Под крики чаек

      Спокойные волны ночного океана омывают «Падший дом», заставляя его покачиваться из стороны в сторону и тихо вздыхать под собственной тяжестью. Из далека доносятся звонкие перекрикивания чаек, что кружат над водой, выискивая сонные косяки мелкой рыбёшки. Прохладный ночной воздух задувает в открытый люк каюты, невесомо касаясь пшеничных волос парня, который иногда морщится и старается зарыться в подушку, пряча лицо от прикосновений влажного ветра.       Дауд сидит, откинувшись на спинку стула, перечитывает заметки в журнале. На завтра много планов — дела в городе, несколько небольших заказов… Не летальных. Дауд давно оставил ремесло убийцы и возвращаться к нему не хотел. Клинок Дануолла превратился в легенду, как только ассасин покинул столицу. Прошло больше пятнадцати лет, а это имя всё ещё эхом доносится до далёких Серконских островов.       Дауд по прежнему видит во снах лицо Джессамины. Спокойное… Мертвое… Она спрашивает: «Для чего?». А у него по-прежнему нет ответов.       Мужчина кладёт перо и блокнот на стол, тихо оборачивается, смотрит на измятую постель, где расслабленно спит Томас.       Глядя на него, Дауд понимает, что привязанность Томаса нерушима. Пятнадцать лет назад он был лишь мальчишкой, готовым любому глотку грызть за Китобоев и Мастера; был преданным ручным псом Главы по собственной воле. Он поклялся ему в верности. Душой и телом. Поклялся всюду следовать за своим Мастером. И Дауд знал, что мальчишка сдержит обещание.       Именно поэтому, после того, как он решил покинуть Дануолл, было сделано всё, чтобы Томас не смог его найти. Ради него же самого… Дауд знал, что не сможет переубедить упрямца, поэтому ушёл не прощаясь. Просто исчез, оставив письмо на своей кровати. Наёмник знал, что оно не попадёт в другие руки, ведь на второй этаж его кабинета было дозволено подниматься лишь Томасу.       Вытянутая дорожка лунного света падает на постель, освещая спокойное лицо Томаса. Дауд садится на край кровати, невесомым взглядом скользнув по такому родному лицу. Говорят, что со временем всё плохое забывается, остаются лишь зыбкие воспоминания о тёплых лучах солнца, пробивающихся сквозь тёмные тучи прошлого. У Дауда же было всё наоборот. Он помнил каждую каплю крови на его холодном, безжалостном клинке, мёртвые лица зажравшихся аристократов-мошенников, педофилов, насильников и просто несчастных жертв, что случайно перешли дорогу не тому человеку; он помнил всю грязь человеческих душ, что ему пришлось повстречать на пути, помнил каждое колкое слово, произнесённое нечистыми устами высшей знати и политиков, играющих по своим грязным правилам. Его разум погряз в интригах. Он жил, не замечая вокруг ничего, кроме лжи. Предательство человека, которому он верил больше остальных, подкосило его и без того хрупкое доверие. Теперь рука Дауда всегда лежала на рукояти острого клинка, готовая с молниеносной скоростью поразить цель.       Но теперь все изменилось. В тот день, когда на пристани, в потоке безликой толпы, он увидел до боли знакомую фигуру. Но в ее чертах проглядывалась растерянность. В следующее мгновение раздались резкие голоса стражников, в толпе замелькали красно-синие мундиры. Фигура скользнула между людей и скрылась в подворотне. Вслед за ней кинулись и стражи. Дауд быстро, но аккуратно, чтобы не привлекать лишнего внимания, свернул с в переулок, считывая окружающую обстановку. Пара широких шагов и он растворился, появившись на балконе здания, что стояло на противоположной стороне улицы. Фигура незнакомца отрывалась от погони, ловко перескакивая через перила и палатки торговцев. Дауд преследовал его, переносясь с крыши на крышу. Метка обжигала руку, словно раскаленный металл. Громкий хлопок эхом отразился от пошарпанных стен домов. Выстрел. За ним еще один. Где-то осыпалась штукатурка. Громкие возбужденные выкрики стражников прокатились по всей улице. Преследуемый пошатнулся, но удержал равновесие, юркнув в узкое пространство между зданий. Дауд без промедлений двинулся вперед. Он пересек две крыши, незаметно проскользнув мимо зевак. Бросив взгляд вниз он увидел, что человек прислонился к стене, тяжело дыша и не в силах больше убегать. Из-под сапога Дауда выбился маленький камушек и со стуком полетел вниз. Некто поднял голову, устремив взгляд наверх. Сердце Дауда невольно сжалось. Томас. Он здесь.       «Здесь кровь! Сюда!» — крик стражника вывел Дауда из секундного оцепенения. Он вскинул руку и всё вокруг застыло. Умолкли крики чаек, плеск океана, возгласы стражников, гул ветряков… Остался только тихий шепот Бездны, заполняющий все пространство вокруг. В следующее мгновение Дауд уже стоял перед Томасом. Синие глаза уставились на него словно на призрака, но тут же в них блеснуло что-то светлое. Что-то, что кольнуло Дауда в самое сердце.       — М-мастер… — успел проронить Томас, прежде чем его ноги бессильно подкосились.       Мужчина ловко подхватил парня, озираясь по сторонам. Времени было мало. Магия начинала рассеиваться. Метка вновь вспыхнула на запястье, переместив Дауда обратно на крышу. Оставаться здесь было нельзя, стражники будут прочесывать квартал.       Добравшись до более безопасного места, Дауд усадил Томаса у стены. Он давно уже был не тем юношей, каким он оставил его в Дануолле. Наверняка за эти годы на его долю выпало не мало трудностей. Дауд всегда испытывал жгучее чувство вины за свой поступок. Но сейчас, когда он, спустя пятнадцать лет, нашел своего подопечного измученного и раненого в другой стране, это чувство усилилось троекратно.       — Мастер… — чужие пальцы скользнули по руке Дауда.       — Не называй меня так. Я давно уже не мастер, — Дауд аккуратно накладывал тугую повязку на рану. Повезло, что пули прошли навылет, — Ужасно выглядишь.       — Я не спал несколько дней и был недостаточно внимателен, наделал ошибок и оказался в таком смешном положении. Прости, не этому ты меня учил, — губы Томаса тронула горькая ухмылка, которая пропала в следующее мгновение, — Я искал тебя слишком долго. С тех пор как ты покинул Затопленный Квартал. Каждый день я искал зацепки. Каждый день…       — Томас, не надо, — Дауд заглянул в глаза парню.       — Каждый день… — повторил Томас. Голос предательски дрожал, заставляя перейти на шепот, — Я же клялся, обещал, что буду рядом. Ты спас мне жизнь и подарил смысл. Было совершено много ошибок, но это ничего не значит. Я должен был идти с тобой до конца…       У Дауда не находилось слов. За такую долгую, для наемного убийцы, жизнь он получил много ранений. Но старая рана, которую только что вскрыл Томас, причинила ему самую невыносимую боль. За пятнадцать лет он не раз жалел о том, что Томаса нет рядом. Не было на свете более близкого ему человека. Но Дауд добровольно ушел от него, спрятался. Исчез.       Удивлению Билли не было предела, когда на борт «Падшего Дома» поднялся Томас. Она знала, что он ненавидел её, ведь именно по вине Лёрк погибли многие китобои в день её предательства, в том числе и Марко — его лучший друг. Томас действительно желал ей смерти, но в его голове все эти годы звучал голос Мастера: «Оставь. Она заплатит сполна, поверь. Смерть была бы милосердием. Они тоже были ей не безразличны. Их кровь на её руках. И вина будет снедать Билли день изо дня, пока не разверзнется Бездна». Томас привык верить Дауду, ведь на его памяти он никогда не врал. И он убедился в этом снова, когда встретил поражённый, скорбный взгляд Билли. Левая рука у женщины была отнята по локоть, а в единственном глазу отчетливо читалось чувство стыда, что все эти годы грызло ее изнутри, оставляя лишь кровоточащие раны и пустоту. Чужой знает, что предательнице довелось пережить. И тогда, наконец, Томас почувствовал удовлетворение и спокойствие. Время — лучший мститель.       Дауд осторожно ложится рядом со спящим Томасом, откидываясь на спину и закинув руку за голову. Парень кладет ладонь на торс мужчине, пододвигаясь немного ближе. На плече виднеется недавно затянувшаяся рана. Останется шрам. Шрам, который будет напоминать Томасу о дне, когда он вновь встретил Дауда. Лунный свет мягко ложится на их лица, ночная прохлада льется в открытый люк каюты, невесомым ветром лаская кожу. Именно сейчас, в безмятежности Карнакской ночи, они чувствуют себя свободными. Свободными от убийств, насилия и чувства вины. Свободными от страха, одиночества и мести. Свободными от прошлого. Долгожданный покой окутывает их израненные души, позволяя забыть о страшном «вчера», не думать о неизвестном «завтра» и заснуть под нежный шум прибоя и крики чаек.