На линии огня,
Я отдал тебе любовь не зря.
И на острове необычайном,
Ты был моей тайной.
— Всем надеть маски! — приказной тон Токио эхом раздался в музее монетного двора Испании. Заложники вздрогнули и быстро принялись надевать уже давно знакомые маски Дали. — Они уже тут. — продолжила она, сделав несколько шагов к пришедшему на шум Берлину. — Тащите Браунинг в третье хранилище. — Андрес сказал это не просто так. — За ним Денвер пошел. — Рио все еще пытался отдышаться после жаркой перестрелки. К слову, еще с самого начала ограбления, как только они ворвались в здание, Берлин понял, что скорее всего выбраться живым отсюда не получится. Но это его не то чтобы сильно огорчало, как раз наоборот. Последние пару лет были ужасными во всех смыслах. И дело даже не в том, что он загремел в тюрьму на несколько месяцев, а в том, что в пятый раз остался с разбитым сердцем, верил в любовь, пока сам не разочаровался в ней и не потерял оставшиеся крупицы доверия к людям. — А с ними что делать? — спросил Палермо мотнув головой в сторону заложников. Он стоял чуть позади Токио и Рио. Самый спокойный на первый взгляд среди всех, но последние сутки переживал сильнее, чем вся банда в десятикратном размере. — Отдадим. — скомандовал Берлин и их взгляды пересеклись. Мартин кратко кивнул и сказал повысив голос: — Сломали строй! Заложники заметались как бабочки в закрытой банке. — Перемешались и встали на колени. Все, быстро! — продолжал он, сканируя толпу взглядом, проверяя все ли выполняют указания. Запуганные, измученные, скучающие по семьям, дому и свободе заложники уже не знали куда себя деть. Несколько дней они ходили по тонкому канату смерти. Пускай грабители не убили ни одного из них, даже ту секретаршу Монику, чья пропажа сначала была загадкой, оставили в живых. Но чего стоил так называемый план «Валенсия» с имитированным расстрелом. Сейчас грабители могли поступить как угодно, даже глазом не моргнув. Тем временем спецназ с каждой секундой становился все ближе, наступая сильнее на хвост. Оставаться дольше было опасно. Им не хватило несколько минут, чтобы напечатать желанный миллиард евро. И теперь приходилось, бросив все, бежать как крысы с тонущего корабля. — Уходим, Палермо! — Берлин мимолётным жестом хватает того за запястье и уводит за собой в сторону хранилища. Сейчас он думал о сохранности других. Собственная жизнь давно перестала иметь цену. Да, раньше Андрес бы стал распинаться о том, как важно время, и нужно думать о себе, как заделанный эгоист. Но, стоя на пороге пожизненного ареста, смерть кажется не такой уж и страшной. Они быстро спускаются по лестнице. Коленки слегка подрагивают, а грудь сдавило от волнения. Их ощущения можно сравнить с побегом от волка. Тот каждый раз дышит горячо в спину и открывает пасть перед сильнейшим укусом, но жертва все равно оказывается на шаг впереди. Им не впервой так убегать. Сколько мелких ограблений эти двое провернули вместе в течении десяти лет дружбы — сосчитать невозможно. Мартин всецело доверял Андресу, поддерживал любые его затеи, помогал усовершенствовать и вознести до неимоверных масштабов. Ограбление монетного двора было дерзкое, неожиданное, безумное и, казалось бы, невыполнимое. Но в тот раз все пошло не так. Идею предложил Серхио, и Мартин вспоминал с завистью, как Андрес восхищался братом. «Мы сопротивление!» — постоянно повторял он, развешивая на стене съёмной квартиры все новые чертежи здания или в десятый раз перечитывая криминальную биографию людей, подходящих для дела. После радовало одно, что Профессор изначально находился снаружи и больше не мог своим присутствием испортить настроение Берроте. Это помогло укрепить отношения с Андресом. Перед каждым рискованным шагом он звал Мартина к себе в кабинет и советовался, как с равным. На третий день они даже позволили себе задержаться и выпить бутылку вина как в старые добрые. — Подключай игрушку, Хельсинки! — резво воскликнул Берлин, заметив, как серб возится с оружием. При виде Браунинга, спрятанного за кучей мешков с песком, на его лице появилась довольная улыбка. Наверное, стать фаршем из пуль спецназ точно не планировал. Палермо тем временем прошел вперед и заглянул в хранилище. — Найроби, как дела? — спросил он. — Засаду уже устроили, осталась последняя часть денег. — послышалось в ответ. — Отлично.***
В эту секунду уже на десятках телевизионных каналов Мадрида, мелькали кадры, где заложники толпой выбегают из монетного двора. Некоторые держались за руки, у кого-то неконтролируемо шли слёзы, многие щурились от яркого солнца и хотели спрятаться поскорее, лишь бы не возвращаться в тот Ад. Полковник Прието уже отдал распоряжение всех пересчитать и допросить. Что-то ему подсказывало, что полиция ищет совершенно не в том направлении и ранняя находка шести заложников в так называемом «туннеле» подтвердила его догадки. — Деньги они выносят наружу через хранилище. — сказала Паркер, как только их завели в палатку. — Они проделали в полу дыру, через нее и уносят. Полковник недовольно нахмурил брови. Верить оснований у него не было, но и выдумать такое дочка посла просто так не могла. — Подойдите. — он подвел их к большому металлическому столу, на котором располагался чертёж точного строения подвала. — Хранилищ всего четыре, по два с каждой стороны. — Прието продемонстрировал соответствующие элементы на бумаге. — Помнишь какое именно? Паркер, даже не сомневаясь, указала на одно из них. — Вот оно, под номером три. — А ты уверенна, Элисон? — спросил с надеждой полковник. — Да. Прието тотчас же связался с Суаресом и сообщил, что теперь главная цель — третье хранилище.***
— Валим от сюда, сейчас же! — раздался голос перепуганного Рио. — Они уже в подвале. — за ним подоспела Токио. — Где Денвер? — На пол пути в ангар. — ответил ей Берлин. — Чего встали? — Уходите. Токио непонимающе склонила голову, странное спокойствие Андреса пугало и вызывало в голове вопросы. — Это приказ. — холодно сказал Фонойоса развеивая ее замешательство. — Пойдем. — Рио схватил девушку за руку и насильно повел в туннель. Берлин проводил их уставшим взглядом. Выражать эмоции не его конёк, но за эти месяцы он сроднился с ребятами. Даже простил Токио ту выходку с русской рулеткой, она просто стала жертвой обстоятельств в сумме с бунтарским характером и вспыльчивостью. Где-то в глубине души ему будет не хватать ее вот этой огненной перчинки. Но долго глазеть на удаляющуюся парочку он не смог, так как получил несильный толчок в грудь. — Какого чёрта происходит? — тихо спросил Мартин, смотря ему в глаза. — Совсем спятил? — Берлин, Палермо! — их прервала Найроби. — Все уходим! Андрес осторожно обошёл Мартина ловя на себе испепеляющий взгляд. Тот, видимо, что-то заподозрил, но говорить не стал. Просто скрестил руки на груди и стал ждать, что же их командир прикажет делать дальше. — Они знают где мы, марш отсюда. — ситуация накаляется. — Хельсинки, возьми Найроби и Палермо, я подожду их. — В смысле подождёшь?! — Мартина от такого заявления будто ударило током. Становилось ясно к чему Андрес клонит, но все не может быть настолько плохо, так ведь? — Это нужно объяснять? Если они попадут в туннель мы все покойники! Сейчас не хватало устроить ссору, когда им на пятки наступает спецназ. — Ты что творишь, Берлин? — зло спросила Найроби. Ей хотелось ему врезать за неуместный героизм и включённый режим «мачо». — Кто-то должен остаться тут и задержать их! — Никто. — отрезал резко Мартин. — Но они будут здесь в любую секунду. — Андреса начинала раздражать их непробиваемость, его же буквально отговаривали от желанной кончины. Кому рассказать — засмеют. — Мы уйдем отсюда только все вместе! — Кажется, уже все поняли какой я, поэтому… — Берлин притих, наблюдая за остальными. — Женщин и педиков пропускаю вперед. Упёртость и тупость Фонойосы порой бесили Мартина до чёртиков. Его нарциссизм и любовь к вниманию непобедимы, даже сейчас он из кожи вон лезет лишь бы драму устроить. Да, Берроте дорожил Андресом как самым ценным что имел и хотел сохранить любой ценой, но временами испытывал непреодолимое желание просто застрелиться от поступков Берлина. Но сейчас бежать отсюда совершенно не было сил. Возможно, вот он шанс словить пулю в лоб, но не бросить дорогого человека в беде и спасти остальных. Рядом с Андресом Мартин чувствовал себя в безопасности, а без него виднелись впереди непроглядная дымка, холод и мрак. Может, умереть вместе не так уж и страшно, как остаться в одиночестве. — Я тебя одного не оставлю. — Мартин просто смириться не мог с тем, что сейчас происходит. Все не могло закончиться вот так. Просто, мать твою, не могло, это незаконно. — Сейчас не время геройствовать, они вот-вот придут. — но Андрес не отступался. Руками и ногами отталкивал любую помощь, потому что боялся потерять еще кого-то по своей вине. — Кто бы говорил! — но и Берроте не так прост и слаб, как кажется. — Меньше демагогию разводил — уже б были на другом конце Мадрида. — Мне терять нечего. — за такие слова правда хочется ударить. — У каждого из вас есть куда потратить деньги. А я что? Все равно отброшу коньки, какая разница? — Зато мне есть что терять, точнее кого. — Мартин подошел вплотную к Андресу и с уверенностью прошептал ему в лицо: — Если придется, я выволоку тебя отсюда за волосы, но не позволю умереть, слышишь? Мартин знал, что ему не откажут, сколько бы Андрес не отнекивался, не упирался, не строил из себя бедного несчастного, все равно обстоятельства заставляли их работать плечом к плечу. И запороть план своей бездумной выходкой они должны вдвоём. Если и попадать в самую преисподнюю, то вперед и с песней. Полюбившаяся всей банде «Bella ciao» подходила сюда как нельзя кстати. Берлин молчит. Шестерёнки в его голове неустанно работают, еще секунда из ушей бы пошёл пар. Вечно Мартин лезет куда не надо, бросается за ним то в огонь, то в воду. В другие разы они выбирались, но сегодня Андрес был не готов нести на себе такой груз, как смерть друга из-за собственной гордости. Это требовало мужества, а он совершенно не такой. И Мартин не достоин смерти, тем более такой ужасной как от кучи пуль в теле. Скорее уж сгнить в сырой земле, чем валяться на холодном бетоне в луже крови. Палермо похож на человека, которому позволено умереть в старости, в свое доме, где-нибудь на берегу моря, счастливым и убеждённым, что жизнь прожита не зря. А Андрес обречён. Песок в его песочных часах практически высыпался, и расчёт шел уже не на пять лет, а максимум полтора года. Выхода особо не было. Заставить Мартина покинуть монетный двор — плохая затея, тот не согласится. Разрешить остаться — верная смерть. Но уже было слишком поздно. В дальней части коридора эхом раздавались шаги спецназовцев, они убежать не успеют, разве что сдержать и оказать сопротивление. Ведь это бунт против устоев власти из собственных принципов. — Мы с Палермо задержим их. Мартин победно ухмыльнулся и крепче сжал М16 в руках. Последующие минуты обещают быть жаркими. — Ненавижу! — кричит молчавшая до этого Найроби. — Ненавижу вас! — Пошли уже. — Хельсинки хватает ее и силой утаскивает в хранилище. Времени на подготовку практически не оставалось. Надежно спрятавшись за плотно выстроенным укрытием из мешков с песком, так, что были видны только макушки, Берлин и Палермо выжидали, не спуская взгляда с входа в коридор, ведущий к хранилищу. — Как выберешься купи остров за мои деньги, на память. — прошептал Андрес развеивая давящую тишину. — При условии, что мы там будем вместе. — Мартин же его просто так никуда не отпустит. Фонойоса помедлил с ответом. На подходе спецназ Испании, а они решили поговорить об островах и совместном будущем, лучше не придумаешь. — Вместе можем отправиться на тот свет. — он закрепил ленту патронов в пулемёте и снял заглушку с характерным щёлкающим звуком. — Эх, всегда мечтал побегать голышом по пляжу на старости лет. Они улыбнулись друг другу и обменялись краткими теплыми взглядами. — Не такой уж ты и старый. — ответил Мартин. Заслышав особенно громкий многочисленный топот в паре метров, Берроте вставил обойму в автомат и приготовился открыть огонь. Спецназ вошел внутрь и тут же раздались десятки, а то и сотни выстрелов в их сторону. — Крупный калибр! — прокричал Суарес. — В укрытие! От пуль Браунинга в стене оставались крупные трещины, дырки и сколы. Пыль поднялась едким облаком, а стены будто дрожали от исходящих вибраций. Страх исчез, а на его место пришла ярость. В момент, когда Андрес устанавливал новую ленту в пулемёт, полицейские ждать не стали и раздались ответные выстрелы. Пули пролетали над их головами рассекая воздух, но они не испугались, также отвечая огнем. Вдвоем против всего мира. — Какого хрена ты вообще согласился со мной остаться? — спрашивает Андрес громко. Кажется, сейчас до него дошло, в какое дерьмо они вляпались. — Захотелось адреналина перед смертью, а что? — Я серьёзно спрашиваю, почему? — Потому что… — Мартин запнулся, пытаясь отстреливаться, потом пригнулся для перезарядки оружия. Заветные слова вертятся на языке уже не один год и сейчас для них не самое подходящее время, но лучше поздно, чем никогда. — Потому что люблю тебя. — Тогда… — Андрес стиснул зубы и снова нажал на спусковой курок Браунинга. Пули повторно не дали спецназу пройти. — Перестань меня любить. Мартин мысленно проклял себя за длинный язык и тайные желания. Хотя какого еще ответа стоило ожидать в такой ситуации? Прекратить огонь, остановить полицейских по причине признания в чувствах, по-быстрому обручиться, смастерив кольца из гранатной чеки, и благополучно скрепить узы вечной любви общими наручниками? — Такой себе план. — К чёрту! — прокричал Суерес своим людям при очередном пулевом залпе. — Мы не можем заткнуть этот пулемёт, остаётся его уничтожить. Гранату! Полицейские выполнили приказ и звон летящих по полу гранат раздался как гром среди ясного неба. — Бежим отсюда! — Андрес схватил Мартина за руку, перед этим успев взять оставленный рядом М16, и побежал в хранилище. Как только за ними закрылась стальная бронированная дверь — прогремел мощный взрыв. Люминесцентные лампы замигали, некоторые даже упали на пол и разбились, а с потолка на голову посыпалась мелкая штукатурка и бетонная пыль. Дышать стало трудно, а уши заложило от грохота. Но все стихло так же быстро, как и началось. Палермо с опаской открыл глаза и посмотрел на Берлина. Их взгляды встретились, повисло неловкое молчание. Пожалуй, в каком-нибудь дешёвом неправдоподобном сериале это был бы самый безумный момент для поцелуя, но Мартин не решается. В горле стоит ком, а руки подрагивают. Андрес это заметил и поспешил успокоить: — Обсудим всё после. — быстро сказал он, крепче сжав руки на его плечах. — А пока, держи автомат крепче. Мартин робко кивнул и ощутил, как щеки горят, а сердце учащенно бьётся. «После»… значит у них есть шанс выбраться отсюда в живых. Оставался вопрос: как? Когда они вышли обратно в коридор, глаза начали слезиться от большого количества образовавшегося дыма, мелкие металлические осколки хрустели под ногами, а от прошлого укрытия мало что осталось. Пройдя вдоль стен с разных сторон, Мартин и Андрес шустро спрятались за остатками уцелевших мешков. Полицейские пытались продвинуться, освещая коридор тонкими зелёными лазерами от автоматов для выявления цели. Палермо взглянул на напротив сидящего Берлина. Тот приложил палец к губам, призывая вести себя тихо. Затем вставил предпоследнюю обойму и жестом показал на счёт три открыть огонь. Выстрелы раздались с новой силой, гильзы отлетали от защитных щитов, оставляя вмятины, а спецназ попятился назад с громкими криками. Мартин не знал, как долго они смогут так продержаться. Патронов оставалось все меньше, а время убежать в туннель ускользало сквозь пальцы как песок. Радовало только то, что Найроби и Хельсинки скорее всего уже успели выбраться и во всю готовились к выполнению финальной части плана — красивому побегу на виду у всех. — Берлин, Палермо, — сквозь сильнейшие помехи по рации раздался голос Профессора. — Что у вас там происходит? Признаться честно, Мартин уже успел соскучиться по Серхио, может смогут хоть нормально поболтать перед предстоящей смертью. — Вечеринка в самом разгаре, сеньор Профессор. — отвечает Берроте, спрятавшись от выстрелов за мешками. — Выбирайтесь оттуда, время еще есть. — Отставить. — вклинивается Андрес. — Мы уже не успеем. Они в паре шагов от туннеля. — Палермо ловит на себе его сожалеющий взгляд. Впервые в жизни. Полицейские продолжают стрелять, и этот миг кажется по-настоящему последним. У каждого оставалась заключительная часть патронов, но было в этом что-то романтичное. Сидеть в укрытии максимально пригнувшись к полу, удерживая в руках М16 и понимать: не будет уже никакого после, есть только сейчас. Но зато они не поставили ограбление под угрозу, посчитав деньги важнее собственных жизней. Настоящее безумие. — Мы взорвем его, как только вы будете в нескольких метрах от выхода наружу, спецназ не сможет пройти из-за завалов. Пускай, Профессор и был в другой части города, но Мартин мог поклясться, что тот сейчас нервно поправляет очки, пытается унять трясущиеся руки и в перерывах вытирает со лба пот. — А какова гарантия, что все пройдет гладко? — спрашивает Палермо, после чего снова стреляет в полицейских. — Не знаю, но другого варианта нет. — Решил сыграть нашими жизнями в рулетку? Давай, моя на чёрную, Андреса на красную. — Берроте мельком поглядывает на Фонойосу. Уголки рта которого дрогнули в мимолётной улыбке. — Нет. — отрезал Профессор, после глухо вздохнул и продолжил: — Палермо, просто доверьтесь мне. Я не готов потерять брата и друга. Вдруг громкий голос Суареса прорезал накалённый воздух: — Дожимаем их! Наступайте! Пули новым градом летят в их сторону, одна даже пронеслась мимо Мартина, зацепив край комбинезона. — Твою мать! — воскликнул он, закрыв голову руками. — Ладно, Серхио, только вытри сопли, конец связи. — Умоляю, поторопитесь. Шум в рации исчез, оставляя их наедине слушать «симфонию» из выстрелов. — Ну и каков наш дальнейший план, командир? — спросил Мартин у Андреса. Его голос уже порядком так охрип. — Я вообще-то уже помирать собрался. — слышится в ответ. Берлин не сдается и снова пытается задержать и так уже близко подошедший спецназ. — Ещё успеешь, но не сегодня. — теперь они стреляют вместе. — Знаешь, возможно, ради жизни вдвоём на острове и можно рискнуть. — говорит Андрес, заряжая автомат последними патронами. — Отстреливаемся и отступаем к туннелю. Мартин кивнул и принялся ждать сигнала. Пожалуй, это самое мозговыносящее, что они творили. — Давай! — кричит Берлин, дождавшись момента пока полицейские прекратят огонь на несколько секунд. — Чао-какао, ублюдки. Они быстро отходят назад. До хранилища всего ничего, но для Палермо это расстояние кажется бесконечным и опасным. Словно идешь по минному полю, еще и раздаются сотни выстрелов и каждый из них может оказаться смертельным. Андрес стоит рядом, держит полицию на прицеле и стреляет в щиты. Их плечи практически соприкасаются, и чувствуется неосязаемая защита. Но Мартин не останавливается, не сдаётся, верит, что они смогут выбраться. А потом он снова задаст волнующий душу вопрос, без страха отторжения. Тяжёлая металлическая дверь издаёт неприятный звон, уши закладывает, вся какофония звуков смешивается в один огромный ком, грозящий упасть на голову с минуты на минуту. Сердце бешено бьётся, ноги ватные, а в голове ни одной мысли. Уже находясь в туннеле, они двигаются механически, не разбирая пути, ноги сами несут их в сторону выходящей наверх лестницы. Пыль попадает в глаза, все тело ноет, а во рту чувствуется горечь, но тормозить нельзя, как и оборачиваться. В хаосе и неразберихе Мартин даже не сразу понимает, что все время пока они, наполовину согнувшись, быстро шли вперед, Андрес крепко держал его за руку. Выглядело забавно. Причём он за долгие годы научился понимать друга даже без слов. Знал, каким взглядом тот выражал презрение, каким счастье, когда улыбка злорадствующая, а когда искренняя, иногда даже договаривал предложения за Андреса — прекрасное чувство, вы словно единый организм, родственные души. Еще Берроте часто замечал, как во время их приватных разговоров Фонойоса так или иначе прикасался к нему, чаще всего приобнимал за плечи, либо проводил кончиками пальцев вдоль руки. Но конкретно сейчас, все ощущалось иначе. Не как простой жест, или тактильный голод, а поддержка, доверие и… любовь? — Они уже возле лестницы. — тембр Профессора больше похож на голос робота. — Хельсинки, взрывай туннель. Второй взрыв не такой мощный как от двух гранат, но под ногами аж земля содрогнулась. Взбираясь по лестнице, руки Мартина с силой сжимали каждую ступеньку, ноги не слушались, а яркий свет от ламп в ангаре заставляет щуриться. За спиной послышался гул возмущенных, напуганных и застигнутых врасплох полицейских. Прието снова потерпел тактическое поражение. Выбраться окончательно Мартину помог Андрес. Он схватил его за руку и, рывком потянув на себя, заключил в крепкие объятия. Берроте даже не сразу понял, что произошло. Его сознание все еще оставалось в том самом коридоре, под непрекращающемся огнём. В желанной тишине к ним подошел Профессор и так же присоединился к воссоединительным объятьям. Вся остальная часть банды молча наблюдала за этим. Найроби, переодетая в свой шикарный образ приезжей богатой леди, ещё раз убедилась, что эти трое смогут выбраться из любой передряги и порвут глотки друг за друга. И, возможно, её ненависть к Берлину и Палермо не совсем оправдана. — Рад, что вы здесь. — сказал Серхио отходя в сторону. Он посмотрел на остальных и сверился с часами. У них оставалось совсем мало времени. — Займите все свои места, мы почти на финише. Переодетые грабители разошлись по ангару и принялись поочерёдно играть выпавшую им роль. — Напомни больше никогда не соглашаться на твои уловки. — прошептал Андрес Мартину, когда они остались наедине. Грязные, уставшие, потные, напуганные, но счастливые. — Помрешь же без меня. — отвечает тот. Андрес несколько секунд безмолвно вглядывался в лицо Мартина. Словно изучал каждую деталь, хотел запомнить каждый изгиб, каждую ресничку и ямочки на щеках. А потом замер на одно мгновение и прижался своими губами к его. Палермо в тот миг будто умер. Его будто не существовало. Единственное, что он осознавал и чувствовал, — запах Андреса. Сырость. И совсем чуть-чуть — тепло его кожи. Как легко получалось с Фонойосой взлетать на такие высоты, где нет кислорода и кружится голова. И так же легко было с ним падать на раскалённый песок или в кипящую воду и тонуть в ней. Сердце стучало в висках так громко, что ничего, кроме него, не было слышно. И эти несколько невинных касаний губами к губам вызвали такую бурю чувств, что у Мартина за секунду в голове взорвались сотни фейерверков. Андрес плавно отстранился и еще пару секунд рассеяно смотрел ему в лицо. А потом, положив руки Мартину на плечи, довольно сказал: — Говорил же, потом всё обсудим. Берроте тихо засмеялся и уткнулся носом в грудь Фонойосы. Ему было плевать, что где-то там за ними наблюдает недовольный Серхио, а полиция уже едет сюда по указанному Ракель адресу. Его маленькая мечта наконец исполнилась, и все равно сколько им отведено быть вместе. Потраченные десять лет — ничто, по сравнению с предстоящим годом. Они вышли из ангара как раз за пять минут до приезда оперативников. Вдвоём, впрочем, как и всегда. В изначальном плане Берлин и Палермо должны были замаскироваться под давних друзей, которые встретились спустя года, но, из-за приятно сложившихся обстоятельств, теперь они мастерски отыгрывали роль новоиспечённой пары. Мартин не спеша шёл, положив голову Андресу на плечо, мышцы лица болели от непроизвольной улыбки, а в животе порхали бабочки. Фонойоса в свою очередь приобнимал за талию лучшего в мире человека и все думал: по каким же обычаям на островах устраивают свадьбы?