальность, но я останавливал себя. Рано. Пальцы кололо от желания коснуться кожи, сжать волосы в кулак. Рот заполнился слюной. Как же я и член его хотели. Накопав на него полное досье, я узнал, что мальчик умён, а как известно — у гениев мысли схожи. Ким Тэхён. Мать убил собственный муж, поиски которого до сих пор ведутся, но безрезультатно. Агент криминалистического бюро, двадцать четыре года, не женат. План пришёл в голову сам собой, стоило только выманить пташку из лап бюро и вырулить всё так, будто снайпер здесь руку не прикладывал. И вот он, стоит на дороге построенных планов, смотрит на город, а силуэт его обводит солнце. Ангел. Слишком неосторожен. Слишком прекрасен, а, как известно, прекрасное ломать — самое сладкое удовольствие. Я наблюдал за его храбростью и смелостью с восхищением. Влажные бледные щёки, сочные персиковые губы, тонкие линии тела. Я взволновался и возбудился слишком быстро. Глаза, смотрящие на меня, были словно кукольными, отличающимися от других. В океане их цвета читался страх за собственную жизнь и не зря, потому что отныне его жизнь в моих руках. Он принадлежит мне. Он мой. На вкус Тэхён оказался ещё слаще, от чего крыша моя поехала далеко и надолго. А этот запах срывал все цепи с внутренних демонов, возжелавших насытиться самой дорогой жертвой. Уверен, вкус крови подобен патоке, ведь ангелы не опорочены чёрствой реальностью и людьми. Мой. Мальчишка идеально вмещался на руках. Почти невесомый. Легкий, словно пух. Настолько хрустальный, что одно неверное движение, неправильно подобранная силовая боль — рассыплется. Надо бы постараться держать свои физические полномочия в руках какое-то время, пока чувства насыщения не достигнут пика. Я отвёз его за город. В свой особняк. Тот, что скрыт от людских глаз. Чёрный, собственно, как моя проклятая жизнь. Тэхён долго не приходил в сознание, а я каждый раз возвращался к месту его обитания — кожаный диван в гостиной — и изучал безмятежное лицо. Черты оказались схожи с детскими, а даже при лёгком касании можно ощутить гладкость и бархатистость кожи. Я сходил с ума. Была бы моя воля — съел всего, да вот только потом, боюсь, весь город погрязнет в крови.***
Тело онемело. Я с трудом разлепил веки и сфокусировал взгляд, медленно соображая, где нахожусь. Неизвестное мне помещение окутывало мраком и запахом свежести. Смахивая дремоту и пытаясь вспомнить произошедшее, я резко поднялся, тут же морщась от пульсирующей боли в районе затылка. Прошлое резало не хуже ножа. Звук поцелуя преступника вместе с настенными часами смешались. Настоящее и прошлое давили на черепную коробку, от чего дыхание участилось, а ладонь тотчас закрыла рот, дабы не привлечь к себе внимание. Глаза лихорадочно скользили по помещению, вырисовывая картинки будущего искалеченного тела. Нет, я не позволю. Встать на ноги оказалось непосильной задачей, справиться с которой удалось не с первой попытки. Когда всё-таки удалось, я неуверенными шагами шествовал до приоткрытой двери, откуда доносился свет и звон тарелок. Замерев и страшась заглянуть внутрь через щёлку, с силой сжал пальцы в кулаки, от чего костяшки побелели. Я слышал стук собственного сердца и эхо прошлого. Чувство дежавю охватывало мой разум и вынудило влаге застелить взор. — Я слышу тебя, — холод тона заставил вздрогнуть и попятиться назад. Через несколько секунд дверь приоткрылась, а из неё показался тот самый незнакомец... Преступник. Он был обнажён до пояса. На крепких бёдрах добрым словом держалось чёрное полотенце, а с влажных вороньих волос капала вода вниз по рельефному массивному телу, оставляя мокрые полосы. Кубики пресса приковывали к себе внимание, будто являлись достоинством Микеланджело или Донателло. Мышца груди от движения рук играла с бликами яркого света, вызывая внутреннее восхищение и заблуждение. Стоило глазам подняться выше, как они уловили довольную кривую улыбку, окрасив мои щёки в алый. — Чувствуй себя, как дома, — хрипотца отпугивала, словно зверька, но я ничего не мог с собой поделать. Окаменев, я не мог сдвинуться с места. Ноги будто приросли к полу. Поняв это, мой мучитель протянул руку и цепко ухватился за локоть, бесцеремонно заталкивая вглубь помещения, к столу. На мраморной поверхности лежала икра, сэндвичи с лососем и кружки с кофе. Чуть дальше покоились таблетки, на которых мой взгляд застопорился. Что думать? А думал я не о лучшем исходе. — Для начала поешь, — приказным, не терпящим возражения тоном сказал мужчина, находясь в опасной близости за мой спиной. Я чувствовал его дыхание затылком, от чего волоски дыбом встали, а в горле вмиг пересохло. Схватившись за стеклянную, массивную кружку я жадно проглотил содержимое, улавливая довольную усмешку позади. Покусывая напоследок край стакана, набираясь сил и решимости, я оказался на грани истерики. Первая слеза скатилась вниз, тот час стягивая кожу от прохлады помещения. Бороться. Желание выбраться из лап монстра контрастировало с инстинктом самосохранения. Я развернулся к нему, прижавшись ягодицами о стол, и со всего маху разбил кружку о чужую голову. Он не ожидал. Выражение лица убийцы ничуть не поменялось, лишь улыбки и след простыл. На её смену пришёл дикий рык и оскал, что в совокупности с кровью, текущей с виска, выглядело ужасающе. Он сделал шаг вперед, сокращая то минимальное расстояние между нами, а я, в свою очередь, наотмашь взмахнул остатками рваного стекла, цепляя грудь преступника. Третий раз навредить мне не дали, схватили за кисть руки и с колоссальной силой приложили об стол. Хруст пальца яркой болью пульсировал по нервам. Я сдавленно взвыл, а новая порция слёз брызнула из глаз. — Маленький сучий ангел решил сыграть в игру, — прорычал он и дал звонкую пощёчину. Лицо полыхало. Всё тело будто отказывалось снова воспроизводить жизнедеятельность, поэтому колени подогнулись, но чужие руки обвили талию, удерживая на месте. — Зачем ты это делаешь... — шепчу я умалишённо, кладя руки на его грудь в попытке освободиться, но всё тщетно. Кровь пачкала мою кожу и капала на пол. Металлический запах с запахом страха душил во мне любую надежду. — Я делаю то, что хочу, — преступник резко, грубо откидывает меня на пол, и я больно ударяюсь плечом. Быстро очнувшись, я встаю на четвереньки и изо всех сил ползу прочь, чувствуя сзади липкую поступь. Голова кружилась, а тело вело из стороны в сторону. Мои руки оставляли после себя алые следы, а палец опух от перелома, но я всё ещё цеплялся за веру в лучшее и попытался встать. Только почувствовав под стопами твёрдую поверхность, как меня сгребли в охапку и закинули на стол, будто ничего не вешу. Он забрался сверху. Тяжесть его тела сковывала, но я отбивался, пуляя кулаками неразборчиво, пока моей шеи не коснулась холодная сталь ножа. Я замер. — Ещё одно движение, и я тебя прирежу, как скот, — шипел он мне прямо в губы, наклонившись. Остриё скользнуло вниз к ключицам, оставляя незримую линию пореза и три бусинки алой крови. Мне было страшно. Лоб прошибал пот от осознания того, что я скоро умру. — Пожалуйста, не надо,— еле слышно шептал я, но мучитель услышал каждое слово. — Умоляй, — в его глазах плескалась злость вперемешку с возбуждением, которое я никогда не смогу понять. Что, если следствие что-то всё это время упускало? Что, если он насиловал всех жертв? Остриё, не спеша, разрезало одну пуговицу, затем вторую и так до последней, пока моих рёбер и пупка не коснулась прохлада. Он будто любовался оливковой кожей, исследовал каждый дюйм и только потом поддался своему желанию и припал к шее. Сначала водил губами, жадно внюхивался, затем выцеловывал. Тело покрылось мурашками, а когда влажный горячий язык принялся вылизывать и жадно посасывать, мои пальцы ног свело судорогой от истомы наслаждения. Будто поддавался ласкам. Я отчаянно завопил, зажмурившись. Стараясь управлять потоком того, что мне неподвластно, всхлипнул, сглатывая ком в горле. Я противился этим ощущениям. Противился поддаваться мучителю и доставлять ему удовольствие подчинением. Никогда. Шершавый язык собрал капли моей крови с пореза и преступник блаженно заурчал. Терзая кожу на ключицах и спускаясь к груди, я ещё мог что-то контролировать, но когда розовый сосок оказался в горячем влажном рту — тело прогнулось в спине навстречу. Он посасывал набухший нервный комок, и предательский стон вырвался из моей глотки, доставляя удовольствие его ушам. — Вот так, малыш, — он подул на сосок и вновь припал, зажимая зубами и оттягивая. Пока я прослеживал за собственными чувствами и болью от натянутых мышц живота, мои штаны расстегнули и спустили до колен. Когда почувствовал его руку между моими ногами, то задёргался. — Не рыпайся, — рыкнул он, подняв своё лицо на уровне моего. Проталкивая в мой рот два пальца и смачивая, я замотал головой в протесте, на что получил ещё одну пощёчину и замер. — Не надо, — умолял уже я, повернув голову на бок. — Смотри на меня, — приказ, который выполнять я не намерен, — Смотри, иначе пожалеешь. Он ломал. Несколько раз громко выдохнув, я всё же перевёл заплаканные глаза на преступника. Пользуясь случаем, в более точных деталях разглядел его лицо вблизи и поразился мужественной красоте. Его красили даже мимические морщины и эта бездна глаз... От резкого вторжения я простонал от боли. Палец вошёл в меня без церемоний и нежностей в попытке растянуть. — Убери, мне больно, — я потянулся руками к его, чтобы остановить, но к одному пальцу добавили второй. Несколько быстрых движений вызвали искры в моих глазах. Я схватился за плечи мучителя и беззвучно глотал боль отчаяния, пока не почувствовал резкую вспышку незнакомого мне наслаждения. Я встрепенулся, пока руки внутри расширяли стенки, а бедра сами поддались вперёд. — Маленький, похотливый ангел, — хрипло рассмеялся мужчина и, вытащив руку, перевернул меня на живот, поднимая на колени. От гладкой поверхности ноги разъезжались, но меня крепко придерживали и не давали рухнуть. Я слышал шорох позади, а затем почувствовал, как в анус что-то упирается. Пока доходило осознание, в меня вошли одним резким толчком, от чего я чуть не полетел вперёд. Из горла вырвалось болезненное шипение. Перед глазами замерцали чёрные круги, предвещая обморок, но на мой затылок легла ладонь и смяла волосы в кулак, приподнимая за пряди с локтей на руки. — Какой же ты узкий, ангел... — будто восхвалял он. Смысл его слов дошёл не сразу. Всё внимание было сосредоточено на боли в пояснице. Не получив никакой вовлечённости, ладонь свободной руки преступника сначала огладила мой выпуклый зад, а затем шлёпнула по нежной коже. Собственный писк показался мне незнакомым. Его движения стали резче и чаще, а боль плавно растворялась, уступая место блаженству и наслаждению. Возбуждению. Слёзы текли ручьём по щекам, а тело непослушно начало поддаваться зверскому такту. Убийца будто издевался, выходя полностью, а затем вновь вгоняя в меня свой, внушительного размера, член, что внутри распирал. Первый стон симфонией смешался со звуком шлепков яиц о мою задницу, по которой так же прикладывалась ладонь с несдержанной силой. Ягодицы горели огнём, но их продолжали мять и сжимать, хлестать и рычать. — Пожалуйста... — простонал я, чувствуя, как вгрызаются в мою шею. — Не надо? — передразнил преступник со сбитым, тяжёлым дыханием. — Нет... — на мгновение я испугался вопроса и немного пришёл в себя, но после очередного толчка вновь пустился в поток желания и наслаждения. — А что надо? — член внутри задел простату, вырывая из моего рта ещё один желанный блядский вой. Я не мог сказать что-то внятное от ярких вспышек перед глазами. Собственный член ныл и требовал ласки. Рука непроизвольно потянулась к гениталиям, но очередной шлепок по онемелой заднице вызвал жалобный скулёж и дрожь. Мучитель замер во мне, издевательски ожидая ответа, и влажно конкурируя языком линию роста волос. — Что надо, Тэхён? — я испугался этого властного шёпота, угрожающе доносившегося до моего слуха. Я чуть сжался, но возбуждение лишь сильнее накатывало, и будто такая обстановка изрядно щекотала мои извращённые фантазии. Что со мной? — Хочу... — сбивчиво начал я и замолк, пока не получил сильный шлепок по сочной попе, — Хочу, чтобы ты трахнул меня. Преступник горячо выдохнул мне в шею и спустился на пол. Я разочарованно простонал, падая на стол без точки опоры, пока меня не притянули за лодыжки к краю стола. В губы впились требовательным поцелуем. Я растерянно замер, испытывая жгучую боль в задница и тянущее возбуждение в животе. В рот ворвался чужой язык и по-хозяйски вылизывал мой, надавливая и касаясь нёба. Воздуха не хватало, и я попытался отстраниться, но мне не позволили, хватая за щёки по обе стороны и надавливая. Мой рот будто сжирали. Ответив на поцелуй, и сплетаясь с ним языком, преступник засосал мою плоть в свой рот. Мой стон и его рычания контрастировали и вызывали новый поток похоти. Я обхватил ногами его талию, смыкая на упругих ягодицах, и потёрся бедрами о его стояк, созывая. Убийца рыкнул и выругался, сжав мои бёдра, и неохотно отрываясь от губ. По моему подбородку текли наши с ним слюни и капали на грудь, а губы распухли от поцелуя. Он вошёл в меня, с остервенением вбивая в стол, а я запрокинул голову вверх, раздирая горло и сознание от эмоций. Стол заскрипел от яростных толчков. Преступник припал к моим соскам, слизывая стекающие слюни. Он трахал меня грубо, без нежностей и задержек. Кромсал по кусочкам всего. Его хаотичные движения не сбавляли темп, а мышцы перед моим взором выделялись чёткими контурами от напряжения. В его глазах пылал огонь собственничества. Преступник метил каждый уголок моего тела, а когда я противился — издавал угрожающие звуки. — Мой, — повторял он неоднократно, будто мантру заучивал. Или мне пытался вдолбить. Его руки побывали везде. Запах мускуса, древесных нот и пота смешался с моим запахом шафрана и магнолии. Феромоны секса и крови сдавливали кислород в помещении, от чего я не мог надышаться. Я знал, что после всего этого последует. Меня убьют, а перед этим будет время самокопания. Я знал, что возненавижу себя и собственную реакцию, но по-прежнему раздвигал ноги и поддавался. Созывал зверя и соблазнял. Наслаждался его животной помешанностью и зависимостью. По его накаченному телу стекали капли пота, а язык облизывал собственные губы, не отводя от меня тёмного взора. Я протянул к нему руку, не контролируя себя, и коснулся щеки, где свернулась кровь. — Я накажу тебя за порезы, — обещает он, а я на мгновение возмутился. Верю, но разве сейчас не наказание? Мышцы паховой области и сфинктера начали интенсивно сокращаться, а я задрожал, закусывая губу от оргазма. Громкий стон оглушил. Яркое чувство наслаждения и тепла изливались со всех сторон. Ноги от эмоций сжались крепче у основания пояса. Я чувствовал, как опустошаюсь вместе с влагой, оседавшей на мой живот. Мышцы моего тела расслабились. Преступник чуть отстранился и перевернул меня на живот, раздвигая ягодицы в разные стороны руками. Плюнув в растянутую дырочку, вновь одним размашистым движением вошёл, посылая хриплый скрежет с горла округе. Пошлые звуки ласкали слух. Под животом от толчков хлюпала моя сперма. Убийца наклонился и выцеловывал мою мокрую спину, собирая влагу губами и оставляя следы от зубов на чувствительной коже. Когда я обернулся из последних сил и взглянул в его опущенное лицо, то увидел, с каким вожделением он любовался открывающимся перед ним видом. Одна рука давила мне на поясницу, когда как другая ладонь оглаживала раскрасневшуюся выпяченную задницу. Когда наши взгляды столкнулись, а я не успел отвести свой, он громко и больно ударил по ягодице, оставляя отпечаток собственной ладони. Ещё несколько толчков, и я почувствовал, как внутрь меня изливаются, и горячая сперма стекает с внутренней стороны моих ног. Преступник прижался к моей спине, не выходя какое-то время. Я чувствовал спиной его бешеное сердцебиение и не имел сил двигаться, погружаясь в дремоту от накатившего бессилия. Вскоре наступил холод. Убийца отстранился, а следом подхватил меня на руки, ступая босыми кровавыми ногами по паркету. Его дыхание уже пришло в норму, но сердце под ухом по-прежнему не обрело покой. Он уложил меня на мягкость простыней в комнате и сам лёг рядом. Перина под его весом прогнулась, от чего я ближе скатился к нему в объятия и чуть глаза приоткрыл. Сильные руки обвили мою талию и гладили ногу, которую я непредусмотрительно закинул на бёдра мучителя. Подобная несвойственная ему ласка вызвала табун мурашек по коже. Его задумчивое лицо скользило по моему телу, которое освещалось лишь луной за окном. Почувствовав на себе мой взгляд, он перевёл свой в ответ, наблюдая за каждой мелькнувшей эмоцией в моих глазах. Одержимость никуда не делась, она все так же заседала на троне его внутреннего стержня. Я приоткрыл было рот, чтобы спросить о дальнейшей судьбе, но мне его бесцеремонно закрыли требовательным поцелуем, сминая губы. Он целовал долго, мокро. Час? Два? А может, три? Лучи рассвета бликовали в комнате, придавая чёткости взгляду. Сначала мы оба расслабленно двигали челюстями, пока преступник не накрыл меня собой. Тяжесть его тела сбила все разумные мысли, а давящее колено между ног возбуждало ещё не отдохнувшее тело. Член наливался кровью, а нескончаемые звуки поцелуев набирали обороты. Я мычал в его губы, но мне никто не давал права выбора. Наши слюни тонкой струйкой стекали по моим щекам. Он обводил языком мои кровавые от давления губы, вылизывал и покусывал. Рот саднил так, что я вытащил язык и невесомо ластился к его, кружась спиралью и причмокивая. Мои тонкие пальцы исследовали его крепкие напряжённые мышцы плеч, спины. Спускались вниз к груди, задевая рану и вызывая гортанный рык. Касались пресса и надавливали, когда чувствовали под кожей сокращения. Мне нравилась его реакция на действия. Я будто держал зверя за поводке, манипулировал каждым зазывным действием под свой страх и риск. Животное хоть и кусалось, но не убивало. Меня возбуждала его властность и контроль. Его жестокость и похоть. За эту ночь я будто родился заново. Хотя, скорее всего, просто сошёл с ума. Я громко выдохнул в его рот, когда почувствовал головку его члена у ануса. Он будто считывал каждую мою мысль с лица, поэтому медлил. Водил вдоль и касался моей плоти незамысловатыми движениями. — Пожалуйста, — облизывая губы, я с мольбой погрязнул в его взоре. — Пожалуйста, что? — издевательски вздёрнул он бровь, наблюдая за моим юрким языком и улыбаясь. — Трахни меня, — мои бёдра поддались вперёд. И он ворвался, раздвигая внутренние стенки. В своей привычной манере резко и грубо, в моей непривычной манере болезненно и неожиданно. Из горла вырвался стон, а преступник наклонился, оставляя на шее алый след от засоса. — Ты мой, — рыкнул он, вбиваясь с такой яростью, будто кто-то сейчас у него лакомый кусок возжелает отнять, — Повтори: я твой, Чонгук. Я широко распахнул свои лазурные глаза и смотрел в его с удивлением и похотью. Следующий толчок вошёл под другим углом, а из глаз посыпались слёзы от наслаждения. Я ничего не понимал, здравомыслие покинуло меня ещё в столовой. Сорванным голосом я подписал себе приговор. — Я твой, Чонгук. Приговор, который гласит о том, что отныне я — собственность Дьявола. Приговор, в котором обещает мучения и страх, боль и отчаяние. Приговор похоти и страсти, нежности и ласки. Приговор, гласивший, что однажды, попав в ловушку, нет пути отступления.