С помощью отвратных колыбелей/Through sick lullabies

— Убийца графа Филиппа, что ты сделал с его братом и Кристиной Дое? Сраженный таким приемом, и так еле стоявший на ногах, Эрик пошатнулся и какое-то время хранил молчание. Ту часть лица, что не была скрыта маской исказила страшная гримаса, кожа была бледна, на лбу выступала испарина. Дотащившись до кресла, и, с глубоким вздохом опустившись в него, Призрак, едва дыша, отрывочными словами, начал свой рассказ: — Дарога, не говори мне о графе Филиппе. Он… Он был уже… мертв… когда… сирена запела… Это несчастный случай… печальный… прискорбно печальный… несчастный случай… Он просто-напросто самым естественным образом упал в озеро! — Лжешь! – воскликнул Перс. Тогда Эрик, склонив голову, сказал: — Я пришел сюда не для того, чтобы говорить с тобой о графе Филиппе, а для того, чтобы сказать тебе, что я умираю… — Где Рауль де Шаньи и Кристина Дое? Несчастный горько сглотнул, шмыгнув носом: — … от любви… дарога… я умираю от любви… что поделаешь… я так ее любил!.. И сейчас все еще люблю, дарога, раз умираю из-за этого, поверь мне. – Горло сдавило спазмом и говорить стало труднее, - Если бы ты знал, как она была красива, когда, поклявшись вечным своим спасением, позволила мне поцеловать ее живую! В первый раз, дарога, слышишь, в первый раз я целовал женщину… Да, живую, я целовал ее живую, а она была прекрасна, словно мертвая!.. Не контролируемый, и не в силах терпеть более он согнулся втрое, сотрясаемый рыданиями. Перс встал и осмелился прикоснуться к Эрику. Он потряс его за руку. — Скажешь мне наконец, живая она или мертвая?.. — Зачем ты меня трясешь? – с усилием отвечал Эрик. – Говорю тебе, что умираю… да, я поцеловал ее живую… — А теперь она умерла? — Говорю же, я поцеловал ее вот так, в лоб, и она не отстранилась от моих губ!.. Ах, это поистине честная девушка! А умерла она или нет, я не думаю. Нет! Нет! – он резко затряс головой, пытаясь отогнать образы того, что уже успела нарисовать память и тут же ощутил нежные успокаивающие поглаживания в области плеч и шеи. – Когда вы с ее женихом кричали, как одержимые, - из-за подступавшей воды, и Кристина подошла ко мне и, глядя на меня своими прекрасными голубыми глазами, поклялась вечным своим спасением, что согласна стать моей живой женой! До той минуты, дарога, я видел свою жену исключительно мертвой… а тут я увидел ее живой!.. Когда мы вышли на поверхность, она ждала меня… ждала! – руки его затряслись, но в эту же секунду по ним растеклось такое незнакомое тепло; захотелось прикрыть глаза. – И когда я подошел, робея, как малый ребенок, она не убежала, нет-нет, она осталась, дождалась меня… И мне показалось, дарога, что она… О, не так заметно, слегка, как живая настоящая невеста, подставила свой лоб… И… и… я… поцеловал ее вот так, в лоб… Ах, до чего же хорошо это, дарога, кого-то поцеловать! – Видимо, воспаленное сознание играло с ним злые шутки, потому что, фантомный, невесомый поцелуй опустился прямо на его лоб, а скулы тут же расслабились, ощутив трепетные поглаживания; Эрик захлебнулся от нежности и теплоты, коими сейчас щедро одаривалось его лицо. – Вот видите! Ее здесь нет, а она уже преследует меня! Я не смогу так жить, дарога! Нет мне помилования, нет теплых слов и сострадания! Ты не можешь этого понять!.. Но я!.. Я!.. Моя мать, дарога, моя бедная мать ни разу не захотела, чтобы я поцеловал ее… Она всегда убегала, бросая мне мою маску!.. Ни она и никакая другая женщина!.. Ни разу!.. Никогда!.. Ай-ай-ай! И тогда я заплакал от такого счастья, а как же иначе. И со слезами упал к ногами Кристины… о, моей милой Кристины!.. – Подняв голову он посмотрел на Перса своими жалкими, заплаканными глазами. – ты тоже плачешь, дарога; и она плакала… Ангел плакал… Надеюсь, ты понимаешь, что после всего этого я превратился в жалкого пса, готового умереть ради нее… О, дарога! Рассказывая все это, Эрик рыдал, и невозможно было сдержать слез, глядя на этого человека, чьи плечи сотрясались; прижав руки к груди, он хрипел то от боли, то от умиления. Призрак смутно видел, как Перс встал с кресла, подошел к нему, и, перехватив ладони, закрывающие лицо, и взял его в руки, показавшиеся слишком нежными для их обладателя. Он вновь почувствовал руки Кристины… Сильно тряхнув головой, он забился в новой истерике, принимая нежные поглаживания по голове, отдающиеся колюще-режущей болью в сердце… — Бедный… Бедный несчастный Эрик… – женский голос отдавался эхом в уголках сознания. — Ты достоин жалости… Он чувствует, как Перс тянется к его лицу, и… снимает маску! Не успев очнуться, он тянется за рукой, забирающей маску, с пронзительным криком. Но вдруг картина начинает резко меняться; наступает кромешная темнота… Не успев и подумать о том, что он умер, Эрик открывает глаза, пытаясь проморгаться. Сил еще недостаточно, чтобы подняться, поэтому он со стоном опускается назад, на спину. Когда тот вновь предпринимает попытку открыть глаза, то видит обеспокоенную, склонившуюся над ним, так чудесно гладящая его по волосам, держащая холодный компресс на его лбу… Обида на то, что это, скорее всего очередной сон, уготовленный его сознанием, кипит, и он, захлебываясь собственными слезами, хрипит: — Не… надо… п-пожалуйста… Смилуйтесь… Я… я хочу умереть… позвольте мне… Кристина… Я не смогу жить в мире… где есть вы… Где есть вы, но… не со мной… - Он замолк вместе с тем, как ее пальцы… ее тонкие худые пальцы, прошлись по его щекам, стирая с них влагу. Взяв его лицо в руки, заставив его обратить взгляд на себя, Кристина мягким убаюкивающим голосом, начала: — Милый Эрик, вы, вероятно, бредили… Я честно поклялась стать вашей женой и сдержала свое обещание. Однако после моего обещания, вы скрылись у себя в кабинете, и я нала вас вот в таком состоянии; вы кричали во сне, у вас был жар и вы постоянно звали меня, поэтому я осталась с вами… Ну тише, тише… Бедный мой милый Эрик… Уверяю вас, я никуда не денусь, ибо сердцем своим поклялась скоротать свою жизнь с вами. Вы, видно, неимоверно устали… Ложитесь ко мне на колени, я помогу вам заснуть… Не в силах возразить более, Эрик, не без помощи Кристины подполз к ее коленям, и, аккуратно положил на них свою голову, до сих пор не веря в действительность происходящего. Решив выяснить все волнующие его вопросы по пробуждении, он устало вздохнул, издав сдавленный всхлип, почувствовав женскую руку, нежно гладящую его по полосам, по изуродованному лицу. Засыпая, он услышал мелодию, напоминавшую колыбельную: Say you'll share with me one love, one lifetime; Скажи, что разделишь со мной любовь и жизнь, Say the word and I will follow you. Скажи слово, и я пойду за тобой. Share each day with me, Раздели со мной каждый день, Each night, each morning. Каждую ночь и утро. Love me, that's all I ask of you Люби меня — это всё, о чём я тебя прошу. Х