***
Ричард уже минут пятнадцать старательно сосал трубку. Трубка раскуриваться на желала, хотя он наполнил её лучшим небесным табаком, трижды проверив взвеску. Вот и сейчас, тонкая струйка серебристого дыма, вместо того, чтобы дать нормальное предсказание, обернулась медведем в сердечке. Скривившись, Ричард вытащил мундштук из губ, вытряхнул остатки табака и развеял дым. Череда чжаньфэндо, фуринов и ветерков отозвались насмешливым перезвоном даже без всякого ветра. Почему-то, высокие и звонкие, хоть и приятные ноты, сейчас звучали как насмешливый хмык наставника, и Ричард скривился, окончательно откладывая трубку в сторону. Нет. Сегодня он с этой вредной штукой не справится. Да и не факт, что справится вообще - у потомков Лита с этим искусством традиционно было... сложно. Лит был самым умным и разумным из четверки, не любил болтать попусту, а потому, если что Лито-ками и нагадывали, кое-как ухватив видение будущего, то тут было твердо: сбудется. Вопреки всему, но произойдёт то, что сказал, но не факт, что нагаданное будет ответом на заданный вопрос, или хотя бы чем-то приятным. Алва всегда над этим хмыкал, говоря, что воронами следовал называть их, а не его, вон какие "каркуши"! Ну конечно, Анэмо-ками что с трубкой, что с музыкой, что с омикудзи управлялся мастерски. Ричарду казалось, что Рокэ может предсказать судьбу просто по полёту облаков, если уж совсем лень использовать инструменты. У Валентина тоже получалось неплохо, во всяком случае, навести туману, успокаивая прихожан, мог легко. Слова текли из него легко и плавно, как речной поток, омывая душу спокойствием, хоть и редко когда несли в себе ясность. У Робера, после того, как тот, излишне усердствуя, спалил половину эма, их воплощая, что-то спрашивать и просить погадать рисковали только люди. И то, не местные, а туристы, что прознали о храме Четырёх, одном из немногих, что сохранился в Талиге на протяжении веков. Так, всё, баста! Ему нужно отвлечься, хоть немного! Всё равно, в такой час в храм редко кто приходит, да и если что, лоси-Роксли или иные его предупредят, вернуться успеет. А сейчас... Почему бы не сходить в город?***
Ричард аж мычал от удовольствия, сменяя храмовое облачение на обычную одежду прямо на себе. Одно из немногих преимуществ активного божественного происхождения - со шмотками заморачиваться приходилось только по особо торжественным случаям. Предупредив духов, что отлучится, и получив в спину целую кучу просьб купить вкусненького, Ричард прошёл сквозь киноварные тории, тут же оказываясь на тихой улочке в центре города. Вздохнув полной грудью, Ричард замер: здесь, в каменных джунглях, где должно быть жарче, чем на клочке природы, где был построен храм, жара отступала, до приятной зябкости, а всё из-за расползающегося по улицам молочного тумана. И это в середине дня, в солнечный день, когда на небе ни облачка. Ричард поджал подрагивающие губы. Удобно вышло, однако! Ему как раз хотелось с ним встретиться! С любым из них, чтобы успокоить душу хоть немного. И сейчас, либо кое-кто точно получит по своей смазливой морде, либо... Ричард замер за углом дома, закрывая своё лицо выставленными вперёд ладонями. Дождавшись, когда звук шагов станет совсем близко, он произнёс: - Я желаю узнать... - Лито-ками? - позвал его мягкий голос, не дожидаясь окончания фразы. Ричард охнул, но тут же опустил ладони, и растерянно улыбнулся. Перед ним стоял красивый юноша с темными волосами, очень, очень приятными чертами лица и самыми красивыми ярко-голубыми глазами, какие Ричард видел в жизни. Свет заполнял глаза полностью, не делая раздела между зрачком, радужкой и склерой, но Ричард и без этого всегда мог понять, когда тот смотрел на него и что ощущал. - Эм, да, привет. - Помахав рукой, поприветствовал Ричард. - Я тоже. - кивнул, улыбаясь ещё шире, юноша. А после огляделся, поглаживая льнущий под его ладони туман, деликатно предлагая. - Может быть, раз мы встретились, продолжим прогулку вместе? Ричард спешно закивал головой, чувствуя, как отказывает голос, и молча, аккуратно встал плечом к его плечу, чувствуя, как не смотря на прохладу тумана, горят его щёки.***
- Значит, предсказания вам никак не даются? - Юноша посмотрел на него с сочувствием, и Ричард, выдохнув, кивнул. Чтобы не путаться, учитывая то, что их было двое, его Окделл называл (с полного на то разрешения!) Сиело, из-за глаз, что так походили на небо. Его сочувствие не унижало, воспринимаясь естественно и умиротворяюще. Они уже подошли к следующему углу, за которым скрывался некто, кто решил погадать, и замерли, пока Сиело отвечал на заданный вопрос. На удивление мягкий поток светлой энергии, возникший между ними, говорил Ричарду о том, что слова Сиело - не пусты, а действительно являются предсказанием и подмогой. Когда они отошли, и туман скрыл от них осчастливленную девушку, Ричард вздохнул, спрашивая с легкой обидой. - Вот как ты это делаешь, а? Сиело лишь рассмеялся легко, качая головой. - Извини, я не могу это пояснить. Для меня это также естественно, как для человека - дышать. Я просто чувствую, что должен сказать. Ричард сердито засопел, но быстро улыбнулся, кивая и принимая. Рядом с Сиело любой негатив таял, как снег, было легко и приятно. Поэтому, ему так хотелось побыть с ним подольше. И вообще.. стать ближе. Сиело мимолётно свёл брови, произнося задумчиво, словно озвучивая мысли. - Странно... - Что именно? - Почему вы используете дым? Я понимаю, если бы это делал Анэмо или Астрапо, но вы... Вы не имеете к дыму никакого отношения, Лито-ками. Разве для гадания не следует использовать то, что знакомо и понятно? То, что вам ближе, например, камни? Ричард открыл было рот, чтобы ответить, но задумался сам. А ведь и правда... Они осчастливили ещё нескольких гадающих, Сиело даже позволил сделать это самому Ричарду, хоть и подсказывая шепотом нужное, когда юноша в белом замер у очередного, пустого перекрестка, устало выдыхая. - На этом, я с вами прощусь, Лито-ками. - Уже всё? - с сожалением спросил Ричард, останавливаясь рядом. - Уже да. - Впрочем, Окделл чувствовал это и сам - туман уже был не молочным, а снежно-белым, заполняя всё вокруг, светясь от избытка Янь, которую даже Сиэло было трудно контролировать. - Хорошо. Эм, что ж, тогда... до скорой встречи? - Да, - кивнул тот, улыбаясь и на прощание легонько касаясь его руки. - До скорой встречи... Лито-ками прикрыл глаза, чтобы не видеть, как тот исчезает, а затем, секунду спустя, Ричард раскрыл глаза, стоя на том же месте, что вышел из тории.***
Прошлявшись ещё с час по местным магазинчикам, скупая весь скинутый ему на телефон список снеков, Ричард замер, поймав панический сигнал от одного из Роксли. "Лито-ками! Тут посетитель!" Ричард кивнул, подхватил пакеты крепче, вбегая в дымчатую, спешно возникшую торию. И тут же рухнул, наткнувшись на того самого "посетителя". Зашипев, вставая и потирая плечо, тот произнес: - Закатные твари, Окделл! Мы же не на поле, чтобы сбивать друг-друга с ног! - Колиньяр? - Моргнул Ричард, присаживаясь, чтобы собрать выпавшие из пакета вкусности. Мда, вот кого-кого, а Эстебана он тут видеть не ожидал. Его одногрупник не походил на верующего. Не в высшие силы, разве что в собственные. - Ну не Леворукий же. - Всё ещё ворчал, пытаясь отряхнуться, выдохнул тот. Огляделся, вздохнул, присаживаясь тоже, помогая собрать продукты. Ричард хмыкнул - насчет Леворукого замечание было занятным, учитывая то, что Эстебан был зеленоглазым левшой. Ему только светлых волос для полного соответствия с Чужаком не хватало. Когда продукты были собраны, и распределены по пакетам и рукам заново, они наконец-то прошли на территорию храма. - Так, зачем пришёл? Помолиться? - С еле заметной усмешкой спросил Ричард, но Колиньяр внезапно кивнул. - И это тоже. Но в основном к тебе. - Ко мне? Зачем? Стоп, как ты узнал, что я вообще буду здесь? Колиньяр, на секунду остановившись, посмотрел на него, как обычно - как на идиота. С учетом того, что у него было первое место по учебе на потоке, это даже не воспринималось, как оскорбление. - Спросил у Валентина. Тот сказал, что у тебя сегодня подработка в храме. Ричард облегченно выдохнул. Ну конечно... Нужно будет сказать спасибо Придду. - Я же должен был как-то передать тебе материалы для проекта, а заодно сказать, что из-за твоего отсутствия на занятии, преподаватель поставил нас в пару. А может, и нет, не стоит. Ну, Валентин, ну, погоди! И почему сам не предупредил? - Ты же мог мне всё скинуть на почту, зачем лично? - Зашипел Ричард. Эстебан ухмыльнулся, перехватывая удобнее ручку от пакета. - Ну как же! А полюбоваться твоим озлобленным личиком? - Он для большего эффекта даже стрельнул глазками, но Окделл этого не заметил, бурча под нос, и Колиньяр вздохнул, перестав играть. Но не улыбаться. Добравшись до самого здания храма, Ричард забрал пакеты и папку с материалами, спешно проходя на домашнюю половину. Вручив духам мзду, сменил одежду на храмовое облачение и вернулся к Эстебану. Как бы он к нему не относился, а тот был человеком, что пришёл в дом бога за помощью. Эстебан оглядел его с ног до головы, после чего хмыкнул: - Быстро. Так, с чего нужно начать? - Что ты знаешь о Четверых? - поманив его за собой, к киоску, уточнил он. Щелкнул пальцами, зажигая лампочку не касаясь выключателя и выставляя на прилавок коробку с предсказаниями, дощечками, благовониями и прочим. - Четверо, они же Абвении, есть сущности, следы которых находятся во всех известных религиях Кэртианы. В одних они выступают как демоны, в других - как боги. В олларианстве Четверо являются сыновьями Создателя, что ушли вслед за ним, убедившись, что за миром есть кому присмотреть. - четко произнёс Эстебан. Меньшего от отличника Ричард не ожидал, и кивнул, легонько улыбаясь. - Верно. Их называют то демонами, то богами, но... Правда в том, что они и то, и другое. - его улыбка стала только шире, когда Колиньяр моргнул. - На деле, Четверо не сыновья Создателя, тот не создавал их осознанно, напрямую, ибо Четверо - есть воплощение основных четырёх черт любого аспекта, получивших самосознание.В Гаийфе существ подобной, сверхъестественной, смешанной природы называют ёкаями. Вот и получается, что Четверо - короли ёкаев. А их потомки - наследники их крови, люди, что при жизни становятся богами. Не как Создатель, конечно, но... тоже силой, с которой приходится считаться и людям, и нелюдям. Особенно последним, потому что одна из обязанностей Повелителей - держать последних в узде, дабы те жили в мире с людьми. - У нас сейчас месяц Осенних Скал, поэтому, в храме заведует Лит, или, как его называют ещё, Лито-ками, Владыка Скал. И все молитвы автоматически направляются к нему, и, либо он их слышит и рассматривает сам, либо передаёт другим. Если хочешь помолиться кому-то из Четверых конкретно, то лучше взять табличку и записать послание на ней. Если же просто хочешь помолиться и пожелать чего-то, можно взять благовоние и молитвы, затем я покажу, как всё следует делать. Эстебан кивнул, пробежался взглядом по коробочками с ароматными палочками, вытаскивая одну с запахом гиацинта. Ричард против воли улыбнулся - ему очень нравился этот запах и цветок, даже жаль, что мало кто выбирал его для воскурения. Затем Колиньяр обернулся к монетам и поднял вопросительно одну бровь. - Талл? - Поскольку они используются для пожертвования и не выходят за пределы храма, нам разрешено их использовать. - пояснил Ричард. Оно и понятно, основной монетой и валютой Талига являлся суан - серебряная монета. Талл, представлявший собой сотню суанов, в своём превозданном виде монеты, был куда дороже чистым золотом по весу, чем номиналом, поэтому в обиходе обычно не использовался, особенно с глобальным переходом на безналичный расчёт. Даже суаны сейчас были редкостью, для мелких покупок, и в основном детьми использовались медные. Колиньяр кивнул, вынул к одной палочке ещё три, доводя до четырёх, и выбрал четыре же талла в качестве пожертвования. Щедро, весьма щедро для единоличной молитвы. Но Ричард лишь кивнул, пододвигая к нему терминал для оплаты. Эстебан самолично, после краткого пояснения, поджег палочки, вкладывая те в пасти четырёх воскурительниц: ворона, спрута, коня и вепря. Погладил ростки росших в поддонах по бокам от алтаря черного бамбука, качнул череду беззвучно передавших его усилие музыкальных амулетов, и напоследок омыл руки и лицо в источнике-фонтанчике. - Это обязательно? - уточнил он, вытираясь переданным Ричардом полотенцем. - Не совсем. - Честно признал тот. - Твою молитву обязательно услышат, но так... Больше вероятность того, что твоя просьба заинтересует и других, и они тоже помогут. Эстебан не скупился, и слушал внимательно, так что, это было меньшее, что Ричард должен был для него сделать. Тот кивнул, одним движением убирая мокрую челку назад. Новая прическа тоже ему шла, придавая отчасти хулиганистый вид, делая моложе. Вернее, заставляя выглядеть на свои года - Ричард впервые за разговор вспомнил о том, что они погодки. Эстебан чередой расположил монеты на алтаре, педантично выровняв их несколько раз, после чего снова обратился к Ричарду. - Молиться обязательно... вслух? Есть какие-то правила? - Нет. Никаких особых правил нет, можно вслух, можно про себя. Главное, чтобы желание шло от сердца. - Приложив руку к собственной груди, произнес Ричард, отступая. Он и так услышит её, но не стоит мешать тому, кто в первый раз решил пообщаться с богом. Эстебан прикрыл глаза, коснулся, по олларианскому обычаю, пальцами губ, выдыхая. И Ричард тоже закрыл глаза, сосредотачиваясь на тихом, точно тонкая струна, звуке молитвы, что становился всё четче: "Лито-ками...Нет. Повелитель Скал, не прошу, не умоляю, но предлагаю: моё пожертвование, и всё, что пожелаешь, в обмен на исцеление моей сестры." Всё ещё мерно дыша, Ричард открыл глаза, зная, что их до самого дна залило живое серебро. Мир замер, ожидая его вердикта. Эстебан даже звучал красиво. Несомненно, гордо, но достойно. А ещё, очень чисто, честно. Так звучали нежность и любовь, так звучала вера, упорство, готовность отвечать за свои слова. Ричарду нравилось это. И, Лито-ками, которым он стал - тоже. Поэтому, он кивнул, закрывая глаза снова, чтобы не только увидеть, но и почувствовать. У зверей в воскурительницах загорелись глаза, и удерживаемые ими палочки разом прогорели до конца. Дым, ставший невидимым, тут же метнулся к нему, окружая запахом гиацинтов. Капли воды на секунду замерли в воздухе, побеги бамбука выпустили по ещё одному, призрачному листку - настоящие на этом месте вырастут меньше чем за сутки. Амулеты наконец-то испустили заждавшийся, задержавшийся внутри них напев, но его почти поглотил гулкий и проникновенный звон огромного колокола, висевшего над каждым из просителей. Молитва была принята. А вместе с ней - и предложение. Золотые монеты на алтаре вспыхнули, вплавляясь до половины в камень, становясь залогом - вытащить их будет невозможно, даже если полностью разрушить алтарь, пока заключенная между богом и человеком сделка так или иначе не будет завершена. Колокол продолжал мягко и торжественно петь. Безгласый, лишенный языка в материальном мире, он звучал в духовном, осыпая Эстебана искорками энергии, даруя ему благословение бога. Эстебан удивленно выдохнул, распахивая глаза. Зелень в них на секунду стала ярче, он огляделся, но золотую пыльцу в воздухе нельзя было разглядеть человеческим глазом. Но вот почувствовать - вполне, и он обернулся к Окделлу. Тот улыбался, прислонившись плечом к косяку. В глазах, уже людских, мягко теплилось серебро. - Поздравляю, Эстебан. Тебя услышали.***
Проводив Колиньяра до торий, Ричард вернулся к храму, со спокойной душой расслабляясь и заходя в дом. В душе было легко и светло - ему давно, считай, никогда не приходилось иметь дело с такой интересной молитвой лично! Нужно будет послать Невепря разузнать, что же там с сестрой Эстебана. Всё же, раз он решил помочь, нужно делать это правильно, с полной отдачей. Да и иметь Колиньяра в должниках - полезно как минимум. И занятно. Можно хотя бы расплатиться с ним за все подколы! Однако, отдохнуть у него не получилось - в зале, разложив тут и там его покупки, сидели Робер и Айрис. Перед ними, сотрясаясь от мольбы, даже подпрыгивая, стояла клетка с кем-то очень плаксивым внутри. Ричард чмокнул сестру в макушку, тут же взьерошил волосы, сел рядом с Робером, кивая ему и запуская руку в пачку с чипсами. Прожевал и уточнил: - Кто там? - Тануки. Помнишь, пару дней назад на небе светошоу было? Он виновник. Подмешал в сакэ кицуне лисью мяту, вот и вышла из приличной свадьбы настоящая оргия. Ричард хмыкнул, новым, хищным взглядом оглядывая поскуливающую клетку. Силы на то, чтобы скрыть происходящее от людей, пришлось прикладывать всем Четверым, и Алва, которого пришлось спешно вызывать из отпуска, обещал как минимум придушить пакостника, а как максимум - придушить, вытащить из Заката, кастрировать, снова придушить и отдать закатным тварям. По идее, он, как нынешний смотритель храма, его поимкой должен заниматься лично, но... Все всё отлично понимали, особенно то, что злющий Окделл, бывший ками меньше года, если и возьмётся за это, то вреда принесёт больше, чем пользы. Тем более, что Роберу охота нравилась. Наследник Астрапа всё-таки. - Что же нам с ним сделать... - задумчиво произнес он, снова взявшись за чипсы. Робер вздохнул, но не возражал, лишь пододвинул поближе банку с лимонадом. - Алва хотел его кастрировать. - Мы его кастрируем?! - с восторгом и широкой улыбкой отозвалась Айрис. Парни переглянулись и протянули ей шоколадку. На всякий случай. - Смилуйся, Лито-ками! Пощади, не лишай главного! Токмо хотел всем хорошо сделать, а оно вона как обернулось! - снова запричитал оборотень, и троица, как могла, попыталась прикрыть смешки. То, что произошедшее было максимум вышедшей из-под контроля шалостью, было и так ясно, но... Но лисы официально попросили найти виновника, и, поскольку были хорошими подданными, игнорировать их не стоило. - Знаю! Лито-ками, знаю! - Что знаешь? - заинтересовался Ричард. - Красавчик с перекрёстка! Пол ощутимо дрогнул. Ричард повернулся к клетке, совсем другим голосом произнося: - Что? - Знаю, где его можно найти! Не раз видел, как он туда ходил, здесь, неподалёку! - Ричард... - Сестра, пересев, аккуратно коснулась его плеча, но Ричард лишь дернулся, подбираясь ближе к клетке. Заглянул внутрь, сильнее пугая своим оскалом зажавшегося в угол тануки, произнося: - Рассказывай.***
Продолжающего возносить хвалебные мольбы тануки Айрис с Робером обещали доставить к кицуне. Ричард "смилостивился", сказав, чтобы те сами вынесли ему приговор, как пострадавшая сторона, но не особо суровый, а он... А у него были дела важнее. Один из трёх, не считая официального, проходов к храму, начинался в парке, неподалёку от главного Олларианского госпиталя имени Святой Октавии. Это было даже объяснимо: не раз отчаявшиеся монахи или просто люди, неспособные видеть, как другие умирают, обращались за помощью к Четырём. Со временем, это почти забылось, редко кто вообще знал, куда ведёт начинающаяся из парка при одном из больничных крыльев тропка, но иногда, когда людей вела сама судьба, просители добирались до храма, где находили помощь даже самые безнадёжные больные. Самому Ричарду в больницах бывать приходилось нечасто, он даже ни разу в жизни не простужался, а все травмы очень быстро заживали. Сначала думали на крепкий надорский организм, и только позднее, когда отец передал ему силу, пояснил: Ками не болеют. Даже если сила ками заключена в человеческом теле. И чтобы заболеть, нужно очень постараться. Даже отсюда чувствовалось, что в этом здании были ёкаи, однако, знакомого, мгновенного бесящего его ощущения, даже отголоска ауры, не было. Но тануки божился, что Красавчик здесь бывает, и часто, и Ричард ему верил. Вернее, чувствовал, что тот не врёт. Однако, насколько он знал, перекрёстков на территории больницы было немного, Красавчику просто не было нужды здесь бывать, значит... он приходил к кому-то? Навещал? Ричард поджал губы, рассуждая. А после, присел поочередно по обе стороны дороги, роняя в небольшие лунки по одному игловидному семечку, тут же смыкая почву. Прикрыл глаза, передавая волю и силу, шепча: - Смотрите, и сразу сообщайте, если заметите его. На глазах выпозшие из земли ростки бамбука, покорно кивнули зелеными головками.***
Встреча с Красавчиком состоялась вскоре, буквально, на следующий день, но не так, как Ричард предполагал: он просто снова решил прогуляться, уже вечером, после заката, по улицам города, и набрёл на туман. Этот туман был другим: густым и топким, не прохладным, а жарким, тропическим, мгновенно вызывающим испарину вдоль хребта, словно по позвоночнику провели языком. Даже звук шагов разный: у Сиело шаг негромкий, с вкрадчивым эхом. У Красавчика - точно тот у Пегой Кобылы подковы снял и на свои каблуки прицепил, звонко, до искр. Ричарду даже не нужно начинать гадание: тот замирает перед нужным углом сам, чует, слышит, и выныривает резко, перехватывая чужой кулак в пяди от собственного носа. Он молод и красив, как только может быть красиво существо, красивое настолько, сколько и порочно. Словно эта красота не принадлежит этому миру. Рыжие волосы кажутся ещё ярче в сером тумане. Кожа - светлее из-за черноты одежды, облегающей тело, точно перья - птицу. Он и похож на птицу, со своими желтыми, пристальными и острыми по взгляду глазами. - О? Камешек! Давно не виделись! - В одно мгновение, тот оказывается рядом, и Ричард стонет от того, что тот аккуратно, без боли, но ловко и быстро вывернул его руку за спину. Стройное высокое тело в черном прижимается к его, голова Окделла уютно, словно так Создателем предназначено, ложиться в выемку между плечом и шеей. Красавчик наклоняет голову к нему ближе, а в голове у Ричарда невольно мелькает, что скулы у него такие острые, точеные, что если тот потрется о его щёку, то сдерёт щёку до кости, а если самому провести по его скуле - язык и губы порежешь в кровь. - Для тебя - достопочтенный Лито-ками. - взрыкивает Ричард, пытаясь вырвать руку, но Красавчик держит крепко, не давая самому себе навредить. К лицу прикипает кровь, и если бы он мог, то твердь уже поглотила бы наглеца с головой. Но туман, четвероклятый туман, гасит его силы. Этот туман - нечто живое, и неразрывно с Красавчиком связанное, не вода и не воздух, между ними, точно так, как сам рыжий, и они сейчас - между мирами. - Это слишком длинно. Может, всё же, познакомимся поближе, а?- мяучит тот бархатом, улыбается, прижимаясь ещё теснее. Горячий и гибкий, и Ричард чувствует, что не только Красавчик, но и его туман льнёт к нему, оплетает, словно хочет проникнуть внутрь, под одежду, к коже. Красавчик ведёт по шее сбоку кончиком носа, щекотно, и слишком, слишком легко, и Ричард замерает. Он что, его... обнюхивает? - Вкусно пахнешь. Гиацинты? Ричард всё же вырывается, и уже сам прижимает Красавчика к стене, схватив за грудки. Ткань лезет сквозь пальцы антрацитово-глянецевыми перьями, обнимая чужую шею горделивым вороньим воротом. Но тот лишь смеётся, и вслед за ним звенит колечко черного золота в его левом ухе. А вслед за этим, начинает звучать и сам воздух, тонким и задорным девичьим смехом. Туман идёт завитками, и рыжий ёкай хмурится, мимолётно, ломко сводя брови. Текуче и гордо опускается, выскальзывая из чужой хватки, в следующую секунду оказываясь за плечом, гладит когтистыми ладонями бока, мимолётно обимая. - Хотел бы остаться подольше с тобою, но не могу - долг зовёт! Да и... тебе не советую задерживаться. Скоро будет дождь, как бы ты не простыл. - он смеётся, и Ричард резко поворачивается, намереваясь снова его схватить, но мир , как и туман, как и Красавчик, выскальзывают из его рук, заставляя почти рухнуть на асфальт от неожиданности. А едва он встаёт, как с небес на него обрушивается ливень.***
- Что? - переспрашивает Валентин. Ричард пыхтит, плотнее заворачиваясь в плед, шумно сморкается в бумажный платок так, что даже связь пару секунд глючит, не в силах передать этот звук, и повторяет. - Плеглагаю убыт Грасаучика. - Мда. Очаровательно. - Тянет Алва, разглядывая Окделла с любопытством зоолога, отыскавшего говорящего ызарга. Ричард даже через экран ноутбука чувствует его насмешку в полную мощь. - А я предлагаю вам, юноша, заняться своим здоровьем, тем более, что с вашим новым акцентом, ни кота из предложенного не разобрать. Робер вздыхает, передавая Ричарду ещё одну кружку с ромашково-малиновым чаем, сует ложку мёда ему в рот после пары глотков, поясняя остальным: - Он предлагает нам убить Красавчика. Ричард кивает, снова прихлёбывая из кружки. На улице +25, а его морозит. Он первый раз в жизни простыл, но уже понимает, что больше этого не хочет чувствовать в жизни. Валентин по-птичьи склоняет голову вбок. - Тебе же он наоборот, нравился? После этого вопроса Ричард даже рад, что он и так, красный как рак. Вареный. Робер снова косится на него, отвечая: - Только Светлый. Дикон хочет сделать что-нибудь с Темным. Алва щурится, уточняя: - Синеглазок после сам успокаивать будешь? Окделл сопит ещё усерднее, что лучше любых слов говорит о том, что об этом, как и о последствиях в целом, не подумал. Синеглазки, как и многое другое, было отголоском Излома, что им удалось отложить ещё на Круг. Призраки девушек, над которыми в пору всеобщего сумасшествия(да и после него, чего скрывать) поиздевались и так или иначе довели до смерти, собирались в стаи после заката, рыская по городу в поисках своих убивцев. Обычных людей не трогали, даже помогали девушкам, что сами попадали в беду, но и контролировать их Четверым было невозможно, поскольку их природа отличалась от обычных ёкаев, которых так или иначе можно было определить хоть к одному из четырёх аспектов. А вот Красавчику это как-то удавалось. Более того, в плане розыска виновных в частности, и кармического воздаяния в целом, был даже эффективнее Повелителей - те, если дело не касалось их и близких напрямую, могли действовать только на "своих" территориях. Люди оставались детьми Создателя, и прямо власти над их мыслями, волей и поступками Четверо не имели. По крайней мере, пока им добровольно их не вручали. - Можно, конечно, через Ракана попробовать...- прикинул Валентин, одновременно косясь на часы, проверяя сколько времени осталось до пары - он-то был здоров, и учёбу не пропускал. - Но договариваться сам будешь. Ричард аж закашлялся чаем от неожиданности. Нет, Альдо-то был нормальным парнем, и общались они неплохо, но... В гробу он видел эту Гальтару. Ему одного раза хватило! - Тем более, как ты собираешься его убить? - спросил Робер. - Он в городе уже год, а мы до сих пор мало что знаем о его природе, кроме того, что он управляет Синеглазками и отлично гадает. Окделл снова заворчал в плед. О да, вот уж кого нужно было называть каркушей, так это Красавчика, чтоб ему густо было! В собственном тумане! Что ни скажет, так и выйдет! Алва оглядел остальных и произнёс: - Выношу вывод нашего собрания: Красавчика не трогаем, вам, Ричард, два отдельных задания. Первое - наладить с ним контакт, второе - лечиться изо всех сил. Ещё раз вашего "бонсеньола" я не выдержу. Ричард кивнул, открывая рот для очередной ложки с мёдом и согласно чихнул, от чего весь храм подпрыгнул.***
- Ричард, мы пришли! Ричард вяло завозился на диване, поворачиваясь лицом к двери. После ухода Робера ему удалось задремать, и потому, сейчас было особенно сложно открыть глаза. И думать. Впрочем, как говорили некоторые, думать Ричард вовсе не умел. Кстати... почему мы? - Ты уверен, что хочешь зайти? - спрашивал у кого-то Валентин, подозрительно долго копошась в прихожей. - Зрелище то ещё. - Не беспокойся. Обожаю ужастики.- от этого голоса у Ричарда спина взмокла вернее, чем от озноба. - Но мне нужно убедиться, что он не умрёт хотя бы до сдачи проекта. На ней - можно, но до - нет. Вот же... зараза. - Я вообще-то беспокоился о том, что ты можешь заболеть. - отозвался Валентин. Махнул Ричарду рукой, с пакетом наперевес проходя на кухню. - Зараза к заразе не липнет. - отозвался Эстебан, оглядывая комнату и замирая взглядом на Ричарде. - Хотя, я думал, что идиоты тоже не болеют. Ричард то ли фыркнул, то ли чихнул, закутываясь в одеяло заново, наглядно поворачиваясь к Колиньяру спиной. В голове шумели, перекатываясь, камни. Камни звучали и пели, но ему всё никак не удавалось понять, что же те ему говорили... Опаленного думами лба коснулась прохлада, и Ричард застонал, протянул руки, чтобы хоть ненадолго ту задержать рядом. Сквозь скальный грохот послышался изумленный выдох. - Да он же горячий, как печка! Валентин! Окделл, потерпи, сейчас, сейчас... Ричард с улыбкой потянул прохладу на себя сильнее, поднимая одеяло. Прохлада брыкалась, пихалась локтями, но вскоре успокоилась, хоть и бурчала.***
Когда он очнулся в следующий раз, Ричард чувствовал себя почти здоровым. По сравнению с тем, что было, легкое першение в горле и усталость - ничто! Только перед глазами было ещё подозрительно те... А. - С пробуждением. Эстебан, убрав свою руку с его лба, поднял очки на макушку и сонно щипнул переносицу. Стоящий рядом на столике ноут бросал на его лицо сизые блики, делая бледнее и строже. - А... где... - прохрипел Ричард, тут же закашлявшись. Колиньяр протянул ему стакан с водой, ещё теплой, помогая выпить. - Если ты про Валентина, то этот трус сбежал. Ну и спрут! До сих пор удивляюсь, как ему удалось уговорить меня не вызывать скорую. Ричард приподнялся на локте, ставя стакан на стол, подальше от ноутбука. - Это всё равно бы не помогло. Ками не болеют. Ни одна людская болезнь не в силах побороть божественную кровь. Ну, если только не является магической имитацией, вызванной очередным слишком правильным предсказанием. Теперь Ричарду даже интересно: Красавчик действительно так четко видит будущее, или меняет его своими словами? - Почему ты... - снова взялся за вопросы Ричард. Эстебан, вернувшись на своё место на полу у дивана, дернул плечом, пододвигая ноутбук ближе, допечатывая несколько строк. - Я умею ухаживать за больными. А тебя не следовало оставлять одного, в доме, где даже аспирина нет. Да и сомневаюсь, что Лито-ками было бы приятно, если бы ты умер в его храме. Мерный стук клавиш прервался. Эстебан, запрокинув руки, потянулся, как кот, и встал. Подхватил с подлокотника пиджак, покосился на телефон, поясняя: - Я набросал план и поделил пункты, ознакомься, когда станет легче. Таблетки рядом с графином. Валентин скоро должен вернутся, подыхать ты передумал, так что... О, и не забудь поменять пароль на ноутбуке. Что "Ар@мона-Свин8я" - очевидно каждому, кто учился в Лаик. Ричард засопел, но кивнул. Однако, когда собравший вещи Эстебан, собирался уходить, всё же спросил: - Чем болеет твоя сестра? Тот замер, но так и не повернулся, отвечая: - Чумой.***
Полночному разговору Алва был не особо рад, но и не возражал, когда Ричард спросил, можно ли выпотрошить его шкаф с украшениями. Всё равно, уснуть, проспав весь день, у него бы не вышло, а проверить хотелось. Занятно, но он нашёл весь набор: нефрит, аметист, малахит, гранат, агат, изумруд, аквамарин, бирюзу, топаз, жемчуг, янтарь, сердолик, сапфир, морион и рубин. Даже весьма приличный, с фалангу пальца, алмаз отыскался. Ричард хмыкнул, рассматривая это богатство, собранное, судя по всему, благодаря тому, что их Черный Ворон в некоторых вещах мало чем отличался от сорок и не мог пройти мимо блестяшек не забрав себе. Даже так нелюбимых им целомудренных изумрудов нашлось шесть штук! Но Ричарду хватило и одного. Единственного, подходящего именно ему. Собранные камни пели, созвучно и четко, так и маня проверить пришедшую на ум задумку. И Ричард, прямо там, на полу в чужой комнате, поделив кривоватый, тонким золотом с подушечки пальцев выведенный круг на шестнадцать чертами и символами, собирает камни в горсть, шепчет, заслушиваясь, бережно бросая их над ним. А после, он долго, долго вглядывается в выпавшие разом на сектор сердца изумруд, янтарь, бирюзу и алмаз.***
Молитва вырывает его на середине пункта - короткая, паническая, даже по астралу отдающая кровью. Ричард срывается с места, призывая торию внутри храма, ныряя в неё, как в воду. И выныривает уже в тумане, индиговом от вспышек чужих глаз. Ричард наугад машет возникшей в руках палицей, разгоняя рой Синеглазок. Духи вопят, режут уши частотами вне людского восприятия, но очень быстро пытаются снова облепить стонущее тело. - Пошли прочь! - Ричард замахивается снова, но его прерывают, хватая за плечо. Глаза Красавчика, не смотря на улыбку на черных от помады губах, горят кровавым, самым терпеливым янтарём. - Камешек! Приятно, что ты нас навестил, но сейчас не самое лучшее время для свидания. - Пусти! - шипит Окделл, но Красавчик держит по-птичьему цепко, и Ричард несколько секунд тратит на то, чтобы успокоится, уже тверже произнося: - Ты должен отпустить этого человека. У тебя нет права нападать на людей. - Так я его и пальцем не трогаю! - справедливо заметил тот, и Ричард зарычал. - Зато трогают они! - указуя на духов дубиной, прошипел Окделл, но Красавчик только щурится, подступает ближе, вплотную, взвешенно-бешенно произнося: - И имеют полное на то права, как и всякий убитый - на отомщение своему убийце. Ричард поневоле оглядывается, смотря на продолжающего, уже в полголоса, кричать молитвы Лито-ками. - Даже если он убил кого-то, то он должен отвечать по закону. По человеческому закону. - напоминает Ричард, и теперь уже Красавчик рычит, чуть не утыкаясь в него носом: - По тому самому закону, что оправдал его после трёх убийств, два из которых даже толком не расследовали? - он отстаняется от него также быстро, отпуская. Но Ричард уже сам хватает его, не давая отодвинуться. - Отпусти его. Ты командуешь ими, ты должен его спасти! - Я? Командую? - Он смеётся, сочно и громко, и Синеглазки хохочут следом, подступая к жертве всё ближе, накрывая того, поскуливающего от ужаса, сапфировой сетью. - Не смеши, Камешек. Над ними властен лишь Создатель и тот, кто породил. А я... я лишь приставлен следить, чтобы их ярость не затронула невиновных. - Но ты всё равно можешь приказать им отступить. - Да. Но зачем? Туман обволакивает, путает, проникая в мысли, заставляя и их течь вязко, как застывающая смола. Он оказывается так близко, что между их телами места не остаётся даже воздуху. - Он - человек. И за свои грехи ответить должен как человек. Если не перед законом, то перед Создателем. Я заберу его в храм, и там... - И там ты его осудишь точно также, как этой зимой - Унд? - смеётся Красавчик, мажет перьями по чужой груди, прижимаясь, а у Ричарда стынет сердце. Он помнит зиму, помнит звон колокола, что достиг его даже дома, в Надоре. Помнит бледного, до синевы Валентина с бурыми пятнами на храмовом облачении и сизыми, выцветшими глазами. Помнит заголовки в статьях. Четверо живут среди людей. Не в полную силу, не те же самые, но живут. И слышат, когда им молятся... Не всегда то, о чем следует знать, и не всегда молитвы. И вот, во время одного из праздников, Валентину довелось подобное услышать. Ричард не стал пытать его, что именно, но это было настолько святотатственно, что Придд, вечно холодный и сдержанный Придд, с детства обучаемый контролировать нечеловеческую силу, среагировал инстинктивно. Расследование показало, что из-за резкого похолодания, несущая балка промёрзла до хрупкости, из-за чего колокол над алтарём рухнул, ломая человеческое тело, как марионетку. Запой Валентина остановить удалось только Алве, и то, не сразу, а на третьи сутки, когда Оллария оказалась почти выморожена долгим, выматывающим, колким и злым ледяным дождём. Красавчик мурлычет, выдыхая жарко Ричарду в ухо: - Если ты думаешь, что девочки его убьют - то нет. Он будет жить. Жить и помнить всю свою жизнь о том, что он сделал. Ну как? Всё ещё хочешь, чтобы я отозвал их ради твоего "правосудия", Лито-ками? Ричард выдыхает, прикрывает глаза, и отрицательно качает головой. - Отлично. Девочки, он весь ваш! Смех Синеглазок заглушает даже чужой крик. Ричард морщится, моргает, чувствуя на своих плечах сначала что-то тепло-темное, мягкое, а после - руки Красавчика, что укутывают его в пушистую тьму плотнее, сберегая тепло. Он толком не приходит в себя даже когда оказывается в храме, забываясь прямо в гостиной беспокойным и мутным сном, заворачиваясь в черные перья плотнее. Ричард просыпается, смотря на лежащего на пороге храма полностью невредимого и седого человека с синими, как у младенца, полными ужаса глазами. Четыре золотые монеты на алтаре осуждающе сверкают кровавым янтарём.***
Анна-Рената Колиньяр, прелестная девушка 13 лет, младшая сестра Эстебана Колиньяра. Находится на лечении в госпитале Святой Октавии, в специальном крыле эпидемиологического отделения вот уже 14 месяцев. Официальный диагноз - Чума. Та самая, что меньше, чем за луну, сжигала со свету и сводила с ума взрослых и рослых мужчин. Невепрь знатно постарался, добывая не только официальные документы, но и личные переписки, где смысла было больше, чем слов. И по ним выходит, что никто не знает, почему Чума не только не уничтожила её, но и не оставила катастрофических последствий на теле, и не распространилась на других. Ричарду ведома причина последнего, но остальное... Он смотрит, как Анна-Рената, с виду совершенно здоровая, препирается с братом, пытаясь растормошить и затянуть его в новый раунд своей игры. Ярко-карие, карамельные глаза, всего на миг заволакивает мертвенное индиго, пропадая, как солнечный блик, скрытый тучами. Всего на миг. Но иногда, даже его - слишком много.***
С камнями действительно легче. Они упрямы, но послушны под его рукой, точно прирученные звери. Они не смеются и не подкалывают, не юлят и не издеваются, скрывая тайное на виду. Они просто есть. И они готовы ему отвечать. Ричард гладит кончиками пальцев по граням сыто урчащий малахит, после чего складывает его в коробку к остальным, когда его достигает тонкий, глуховатый зов. Киноварь тории горит свежей кровью, и хлопок сменяется бронёй, когда он выходит уже на территории госпиталя. Бамбук взволнованно трещит, а Ричард делает несколько шагов, окликая фигуру в тумане. - Эй! В прошлый раз он не мог ничего сказать, потому что Красавчик был в своём праве. Потому что есть вещи, за которые каждому, рано или поздно, приходится нести ответ. Не только перед законом, людьми или Создателем. А перед самим собой. Фигура послушно замирает, поворачиваясь. И Ричард сбивается с шага, едва не бодая ту своей головой в живот, пытаясь одновременно затормозить и не упасть. - Да, Лито-ками? - Сиело?***
Ричарду действительно стыдно. Не настолько, чтобы желать провалиться сквозь землю (с его стихией - вполне выполнимое желание), но первым разговор начать трудно. Сиело его не торопит, сопровождая, и, видимо, выстраивая их путь так, чтобы им никто не помешал. - Итак... Вы попробовали с камнями, Лито-ками? - А? - Ричард приподнимает голову, но тут же невнятно ей кивает. - Да, я пробовал, но... - он замедляет шаг, останавливаясь через несколько. Сиело, заметив это, останавливается тоже, но не сразу, и Ричард с какой-то отчаянной нежностью любуется его полным света обликом. О. Он в него влюблен. Разве нет? Ричард улыбается, смотря на него, не обращая внимание на ноющую грудь, во всю силу. Он влюблен в Сиело, благого вестника тумана. Он восхищается им, и тем, как тот без устали даёт другим надежду. Но почему, почему когда он с ним, он не может забыть зеленых глаз и ярких, как пламя, волос? Почему? Любить его - так легко и правильно. Это самое естественное чувство, что Ричард ощущал в своей жизни. Ему хорошо с Сиело, мирно, даже гул крови, вечно требующей чего-то, отдачи, выполнения долга, соответствия нормам Чести, затихает. Ричард хочет большего, и вместе с тем знает, что если получит это, сможет стать для того кем-то больше, чем местный божок и частый попутчик, то этого будет мало. Он снова вздыхает, отходя к ближайшему углу, и, закрывает лицо ладонями, тут же чувствуя, как меняется туман вокруг. Не соединяет, мягко обтекая их обоих, а разделяет, и шаги Сиело звучат точно издалека. - Я... я хочу получить ответ на свой вопрос.***
Бамбук тихонько стучит, замедляя рост у нужного окна. Ричард, стоящий на одной из его ветвей, едва заметно сводит брови, и механизм покорно щелкает, раскрываясь, запуская в палату ночную прохладу и юношу. Сын Полуночи и Заката невесомо, едва касаясь подоконника, проникает в палату. Ещё до того, как его стопы касаются пола, он чувствует, как удлиняются, расцветая золотым и черным рукава-крылья, пробегают трещинами-узорами по ткани нити, прорисовывая символы древнего, как сами Четверо, языка. Золотой доспех давит тяжестью долга на плечи, пояс утяжеляет резная палица, а руку, точно змея, оплетает праща черной кожи. Первый шаг на пол госпиталя делает уже не Ричард Окделл, а Лито-ками. Короткие русые волосы встают серебристыми острыми пиками, когда он всё ближе проходит к кровати, где лежит его цель. Анна-Рената Колиньяр. Последняя жертва Чумы. Последнее семя, из которого та может вырасти заново. Ему всё ещё не по себе от того, что придётся сделать, но... Он знает, что иного пути нет и быть не может. Дверь тихонько щёлкает, и металл замка плавится слезами, запечатывая ту намертво. Лито-ками улыбается, поглаживая энергетические нити охранных чар, обрывая одну за другой. Черное, белое... Белое, черное... Невепрь и бамбук так и не смогли обнаружить следов Красавчика, зато, стоило сменить приказ, как нужное отыскалось даже слишком быстро. Девушка мирно спит под колыбельную приборов. Повелитель Скал садится на краешек её постели, рассматривая вблизи. Она одновременно и похожа на Эстебана, и нет. Он слышал, что Колиньяр пошёл в отца, а его сестра, видимо, наоборот, в мать, и её красота - одновременно хрупкая, но не колкая, нежная. Эстебана хрупким при всём желании не назвать. И дело не только в физической форме, а во внутреннем стержне, что проявляется в каждом его действии. Он острослов и краснобай, заучка и редкостная язва, а ещё... Лито-ками бережно приподнимает девичью головку, придерживая, снимая с неё кислородную маску. Едва Анна-Рената чувствует, что дышать становится тяжелее обычного, как та распахивает губы и глаза. Яркие, фосфорецирующие сапфиром, глаза. Лито-ками кладёт ладонь на её лоб, прижимая к койке, не обращая внимания на то, как закогтившиеся руки вслепую ведут по воздуху, не в силах до него дотянуться. Божественная кровь золотит силой жилы, направляя ту к чужому телу, проникая в него. Он аккуратен, а потому, поток не обращает плоть в пыль, только сжигает то, что должно быть уничтожено. Первый удар в дверь раздается за секунду до крика, но Лито-ками лишь строже смыкает губы. Ему, как и наследнику Молний, тяжело контролировать свои силы, но он старается, видит Создатель, старается как никогда. И облегченно выдыхает, убирая руку, когда девичье тело обмякает, оставаясь недвижимым. В висках уже звучит довольный женский смех, а значит, он всё сделал правильно. Вырванная из петель дверь зычно хлопает о стену. Лито-ками отходит от койки за миг до того, как Красавчик бросается к ней. - Анни! - Он даже отшатывается, когда чувствует, как божественная энергия покидает тело. Всё же, он - ёкай, да ещё и связанный с Синеглазками... Он не мог не почувствовать. Он не мог не среагировать. Когда его тело пробивает стену, Лито-ками лишь выкашливает каменную крошку, мановением руки восстанавливая ту, одновременно вставая. Стоящий напротив Красавчик уже потерял человеческий облик. Рыжие волосы поднялись в воздух, загоревшись на кончиках алыми язычками. Угольные крылья с упором распахиваются, отметая вещи к углам. Черные перья полностью покрыли тело, сливаясь с черным, чадным дымом, которым стал туман. Лито-ками никогда, даже сражаясь во время Излома, не чувствовал, что его так сильно хотят убить. Однако, едва послышался очередной кашель, уже с койки Анны-Ренаты, как он мгновенно теряет весь запал, поворачивается на звук, не веря, и... Лито-ками тут же оказывается рядом и бодает мощно, до искр из глаз, чужой лоб своим.***
- Я растерялся, ладно? - бурчит Ричард. - Ну что мне ещё оставалось делать? - Хотя бы посоветоваться с нами, перед тем, как идти громить госпиталь. - Зевает Валентин, подгребая под себя подушку удобнее. Арно на соседней согласно ворочается, не просыпаясь, и Придд чешет его по макушке, усыпляя крепче. Робер согласно выдыхает из другого прямоугольника компьютерной связи. Он отчасти чувствует себя виноватым, потому что его, как и остальных, в храме сегодня не было, и остановить вепря попросту оказалось некому. - Согласен. - Кивает Алва. Он даже среди ночи выглядит так, словно только что с королевского приёма, хотя... Лучше не уточнять. Может, так и есть. - Хорошо, что в больнице служил один из кицунэ, быстро соориентировался, навёл иллюзию. Но вам, юноши, ещё предстоит ответить за содеянное. Юноши? Ричард, уже зная, что увидит, медленно поворачивает голову вбок. Лежащий на диване Эстебан хмуро чешет лоб, морщась от отголосков боли. - Поздравляю, Окделл, я окончательно убедился, что ты безмозглый идиот с каменным черепом. Сплошным. Потому что если бы там были хотя бы зачатки мозга, голова болела бы не только у меня. Алва, хмыкнув, первый оборвал связь. Валентин, вот уж точно, спрут-спрутом, отсалютовал Эстебану, и тоже отключился. Последним, долго, тяжко вздохнув, оставил их Робер. Эстебан переводит взгляд с экрана на Ричарда, трёт висок. - А ведь я почувствовал, что она умерла... Действительно умерла. Так что... Я жду объяснений, Лито-ками. Ричард сопит, закрывая ноутбук и поворачиваясь к нему. Ну как, как Эстебан это делает? Дверь и стену вышиб он, а виноватым себя чувствует Окделл! - Для этого, я для начала должен узнать, как ты, Красавчик, умудрился связаться с Синеглазой. Эстебан улыбается, не разжимая губ, шире. Глаза на секунду светлеют до желтизны, но тот лишь щиплет задумчиво мочку со следом прокола, начиная свой рассказ: - Когда несколько лет назад, в Варасте, да и во всём Талиге, началось неладное, в Эр-Сабве с гор спустился туман. Настолько густой, что протяни руку - ладони не разглядишь. Власти сделали всё, чтобы минимизировать ущерб, но по дорогам приходилось проходить буквально ощупью, даже приборы сбоили. Местным ничего, а вот туристы часто путались. Вскоре жители привыкли к вечным вопросам по поводу того, куда и как пройти, отвечая чисто машинально. И в этот раз вопросы изменились, задаваясь не только для того, чтобы найти путь на карте, но и жизни, став гаданием. Эстебан мимолётно улыбнулся, вспоминая. - Я обожал отвечать на чужие вопросы, помогать людям. Но однажды, я встретил женщину, с глазами настолько синими, что я различил их даже сквозь туман. Она спросила кое-что... - Он на секунду поджал губы, не отвечая, но тут же продолжил. - Не знаю, понравился ли ей мой ответ, или нет, но она сказала, что хочет меня отблагодарить. А в следующий миг, я очнулся на больничной койке, четыре дня спустя. Туман пропал, словно и не было, но я знал, что стоит мне только пожелать этого, как он вернётся, чтобы я снова мог отвечать на чужие вопросы. Помогая... и карая. А затем, началась Чума. Создатель миновал, она прошла мимо большинства моих знакомых и близких, но Анни... Анни заразилась одной из последних. Но почему-то не спешила, ни умирать, ни выздоравливать. И тогда... Тогда я кое-что попробовал - дать ей немного своей энергии. Я знал, что меня Чума не возьмёт, потому что я уже не человек, и, если она станет такой, как я... - То сможет выздороветь. - Заканчивает за него Ричард. Теперь понятно, почему серьёзных последствий в теле не было: энергия Красавчика, хоть и не могла противостоять воли Матери Чумы, Синеглазой, но устраняла большую часть вреда. Эстебан кивает, выдыхая, а после пытливо смотрит исподлобья. Дергает одним уголком губ, хмыкая и бархатно рыча. - Ну? Камешек, я жду. Скулы вспыхивают сами. Это уже рефлекс, ясно? Красавчик за все эти разы его столько раз смущал, что прозвище действует даже в человеческом облике. - Когда мы впервые пытались исцелить Чуму, то максимум, что у нас получался, это ненадолго очистить человека от безумия. И то, энергии уходила куча, а эффекта особого не было. Однако, потом у одного из нас получилось. У Астрапо. Всё произошло случайно, и Робер удивился сильнее всех, но Валентин и Алва быстро смекнули, в чём дело: спасенный, в числе прочего, пообещал, что будет принадлежать Четверым душой и телом. И если первое Четверых не заботило, то тело... - Если посвятить свою жизнь Четверым, то после передачи энергии удаётся выжечь из него Чуму. Клиническая смерть - доказательство того, что всё прошло успешно. Максимум, что ей придётся сделать, когда придёт в себя - пройти небольшое обучение на жрицу в храме, чтобы быть способной защитить себя от тех, кто заинтересуется её необычной энергией. Энергии одного из Четверых и "сына" Синеглазой в одном теле? Альдо обязательно в неё влюбится, если увидит. Эстебан снова кивнул. Его глаза были полуприкрыты, поэтому, Ричард не мог знать, какого цвета его глаза, но и не смотреть, не сравнивать, узнавать, не мог. Он в том числе так бурно реагировал на Красавчика, потому что встретил его первым. Встретил, и ощутил впервые в жизни, что его может так сильно к кому-то тянуть. Тем более - к мужчине. Насколько понятие пола и гендера вообще применимо к существам их природы. Но Ричард всё ещё был подростком и тем ещё идиотом. А потому, выражать свою заинтересованность в ком-то правильно, а не как мальчишка, дергающий понравившуюся девушку за косички, не умел. Это потом, когда он встретил Сиело... Но с Сиело было легче - его, конечно, тоже хотелось прижать к стенке и поцеловать, но хотя бы тот сам подобное не пытался провернуть! Вот и сейчас, когда Эстебан поднимает из-под пледа руку в рукаве бежевого свитера, маня его к себе он не может ему противостоять. Вернее, может, но... не хочет. - Понятно. Значит, у меня остался всего один вопрос... Рука смыкается на вороте футболки так резко, что Ричард едва успевает упереть руки в диван, не давая себе упасть на Эстебана. Тот мимолётно цыкает языком, и тянется к нему сам, целуя. Земля уходит из-под ног буквально, Ричард всё же падает на него, и Колиньяр, урча, тут же тянет его на себя сильнее, прижимая. Счётчик Рихтера пищит, как безумный, регистрируя мгновенно возникающие и исчезающие возмущения. У Ричарда полыхают щёки и губы распахиваются сами, пропуская в рот чужой, горячий и юркий язык. Он пытается неловко отвечать, и краснеет ещё сильнее, когда слышит, как Эстебан по-звериному, то ли мурлычет, то ли клокочет от довольства. Невозможный... Он даже целуется так, что будь по поцелуям экзамен, он получил бы отлично автоматом! А потом бы Ричард лично убил всякого, кто попытался бы Эстебана "экзаменовать". Окделл уверен, что благодаря этому поцелую, на континенте появилась парочка новых вулканов - уж очень они жаркие! Напоследок всосав нижнюю губу, Эстебан мягко обрывает поцелуй, давая Ричарду отдышаться, и, смотря хитро и сладко, уточняет: - Знали ли ты о том, кем я являюсь, когда приглашал меня на свидание? - Э? Но я не... Брови Эстебана поднимаются крыльями, а после тот начинает хохотать, ничего не поясняя. Впрочем, до Ричарда доходит быстро. Ну, всего-то минуту спустя. Ни Эстебана, ни Красавчика на свидание он действительно не приглашал. Значит... - Сиело?! Возникшие в зеленых глазах вместе с золотыми, голубые искры сверкают нежностью небесной чистоты.