Разум постепенно стал возвращаться в сознание. Ужасная боль сводила в плечах и руках мышцы. Еле открыв веки, я увидела перед собой буквально ничего, лишь слабые звёздочки перед глазами. Дёрнувшись в сторону всем телом, я услышала громкий лязг цепей где-то над своей головой, который нельзя ни с чем спутать. В воздухе витал неприятный запах сырости, железа и талой воды.
Чьи-то шаги, скрип дверных петель, снова шаги, слышащиеся всё громче и громче. Я почувствовала тёплое дыхание прямо возле своего лица, а после — как сильно стали натягиваться цепи, поднимая мои руки ещё выше так, что я стала практически висеть на них. Плечи и спина заныли противной болью, а голова бессильно опустилась вниз. Теперь я даже и мечтать не могла о том, чтобы хоть немного пошевелиться. Полностью обездвижена. Всё тот же человек несильно стукнул меня по немеющему пальцу, безвольно повиснувшему в воздухе, и слабо рассмеялся, неспешно уходя от меня. Дверь снова скрипнула, громко захлопнувшись, и ключ с другой стороны несколько раз повернулся в замочной скважине. Раз. Два. Три.
Кровь стыла в жилах от этой тишины. В ушах всё звенело, а я старалась прислушиваться к малейшему шороху. Но, видимо, здесь даже мыши и крысы боялись появиться. Слишком тихо. Я отчётливо слышу стук собственного сердца.
На моих глазах повязка. Она появилась уже очень давно, и я лишь могла представить себе, где нахожусь. Но это тоже было слишком трудно. Я пыталась кричать, но мой рот был забит какими-то старыми тряпками, оставлявшими неприятный привкус на языке, больше похожими на чьи-то поношенные носки. На моё слабое мычание никто не стал обращать внимания, и я прекратила все свои попытки.
Я потеряла счёт времени. Секунды казались минутами, минуты — часами, часы — сутками. Практически всё это время я была одна, связанная, с онемевшими конечностями, сидела на холодном каменном полу. Кожу на ногах, в районе голени и возле коленей, больно сдавливало что-то тугое, похожее на бечёвку, а саму меня посадили задницей на мои собственные пятки. Хуже этой отвратительной пытки временем, могли быть лишь воспоминания, невольно напрашивавшиеся в мою голову и мысли о том, что будет после. И ещё меня тревожил один вопрос: почему я здесь?
Вся моя жизнь до самого совершеннолетия была завязана на одном человеке, к которому, несмотря ни на что, я возвращалась в каждый трудный или счастливый момент. По своей воле или нет, но возвращалась всегда. Мой отец - ужасный человек, но в отношении меня он никогда не был жесток. Я помню его приятный, нежный голос, слишком редко бывавший со мной строгим, но я слишком часто, буквально каждой клеточкой своего тела, ощущала его устрашающее и пробирающее до костей молчание. Он молчал, когда бедные девушки, попавшие в лапы моего отца, кричали от боли и отчаяния. Рольф был беспощаден в своих убеждения и намеченных планах, всегда оказывавшихся не самыми благоприятными для тех девушек.
Рольф Грей. Так его зовут... или звали. Я не уверена, жив ли он. Но я совсем не помню свою мать. Хотя нет, я её не знаю и не знала. Её никогда не было в моих воспоминаниях, просто не существовало и вряд ли она когда-то уже в них появится. Даже фотографий её в нашем доме не было. А может, моя мать была всего лишь одной из тех девушек, к которым я редко испытывала сожаление. Лишь однажды я поменяла своё мнение в отношении одной из них. Её звали Анита Деф.
Второй курс лингвистического факультета. После самых отвратительных и тяжёлых трёх пар подряд в моей жизни, я вышла из университета на улицу, еле доползая на высоких каблуках до своей машины. Сев на водительское сидение, я кинула рюкзак на соседнее, как на телефон неожиданно пришло сообщение. Вставив ключ и заведя машину, я тихо проматерилась сквозь сжатые зубы и потянулась к рюкзаку, доставая из него телефон.
Отец
был(а) в 16:43
Давно ты ко мне не заглядывала,
Сандра. Буду ждать тебя сегодня
на ужин в восемь вечера.
Надеюсь, что ты придёшь не одна.
— Боже, за что ты так жесток со мной? — прошептала тихо я, выключая экран телефона, и облокотилась лбом о руль перед собой. — Извини, папа, но я приду одна, иначе я не приду совсем.
Из моих воспоминаний меня вырвал неожиданный шёпот возле самого уха, больше похожий на галлюцинацию. Я резко поняла, что не спала уже очень давно, даже не пыталась заснуть, совсем не чувствуя усталости – меня чем-то напичкали.
— Как ты, Сандра? — спросил еле слышный голос, отдалённо казавшийся мне очень знакомым. — Теряешь грань с реальностью, верно? Все воспоминания кажутся сном, а мой голос иллюзией? Но ты же понимаешь, что рано или поздно всему придёт конец?
Незнакомец осторожно дотронулся пальцами до узелка плотной повязки, закрывавшей мои глаза. Во мне проснулась надежда, что сейчас он снимет её с меня и я наконец смогу снова увидеть хоть что-то. Вечная темнота пугала, заставляя обостряться другие чувства: нюх, вкус, слух. Хотя это ничуть не изменило моего положения.
Я затрепетала, казалось, всем телом. Моё дыхание сбилось, стало совсем неровным, то учащаясь, то затихая. И всё это произошло за несколько секунд. Я отчётливо услышала, что незнакомец насмешливо прыснул, резко, совсем не задумываясь о моём комфорте, затянул узел ещё сильнее, придавливая и чуть ли не вырывая с корнем волосы, попавшие между концов. Я застонала от боли сквозь тряпки в моём рту, стараясь отстраниться в сторону, но это не сильно помогло. Боль осталась, а я лишь ещё раз повеселила незнакомца, нависшего надо мной, своим поведением. Или, всё же, мы были с ним знакомы?
На ужин я пришла на полчаса раньше положенного времени. Я припарковала свою машину в просторный гараж частного дома. Отца ещё не было, но мне, казалось, было абсолютно плевать. К тому же, какая вообще мне теперь разница до того, чем он занимается в своей жизни? Верно, никакая, потому что это лишь его жизнь, которая меня больше не касается и вовсе мне не интересна.
Я вышла из машины, тихо прикрывая за собой дверь. Взглянула на своё отражение в окне, чуть улыбнувшись самой себе и поправила светлые волосы за уши. Смахнула с белой гладкой крыши пару осенних пожухлых листиков на бетонный пол и до меня отчётливо донёсся чей-то крик.
— Он опять за своё? — тяжело выдохнула я сквозь приоткрытые губы и опустила вниз взгляд. — И ещё хотел, чтобы я была не одна.
Зайдя внутрь дома, я огляделась по сторонам. Здесь мало что изменилось. Разве что пара картин и новый коврик у двери. Протяжный зов помощи раздался вновь, эхом отдаваясь в ушах.
— Пожалуйста! Молю! Отпустите! — было отчётливо слышно.
Я не представляю, что именно сподвигло моё сердце встрепенуться от голоса девушки, но это заставило меня задуматься. Постояв с минуту на одном месте, я сделала несколько шагов в сторону белой двери, почти сливавшейся со стеной рядом. Протяжный стон мольбы снова повторился, а мои действия приобрели бóльшую уверенность.
Я дотронулась до края двери, где по идее должна быть ручка, и слегка нажала, открывая проход. Медленно спускаясь вниз по ступеням, я вздрагивала буквально от каждого стука моих каблуков по камню. Стоны притихли, словно девушка, находившаяся там внизу прислушивалась ко мне. А я к ней...
Я неожиданно очнулась от того, что почувствовала в своих руках лёгкое покалывание, слишком быстро ставшее невыносимым. Тяжёлые цепи громко стукнули друг о друга и звон разнёсся по всей комнате. Кто-то легко постучал меня холодными ладонями по щекам.
— Сандра, не спать, — сказал наигранно мягкий голос. — Тебе не помешает сходить в душ, дорогая.
Промычав что-то невнятное, но очень возмущённое, в ответ, я поняла, что потратила на это свои последние силы. Верёвка, связывающая ноги, исчезла. Меня грубо подняли за плечи, заставляя встать прямо, но я вяло пошевелила плечами из стороны в сторону, стараясь сбросить с себя чужие руки. Незнакомец лишь рассмеялся.
— Не бойся, я не кусаюсь, — усмехнулся он, взяв меня за руку. — Ну если только немного, — тихо добавил он.
Он потянул меня за собой, а вторая моя рука, чуть дрожа, потянулась к повязке на глазах, намереваясь стянуть её.
— Нельзя, — меня несильно стукнули по ладони. — Никакой самодеятельности, иначе верну обратно прямо сейчас.
Смиренно кивнув, я прекрасно понимала, что сейчас вряд ли смогу сделать хоть что-то. Сил не было совсем, руки и ноги нещадно кололо от резкого прилива крови к конечностям. Боль граничила с полной невыносимостью, от которой хотелось кричать или просто свалиться на пол и лежать, стараясь прийти в себя.
Это был бесконечно долгий коридор и полностью угнетающая тишина. Только сейчас я постепенно стала понимать, что была абсолютно голой, но незнакомца это, казалось, абсолютно не смущало, а наоборот, даже забавляло. От самого осознания моего положения я тихо заплакала, всё же стараясь не привлекать внимания. Мне было плевать, кто меня держит здесь, зачем я нужна ему и что он хочет от меня. Сквозь непроглядную пелену отчаяния и истерические всхлипы, которые сами собой подступали комом к горлу, я пыталась строить планы и надежды о том, чтобы наконец сбежать отсюда. Откуда отсюда? Я не знаю, я упустила этот момент в памяти, но главное, мне нужно уйти отсюда как можно скорее. Я просто хотела домой…
Мне было тогда лет шесть, когда я впервые нарушила запрет отца, поддавшись любопытству. Мы жили в большом доме на окраине нашего города. Вокруг только лес и пара таких же домов как наш в нескольких милях отсюда. Но я почти никогда не видела наших соседей, как будто их даже и не существовало.
Мы жили только вдвоём. Отец обучал меня до школы всему сам и мне не было на что жаловаться. Я знала, что один раз в неделю к нам в дом приходит каждый раз новая молодая девушка или женщина, один раз ужинает с нами, а после Рольф отводил её в подвал нашего дома - единственное место, куда мне было запрещено заходить. Но моё детское любопытство возрастало с каждым днём всё больше и больше, а потайная дверь манила к себе своей загадочностью всё сильнее.
Так должно было случиться. Рано или поздно. И всё же однажды этот день настал. Я сидела в своей комнате, свесив ноги с кровати, и прислушивалась к звукам на первом этаже дома. Рядом со мной сидела моя кукла и также прислушивалась. Переглянувшись с ней и найдя в маленьких черных глазах-пуговицах для себя некоторое одобрение, я тихо спрыгнула с кровати и на цыпочках добралась до волновавшей моё воображение двери. Та оказалась чуть приоткрыта, а снизу доносилось еле слышное поскуливание и хныканье вперемешку с устрашающе твёрдым шёпотом.
Я осторожно проскользнула за дверь, босыми ногами спускаясь вниз по каменным ступеням. Придерживаясь за холодную стену, я тихо выглянула за угол, поджав тонкие губы. Меня тут же парализовало от ужаса... страха... удивления. Всё было точь-в-точь как в страшной сказке на ночь.
Отец сидел на деревянном стуле спиной ко мне, расставив ноги в стороны и чуть наклонившись вперёд, собрав руки в замок. Он выглядел уставшим и очень напряжённым. А перед ним была девушка, которую я видела буквально накануне вечером за нашим обеденным столом. Но уже в тот момент я поклялась самой себе больше никогда не спускаться в этот подвал. Ни за что в жизни. Понуренная голова, почти бездыханное, голое тело, распятое на х-образном кресте, цепями привязанные руки и ноги, исполосованная красными кровяными линиями белоснежная кожа. Повернув голову обратно к отцу, я заметила возле ножки его стула на вид тяжёлый кнут, какие я видела у дрессировщиков зверей в цирке. Мой потерянный взгляд нервно пробежался по всей комнате, боясь надолго остановиться на каком-либо из этих ужасных предметов. На стенах висели похожие на тот, что лежал возле ножки стула, кнуты, какие-то цепи, грязные тряпки, в углу стояло странное деревянное сооружение, как оказалось позже, его называли испанский конь. Я видела медленно стекавшую вниз по железным шипам на его верху алую кровь. Пальцы на моих руках похолодели, и я сжала их в кулачки.
Рольф, тяжело вздыхая, поднялся со стула, попутно потянувшись к кнуту. Глаза девушки мгновенно расширились. В них отчётливо читался ужас. Протестующе замычав, она очень нервно и быстро замотала головой из стороны в сторону, а по её щекам потекли несдерживаемые слёзы.
Задумчиво хмыкнув, мужчина не стал брать кнут, а вместо него достал из своего кармана перочинный ножик, молча вращая его в руках и подходя всё ближе к девушке.
— Милая, ты ведь понимаешь, чтобы я выпустил тебя отсюда, ты должна хранить молчание и никогда и никому обо мне не рассказывать?
— Понимаю, — на истерическом вздохе произнесла она, буквально вжимаясь в крест позади себя и с мольбой смотря в глаза моему отцу. — Я никому не скажу, клянусь!
— Я знаю, — согласно кивнул он, остановившись прямо напротив девушки.
Его серые хладнокровные глаза были слишком спокойны и неспеша исследовали молодое лицо, не оставляя без внимания ни одной детали. Пальцы крепче перехватили раскрытый перочинный нож, а второй рукой Рольф сжал щёки девушки, обманчиво приблизившись к её покорно приоткрывшимся губам.
— Открой пошире ротик, милая, — прошептал он еле слышно.
— Отпустите меня, прошу, — жалобно проскулила мученица, осознавая, что вряд ли уже может рассчитывать на что-то хорошее. — Пожалуйста...
Но мой отец лишь сильнее сдавил её челюсти, насильно открывая рот девушки. Разнёсся пронзительный крик, эхом отражаясь от каменных холодных стен. Я стояла, завороженная происходящим, напуганная, не в силах отвести взгляда.
Перочинный нож за несколько мгновений оказался во рту у девушки. Отец умело орудовал им, и стальное лезвие быстрым движением проскользило по основанию языка. Девушка закричала ещё громче.
— Ну что ты, — убаюкивающе зашептал Рольф, — не надо так, милая, не стоит кричать, — розовый язык в тёмно-красной крови упал с омерзительным шлепком на пол.
Схватившись за волосы своей жертвы одной свободной рукой, мужчина наклонил её голову вниз и слегка в бок. Вязкая кровь быстро стекала по её губам, образовывая на полу багряную лужицу. Один точный и уверенный удар остриём ножа, и всё его лезвие оказалось скрыто в голове девушки. Её взгляд на несколько мгновений потерял всякий смысл, но, казалось, она всё ещё продолжала чувствовать всю боль в полной мере. Голова безвольно повисла, а всё её тело обмякло, не в силах выдержать собственной тяжести.
— Шлюхам - шлюшья смерть, — прошипел он прямо ей в лицо, и вытащил нож из её головы, мгновенно сделав ещё несколько ударов в низ её живота, а после отбросил нож на пол.
Мужчина тяжело вздохнул, а после повернулся ко мне. Мой напуганный и растерянный взгляд встретился с хладнокровными строгими серыми глазами. В них не было злости, но я прекрасно поняла, что за увиденное мне придётся поплатиться. Отец медленно подошёл ко стулу, взяв со спинки того белое полотенце, и неспеша вытер руки от алой крови, продолжая сохранять молчание. Я боялась издать даже малейший шорох.
— Сандра, что я тебе говорил на счёт подвала? — негромко спросил он, кинув тряпку обратно на стул, и немного поднял вверх голову, разминая шею.
Я молчала. Мне было жутко страшно, а взгляд постоянно возвращался к телу девушки позади отца. Меня бросало в мелкую дрожь от её вида.
Мужчина взял меня за руку, крепко сжав маленькую ладонь, и вывел наверх из подвала, до самой моей комнаты не проронив ни слова.
Ледяная вода окатила моё голое тело, а на глазах опять слишком остро стала ощущаться повязка, создающая вокруг меня полную темноту. Холод пронизывал всё тело до костей, а чьи-то грубые руки растирали мою кожу неприятной мочалкой.
Сандра...
Я снова, словно во сне, очутилась один на один со своими воспоминаниями. Мне хотелось думать, что это действительно сон, но я каждый раз теряла грань с реальностью, забывая, где настоящая "я", и существует ли она на самом деле. Каждый раз, очнувшись без возможности видеть, моей мечтой становился нормальный сон. Просто сон, без загадок, мягкая подушка под головой и никаких воспоминаний. Просто темнота и спокойствие, сладким умиротворением растекающееся по каждой клеточке тела.
Только сейчас я понимала, насколько ужасные вещи вытворял мой отец, что его действия никогда не были правильными, что он был действительно монстром, скрывавшимся под милой маской добропорядочного отца-одиночки. Но я также прекрасно знала, что меня он очень сильно любил и я не могла не испытывать к нему того же в ответ. Это всё равно, что огонь и ветер. Я могла бы задуть пламя, сдав отца органам правопорядка, но вместо этого, лишь раздувала неистовый костёр всё дальше, сжигая целый лес... Но в мою голову с детства было заложено, что все те девушки, что однажды по несчастной случайности очутились в подвале нашего дома, на самом деле заслуживали той боли и расправы над их телом. Их души и так уже давно горят в адском пламени где-то на задворках преисподни, а мой отец лишь помогал им скорее справится с людскими муками, лишая их жизни. Только с возрастом я поняла, что всё это полный бред. Девушки - просто пытались жить, надеялись, что вот он, их счастливый день настал, а Рольф на самом деле был обычным ублюдком, издевавшимся над юными телами, насиловавший их и тут же избавлявшийся от них за ненадобностью. Он находил своих жертв всегда в разных местах: на улице, на работе, в магазине, в кафе и забегаловках. Он знакомился с ними и предлагал проехаться с ним на его машине. После - заговаривал им зубы, вызывал к себе жалость и сочувствие, что у него маленькая дочь растёт совсем без должного женского, материнского внимания. Потом предлагал съездить к нему. Если же находилась особа, которая соглашалась, она тут же добровольно наступала в самый центр железного капкана, в момент захлопывавшегося на ноге своей жертвы и принося той адские муки от сломанных костей, разорванных мышц и плоти. Муки, продолжавшиеся до самой смерти, неизбежной и такой близкой. Те же, кто не сумел найти в себе силы согласиться помочь и поехать к практически незнакомому им мужчине, могли считать себя настоящими счастливицами, которых по жизни преследует удача. Отец больше их не трогал, никогда и ни за что. Это был его единственный принцип. Таких девушек он считал "порядочными", что у них ещё вся жизнь впереди.
Не больше одного знакомства в неделю. Это был ещё один его принцип, который он никогда не нарушал. Удачное оно или нет - неважно. Так он очищал мир от
грязи, стараясь спасти и без того прогнившее общество хоть немного. Он был святым в моих глазах, и одновременно чудовищем, но я не могла ничего с собой поделать. Я просто приняла этот факт и никогда не возвращалась к нему. Я просто знала и почти никогда не ходила в этот злосчастный подвал.
"Чёрт"
В нос ударил отчётливый запах граната и я почувствовала, как мой рот наконец-то покинули ненавистные тряпки, промокшие уже насквозь от собственных слюней.
— Будешь кричать, и я засуну их обратно, — вкрадчивый голос не давал покоя, но я послушно кивала, старательно пытаясь понять, кому он мог принадлежать. — Умница.
Засохшие, саднящие губы обжёг тёплый гранатовый сок и холодный край стеклянного стакана. Приятная чуть горьковатая жидкость медленно стекала в мой рот, а я жадно глотала каждую её каплю, не замечая больше ничего. Меня слишком сильно мучила жажда, которую я до этого полностью не замечала, вообще в упор игнорируя все физические потребности и ощущения. Я была готова выпить несколько литров воды за одну секунду. Я хотела было взять стакан в руки, чтобы как можно скорее выпить всё его содержимое, но к моему сожалению они оказались связаны за спиной тугой верёвкой.
— Я знал, что ты любишь гранатовый сок, — незнакомец самодовольно хмыкнул, забирая стакан, а моё сознание вновь стало песком сыпаться в пустыню воспоминаний. На языке лишь осталось приятное послевкусие.
Я спустилась в подвал, в задний карман своих джинс убирая телефон, время на дисплее которого показывало
19:37. Перед глазами сразу же замелькали страшные картинки, которые даже в хоррор фильмах редко можно встретить, а я их видела в реальной жизни, будучи ещё ребёнком. Свернув за угол, я увидела на полу прикованную цепями к стене светловолосую девушку. Кляп из тряпок сполз с её губ к подбородку, а ясные голубые глаза выражали полный ужас и смятение.
— Помоги мне, пожалуйста, — её голос чуть дрогнул. — Я... я не хочу умирать.
По её щекам потекли слёзы, но взгляд с каждой секундой становился всё более ясным. Надежда. Я подарила ей надежду на жизнь. И я не могла отобрать её так быстро.
— Как тебя зовут? — спокойным голосом спросила я, оглядывая комнату с любопытством. Почти ничего не изменилось. Только запах крови буквально въелся в эти стены.
— Анита Деф. Пожалуйста. Он скоро вернётся. Прошу, можно я хотя бы своему брату напишу, он будет беспокоиться из-за меня, а я не хочу этого. Мой телефон там, в сумке в углу, — девушка кивнула куда-то мне за спину.
Я подумала, что если она напишет брату, чтобы тот не волновался, то ничего страшного не случится. В конце-концов, это просто маленькое сообщение. Я ведь не помогаю ей сбежать?
— Какой пароль? — я достала телефон из её сумки, включая его.
— Буква
N, — даже из другого конца комнаты мне было слышно её отчаянные вздохи и тяжёлое дыхание.
Я слишком быстро нашла номер её брата, потому как от него у неё уже было несколько входящих сообщений и звонков. А точнее - пять сообщений и пять звонков с разницей в час и два часа. Но меня больше напугало другое. Его аватарка... Я была знакома с этим человеком. И как я только сразу из-за фамилии не смогла догадаться?
— Его зовут Алек, верно? — спросила я, не поворачиваясь к Аните.
У меня начали дрожать от волнения руки. Это было очень плохо.
— Да, — отчаянно воскликнула девушка. — Можешь написать ему, пожалуйста, что у меня всё в порядке, что просто не могла говорить, так как телефон сел, и что ему не нужно волноваться за меня. Прошу, — Анита поджала губы.
Я прекрасно понимала, что она попросту боится просить о бóльшем, боится, что я откажу ей. Но мои пальцы уже набирали небольшое сообщение, а сердце металось из стороны в сторону. Мне хотелось помочь ей, отпустить, помочь сбежать, но я не могла. И я решила не вмешиваться. Хотя было уже и без того поздно. Надо было вообще не заходить в этот чёртов подвал, просто закрыть дверь и до конца дней жить в неведении.
Сообщение было отправлено. Я бросила телефон обратно в её сумку и встала на ноги. Сверху послышался шум двигателя машины.
— Отец, — тихо выдохнула я, переведя взгляд на Аниту. — Извини меня.
Я быстро вернула тряпки ей в рот, но она даже не сопротивлялась, смиренно поникнув головой. Лишь из её глаз вырвались непрошенные слёзы, которые она была не в силах удержать, прикрыв глаза.
Я быстро поднялась из подвала, закрывая за собой дверь буквально за секунду до того, как в комнате появился отец. А за ним тут же зашёл...
— Алек? — я удивлённо посмотрела в голубые глаза парня и тут же перевела взгляд на отца.
— Просто я знал, что ты не станешь приводить с собой своего молодого человека, потому привёз его сам, — пожал плечами Рольф, направившись в сторону кухни и даже не обняв меня.
"Дьявол, я опять в чём-то провинилась? Да, сука!", — бросив вслед отцу гневный взгляд, я повернулась к парню.
— Даже не поцелуешь меня, Сандра? — усмехнулся Алек, подойдя ко мне вплотную. — И чем же я заслужил твою немилость, дорогая?
— Прости, просто это было очень неожиданно.
Я привстала на носочки, проведя ладонью по щетинистой щеке парня и мягко коснулась его губ, чувствуя на своей талии тёплые, ласковые прикосновения двух нежных рук.
Беседа за ужином была слишком непринуждённой. Слишком. Чего не скажешь о моих мыслях, полностью погружённых в пыточную камеру подвала. Меня поражало лишь то количество совпадений, свалившихся на один день. От волнения я выпила уже больше трёх стаканов гранатового сока, но еда никак не лезла мне в горло. Душа рвалась на части.
Я опять вернулась в темноту. С моих губ сорвалось отчаянное рычание. Незнакомец снова сидел передо мной, я чувствовала его дыхание.
— Алек? — имя само пришло в голову.
— Он самый, — я через чёрную повязку на глазах чувствовала, как он растянулся в самодовольной улыбке. — Как думаешь, твой отец пощадил мою сестру тогда?
Я молчала, уже не зная, чего можно ожидать. Верёвка была на моих руках, но ноги оказались полностью свободны.
— Неа, — Алек качнул головой из стороны в сторону. — И теперь он мёртв.
Укольчик совести или жалости, который я так сильно ожидала почувствовать в своём сердце, даже тенью не стал появляться. Мне было... всё равно. Меня сейчас куда больше волновала моя собственная жизнь, которую мне безумно хотелось сохранить. Я резво подскочила на подкосившиеся ноги и тут же рухнула в объятия Алека, тяжело дыша.
— Как думаешь, стоит ли мне пощадить тебя? — голос парня был слишком спокоен. Он мягко поглаживал мои волосы, пропуская их сквозь пальцы, а я старалась вырваться из последних сил, понимая, что всё, это уже конец. — Ты здесь уже неделю... ни разу не спала, не ела, ничего не видела. Каково оно, жить вместе с темнотой и питаться лишь собственными воспоминаниями? Быть запертой в камере снов, где не существует ничего настоящего?
Тело пробила лихорадочная дрожь. Цепкой хваткой меня взяли за предплечье и поволокли к выходу из подвала. Там где выход, там есть шанс к свободе, твердила я самой себе из последних сил.
Я услышала глухое пение птиц, а свежий ветер холодным порывом обволок моё голое тело. Мы спустились куда-то вниз по деревянным ступеням, и босые ноги коснулись росистой сырой травы. Я сделала попытку бежать, но мои силы были слишком слабы по сравнению с Алеком.
— Вставай на колени, дорогая, — тихо прошептал на ухо он, надавив руками мне на плечи.
Узел на затылке в одно мгновение исчез, и чёрная повязка спала к моим ногам.
— Открой глаза, Сандра.
Я послушно открыла, щурясь от непривычного света и увидев перед собой лишь яркую пелену. Зажмурившись, я подождала несколько секунд и вновь открыла глаза – очертания стали более ясными. Кое-как я разглядела перед собой небольшую поляну заросшую жухлой травой и цветами, а за ней еловый лес. Небо заволокло серыми тучами, а в моих глазах читалась пустота.
— Знаешь, Сандра, любовь убивает, — очень тихий шёпот надо мной заставил толпу мурашек от страха пробежаться по моему телу.
До моего горла дотрагивается ледяное остриё кинжала, который я однажды сама подарила Алеку, как красивый артефакт. Блестящая сталь, обработанная вручную.
— Прощай.
Кинжал проник под кожу поперёк горла, а по шее потекла тонкими струйками алая кровь. Я ничего не чувствовала и уже никогда не почувствую. Я была заточена в этой холодной камере всю жизнь, а теперь и вечность. Вечная тьма, вечный сон, вечное заточение.
Потому что истинный художник должен познать страдание. Потому что каждый из нас убивает тех, кого любит... Наш мир очень жесток, и я принимаю это как должное. Нельзя сказать, что этот мир ненавидит нас с тобой, но он нас и не любит...
Стивен Кинг "Сияние"
