О степени усталости

В последнее время он выглядит странно. Мертвец перехватывает пластиковый стаканчик поудобнее, сжимая его до тихого хруста. Еловая чуть не выплескивается через края, грозя намочить потертую поверхность стола. Не так жалко стол, как жалко тарелку отменных бутербродов с сыром. — За всех собравшихся! — Табаки весело вскидывает руку, чуть не опрокидываясь на сидящего рядом Горбача. Рыжий тоже вскидывает вверх ладонь, с зажатым в ней стаканом. Мертвец мелькает в его очках мимолётным отблеском, единственным обеспокоенным лицом на этом празднике жизни. Рыжий не говорит ему не слова, даже не поворачивает своей огненноволосой головы, но точно замечает. Сейчас он расслаблен настолько, насколько может счесть его расслабленным взгляд неопытного человека. Рыжий сидит, развалившись на стуле, прижатый к Мертвецу левым боком. В Четвёртой сегодня достаточно тесно, так что им приходится горбится, и сидеть в неудобных позах, чтобы не наставить друг другу синяков локтями. Мертвец чувствует, что у него затекает нога, но подвинутся не может. Потому что Рыжий сидит слишком близко, отрезав его от возможности лишний раз вдохнуть. — Я хочу сказать тост, — внезапно оживляется Муха. Непонятно, как она вообще попала на данное мероприятие. Скорее всего ее притащил Шакал, который, с недавних пор, охотно заводил новые знакомства со всеми подряд. Муха подскакивает со стула, чуть не отдавив ногу Лэри, за что спешно извиняется. — За клички. И чтоб всех нас хранил Дом! Тост немного неуместный, непонятный, и совсем не похож на те, что обычно принято говорить. В Четвёртой любят особую душевность даже в таких простых вещах, как пара слов, перед опрокидыванием в себя стопки. Мертвец натягивает на себя ободряющую улыбку, присоединившись к общему цоканью пластиковых стенок. Рыжий тянет руку первым, сверкая зелёными стеклышками. — Рыжий, все забываю узнать, — Да Муха сегодня в ударе! — Ты не говорил с Кошатницей? Она просто бредит тем, что ты приходил. Мертвец чуть не давится Еловой, чувствуя как в нос ударяет стойкий запах спирта. Рыжий не подаёт виду, но его рука, под столом, сжимает колено Мертвеца с такой силой, что сейчас раздавит коленную чашку. — Может и заходил, — в его голосе сквозит деланное безразличие. — Скорее всего Рыжую искал. Муху ответ более чем устраивает. Она звякает своими маленькими сережками кольцами, положительно кивая. — Ты на неё такое впечатление произвёл, — Муха делает большой глоток настойки. — Весь вечер о тебе бормочет. Мертвец чувствует, как начинает пахнуть горелым. Руку на колене мелко потряхивает, так что он опускает свою собственную Рыжему на плечо. — Выйдем покурим? Рыжий срывается так резко, что переворачивает таки тарелку с бутербродами. Пара из них приземляются на столовую поверхность, размазывая по ней слегка желтоватое масло. Македонский тоже подскакивает, словно из воздуха, материализовав влажную тряпку. — Никотиновая зависимость — страшная штука, — посмеиваясь, констатирует Рыжий. Все слишком заняты реанимацией бутербродов, чтобы заметить то, как щеки Крысиного вожака выразительно бледнеют. Мертвец тянет его в коридор, игнорируя приветливо распахнутое окно. В такие моменты Рыжего стоит прятать от шумной, радостной толпы.

***

Мертвец точно знал, что это будет иметь последствия. Такие слова никогда не проходили бесследно, вместо этого оставляя за собой целую вереницу событий. И первое из них он замечает, когда встречается с Рыжим взглядом. Все бы ничего, если бы за окном ещё не клубились сумерки, а все вокруг не спали. — Что случилось? — Мертвец привстает, шурша спальником. Шуршание неприятное, синтетическое. Мертвец не хочет растягивать эту какофонию на дольше, садясь одним резким рывком. В голове немного мутится, но он списывает все на слишком крепкие сигареты, которыми удалось разжиться вчерашним вечером. — Ничего, — уверенно бросает Рыжий. Он выглядит помятым. Особенно когда его лицо почти сливается со светлой краской стен, которая проглядывает сквозь кучу разномастных наклеек и неприличных надписей. Лицо Рыжего каким-то образом оказывается на одном уровне с изображением неизвестной девицы. Она нарисована явно рукой любителя, который имел только перманентный маркер и бурную фантазию, развитую гормонами. Никак иначе объяснить бюст, величиной с три головы барышни, объяснить не выходило. Лицо неизвестной нарисовано слишком худым и втянутым, словно ее щеки впали от постоянного недоедания. И к своему ужасу, Мертвец понимает, что сейчас Рыжий выглядит ещё хуже. — Ты что, обдолбаный? — Мертвец выпутывается из спальника. У окна распахнута форточка, так что прохладный воздух слегка обжигает тело, заставляя вздрогнуть. Мертвец бросает взгляд на висящую на стуле, сейчас недоступную, толстовку. Стал окружён чужими спальниками, а будить состайников сейчас ужасно не хочется. По этому он стойчески обхватывает руками собственные плечи, свыкаясь с температурой. — Нет, — Рыжий отрицательно качает головой. — Чист, как стопка из хрустального сервиза. Мертвец ему не верит, поэтому подползает чуть ближе, уставившись Рыжему на переносицу. — Это из-за Мухи? — Это из-за меня. Рыжий нервно отводит взгляд, который и так скрыт зелёными линзами очков. Мертвец хочет убрать эту преграду, подцепив очки за одну из дужек и потянув на себя. Но Рыжий не позволит, а если и подставится сам, то только для того, чтобы почувствовать себя ещё более жалким. Или в какое там состояние он себя старательно загнал. — Ты совсем не спал сегодня? — Мертвец даже не надевает кроссовки, позволяя носкам провести на полу две неровные линии. Рыжий принимается крутить нелепую фенечку на руке. Ее ему подарила Русалка, которая всегда отличалась особым рвением к спонтанным подаркам. И сейчас Крысиный вожак теребит этот подарок так яростно, словно стремится порвать. — Я так день третий наверное, — наконец признаётся он. Мертвец зло вскидывает на него взгляд, подавляя желание прочитать громкую и обширную лекцию. — Сам? — Мне немного помогли. Мертвец отлично знает, что нужно пить. Прекрасно помнит и то, откуда все это можно взять, имея при себе желание и необходимую приставучесть. Всего пара таблеток от общей заторможенности, и можно вообще забыть о существовании сна. Мертвец хочет назвать Рыжего идиотом, и даже открывает рот, но спотыкается о тихое, сбивчивое бормотание. Рыжий утыкается в собственные колени, предоставляя для обозрения только макушку. В темноте она не выглядит такой пламенной, как обычно. Скорее напоминает затухающий костёр, который все еще отблескивает языками пламени. — Я не хотел к ней приходить, — Рыжий все ещё не отрывается от своих колен, по этому звучит глупо. — Это она ко мне пришла. Потому что знала, что я сплю. Мертвец наклоняется чуть ближе, стараясь расслышать все детали, не упустив не единого предлога. — А теперь все, — Рыжий отрывается от колен, вскидывая голову так резко, что очки едва не слетают с положенного места. — Теперь она должна уйти. Ещё одна. Мертвец растерянно смотрит на то, как Рыжий собственноручно сдирает с себя клоунскую обертку. Слой за слоем, открывая израненную внутреннюю часть. Настоящий Рыжий испуганный, загнанный постоянными снами и ответственностью, которая легла на него с самого начала. — Послушай меня, — Мертвец касается его плеча, устраиваясь рядом. Когда-то он читал, что прикосновения помогают. — Ты не можешь не спать несколько суток. Рано, или поздно, нужно будет заснуть. Рыжий хватает его руку, сжимая в своих ладонях, как в тисках. — Я не могу, — он отрицательно качает головой, сбиваясь на истеричный шёпот. — Я не могу. Мертвец знает это состояние слишком хорошо, чтобы позволить ему развивать эту линию дальше. Но Рыжий так отчаянно впивается в его руку, что у него не остаётся не единой возможности на правильный ответ. — Я больше так не хочу. Ему приходится обнять его, заставив Рыжего немного сползти, прислонившись к чужой грудной клетке. Мертвец чувствует, как чужой локоть упирается в бедро, но не спешит что-то с этим делать. Рыжего потряхивает. Может от нервов, а может и от количества дряни, которую он в себя запихнул. — Послушай, — Мертвец старается говорить уверенно, прижимая Рыжего ещё сильнее. Так, словно он попытается сбежать после сказанных слов. — Тебе нужно уснуть. Я обещаю, что разбужу тебя, стоит начаться какой-то херне. Рыжий отрицательно качает головой. — Ты это как себе представляешь? — нервно интересуется он, привставая. — Я что, свечусь по твоему? Или воспаряю над спальником? Мертвец надавливает куда-то в районе лопатки, заставляя Рыжего свалиться обратно. — Я пойму. Рыжий смотрит на него пронзительно. Так, что не спасают даже очки, в которых Мертвец отражается сейчас как-то размыто. Он не успевает понять ничего, прежде чем Рыжий сдёргивается с себя две зелёные стекляшки, и утыкается лицом ему в грудь. Пожалуй ему было бы куда удобнее, будь на Мертвеце широкая толстовка, в которой можно спрятать лицо, но Рыжий довольствуется малым. Мертвец не говорит ему не слова, когда чувствует соленую влагу на собственных ключицах. Молчит, и когда Рыжий тихо хрипит, стараясь не шмыгать носом слишком громко. Он не позволяет себе сказать что-то, даже когда Рыжий чуть ослабляет хватку, и больше не опаляет его шею короткими вдохами. Мертвец смотрит на его умиротворенное лицо последующие несколько часов. Ему кажется, что Рыжий похож на ангела. Это совсем идиотское сравнение, которое часто лепят в Бульварные романы, но в голову приходит только оно. Мертвец проводит пальцами по контуру розы, чувствуя лёгкую шероховатость на левой щеке. Рыжий обычно всегда бесится, когда отрастает щетина, сбривая ее при первом появлении, но видимо в последние дни ему было не до того. Мертвец перемешает руку на чужую лопатку. — Ты меня лапаешь что ли? — сонно бормочет Рыжий, не приоткрывая глаз. — Только в твоём извращенном понимании, — фыркает Мертвец. — Это хорошо, — Рыжий опять сползает чуть ниже, обвивая его руками. — Разрешаю.