Отцветала сакура

      На Шин-Йокогаму опустилась ночь, но неспящий город продолжал кипеть жизнью. Взвывали и сигналили машины, говорили, кричали люди, в воздухе дрожали топот, шарканье, стук. А подняв взгляд чуть выше, можно было увидеть отцветавшую сакуру, сыпавшую благословенный розоватый снег на беспокойных людей. — Мисс Хинаичи, рад видеть Вас снова, — лёгкий поцелуй руки, вежливый и мягкий. — Как Вы себя чувствуете сегодня?       Хинаичи краснеет. Поджимает губы и явно смущена — но не так сильно, как раньше. Вот уже несколько дней Дралук словно испытывает её нервы на прочность. Впрочем, он действительно выглядит слегка обеспокоенным. И это самое страшное. Этот вампир может разыгрывать карту шута сколько угодно, что бы ни было для этого причиной, но он действительно аристократ. Он умеет беспокоиться так, чтобы это выглядело красиво, используя все эти малейшие движения. И взгляд… Взгляд такой пронзительный, что щемило где-то у сердца. — Всё в порядке, — она сказала немного более резко, чем хотела бы, — Кантаро       пошёл на поправку, и теперь все в Отделе вздохнули свободнее. Это… Правда было тяжело.       Хинаичи имела в виду удушливое напряжение, повисшее в воздухе по всему отделу и в любых местах, где оказывались хотя бы двое его служащих. Все переживали за Кантаро, которого действительно серьёзно ранили на миссии в понедельник на прошлой неделе. Сегодня уже четверг. Большую часть этого времени он провёл без сознания.       Это был риск, на который идёт каждый, кто вступает на путь борьбы в конфликтах людей и вампиров. Пожалуй, даже каждый, кто вообще как-то встревает в эти конфликты. Все в Отделе это понимали, но бесконечно шумный, живой и яркий новичок умел слишком прочно укореняться в душах. Что поразительно, не только человеческих. Вампир, которого он постоянно таскал с собой, Цуджита, проводил в палате все приёмные часы. В некоторые дни это даже пугало.       С тех пор Дралук стал по-настоящему её опекать. Каждую ночь, когда она выходила на патруль или наблюдение. Мягче взгляды, легче и чаще касания. И нежный глубокий голос, проникающий куда-то за грудину, сулящий безопасность и забвение. — Мисс Хинаичи? Вы чем-то обеспокоены.       Он держит её руку в своей. Только касание ладони, но какое! Хинаичи краснеет, все нервы сжимаются в комок. — Нет-нет-нет, совершенно. Я просто задумалась.       Очаровательная… Похожая на крошечное беззащитное создание, несмотря на всю свою силу. Определённо готовая. Дралук торжествовал. Он был искренне восхищён своим творением. Он был в восторге.       Эта тонкая фигура, похожая на работу искусного скульптора. Очаровательная в своей чистоте. Эта тонкая шея, под нежной кожей которой бежит раскалённая жизнь. Это аккуратное лицо с мягкими чертами. Девичья припухлость щёк, маленький вздёрнутый нос. Взгляд, устремлённый сейчас только на него, ловящий каждое его слово и каждый жест. Поистине волшебное создание.       С тех самых пор, как неделю назад она была ранена на задании и по неосторожности дала ему собрать языком багряные капли, выступившие на предплечье подобно бутонам цветов, он решил, что получит доступ к этой чудесной крови. — Не составите мне компанию, мисс Хинаичи? Сегодня в агентстве… Внеплановый выходной. Мы могли бы сходить в парк — сакура ночью особенно прекрасна. — Но патруль… — Мы можем заняться им по дороге. К тому же Рональд сегодня не в городе. А Вы, кажется, всё ещё мой наблюдатель. И я готов вести диалог только с Вами. Будет печально, если первородный вампир останется без присмотра в таком беспокойном городе, как Шин-Йокогама. — Но…       «Это только Дралук. Нет никакой причины устанавливать столь плотное наблюдение за кем-то вроде него. Он… Он же совершенно не опасен. Это же Дралук…» А потом она осознала смысл его слов и взгляда. Лукавство. Неподдельное лукавство и хитрость… Он играл, он предлагал побег. И она была согласна. — Конечно! — Хинаичи улыбалась, — Это было бы ужасно.       И девушка без страха подала вампиру руку. — А где всё-таки Рональд? — спросила она после нескольких минут прогулки и пару бессмысленных смертей. — Его пригласила моя семья. Кажется, дедушка особенно заинтересован в этом общении.       Хинаичи вскинула брови и уставила на Дралука взгляд, как бы говорящий: «Всё в порядке?». — О, не стоит беспокоиться! Хотя семейные мероприятия бывают порой немного опасными, никто не станет подводить Рональда даже близко к границам его возможностей.       Хинаичи кивнула. Это действительно звучало разумно. — А что… Собирались проводить? — Кажется, небольшую вечеринку «только для своих» с алкоголем и музыкой. И, возможно, персональной экскурсией по окрестностям от самого Прародителя.       Дралук как-то странно улыбнулся. В этой улыбке было столько всего, что Хинаичи не смогла бы выразить, что это значило. Но изгиб его мертвенно-бледных губ был завораживающе прекрасен.       Они вошли в парк. Сквозь тонкие лепестки светили редкие фонари, а между стволами лежал дымчато-лёгкий туман. Дурманяще пахло весной и жизнью, и чем-то ещё предвечным, как лунный свет. Зеленоватая дымка пробуждающихся почек окружала другие деревья, и казалось, будто это место уже не принадлежит миру смертных. Сойдёшь с тропинки — и встретишь белых лис, которые уведут тебя за собой куда-то ещё дальше, откуда не будет возврата. Хинаичи пожалела, что стоит сейчас в офицерской форме, а не в юкате. Это было бы… Правильнее. Она обернулась на Дралука, чтобы сказать ему об этом, предложить как-нибудь прийти снова, но слова застряли в горле. Он был прекрасен. Мертвенно бледный, невообразимо высокий. Молодая луна и свет фонарей ложились на его кожу неровно, и в этом потустороннем свете вырезались скулы, линия носа, острый точёный подбородок, чуть виднеющийся кадык на худой шее, где видны все мышцы. Коронообразно возносились уши и угольно-чёрные волосы. Ниспадал с плеч плащ фамильного кроя. Он сам был неземным созданием, легендой, сошедшей со страниц сказок. Те лисы увели бы его домой. Это всего лишь весенний парк и всего лишь вечно умирающий беспечный Дралук, но… Боги всесильные! Почему так колет сердце? — Мисс Хинаичи?       Невообразимая картина, «Первородный вампир среди опадающих лепестков», протянула руку в изящном жесте. Беспокойство. Снова это внезапное, дурманящее беспокойство в глазах. Как самое сильное заклятье, как призрак тепла.       Хинаичи потянулась к нему, робко обернула руки вокруг тонкой талии, не осмелившись отодвинуть полы плаща. До чего же тонкая у него талия! До чего же худой он сам… С лицом, горящим от стыда и смущения, уткнулась в живот головой. — Всё в порядке, — тихо, почти шёпотом. С неясным надрывом в голосе, с хрипотцой и нотой подступающих слёз. — Что с Вами, мисс Хинаичи?       Рука на голове. Но рука в перчатке, и Хинаичи чувствует только нежную ткань. Но не саму руку. Боже, сними перчатку! — Ничего, — так же тихо. — Давай просто так постоим. — Хорошо, мисс Хинаичи.       Рука движется. Вниз-вверх, вниз-вверх… К горлу подступают слёзы. Откуда они??? Почему…       Хинаичи всхлипывает, не понимая, что происходит с её чувствами, только осязает, душой, а не телом, что-то, похожее на ураган, что тянет её и тянет куда-то вперёд. И чувства превращаются в цунами, а она стоит на берегу.       А рука всё гладит её. И касается затылка так, что по телу к самым кончикам ног бегут электрические разряды, а руки плотнее сжимают плащ.       Дралук высвобождает вторую руку из объятий и обнимает её в ответ. Нежное создание под его пальцами истекает противоречием юности, как растерзанный воин — жизнью. И если сейчас… Направить её к той витой лавочке впереди, встать на колено перед своим творением и нежно коснуться шеи губами… Если спросить позволения, которое не нужно, и наконец, получив согласие, которое уже и так его, нежно коснуться зубами бархатистой кожи. Надавить, чувствуя, как расступается плоть, и как тело под ним вздрагивает от секундной боли. И пить, пить эту пьянящую жизнь, все её чувства, похожие на родник в пустыне. Ни вино, ни сок лучших фруктов никогда не дадут такого наслаждения, как молодая жизнь, отдаваемая добровольно и без остатка, текущая в горло, и ниже, ниже рекой первородного огня. Когда тело под руками стынет от её недостатка, а собственная пустая оболочка наполняется теплом и смыслом. И тогда, обретя силы, можно взять её на руки, и отнести в пустую квартиру, и в собственном гробу или на диване в гостиной сделать своей, насовсем, до самых кончиков пальцев своей, потому что от таких связей уже не уходят. Только не живыми. Снова и снова пить чудесный нектар, наслаждаясь обществом его дающей дамы… — Дралук! — надрывающийся, высокий голос, молящий о помощи.       Наваждение спало, как пелена или, может, целый витраж. На грани слуха слышался звон разбивающихся осколков. Собственные уши осыпались песком. В руках дрожала Хинаичи. Маленькая Хинаичи, солнечная, робкая, яркая, доведённая его игрой до слёз и отчаяния. Он обнял её, тепло и по-настоящему. Они всё ещё стояли в парке. Ночной ветер перебирал их волосы и складки одежды, кружил увядающие лепестки. Дралук опустился на колени, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами Хиноичи, и она осела за ним. Нежно улыбнулся и провёл пальцами по кромке лба вниз к высокой скуле. Задержался на мгновение, а потом притянул Хинаичи к себе, осторожно прижав к груди. — Всё хорошо. Это только усталость и разгулявшаяся весна. Это скоро пройдёт. Нет ничего страшного в том, чтобы немного выплакаться, запутавшись в чувствах.       У него был тихий и немного печальный голос. Хинаичи перестала пытаться держаться и расплакалась навзрыд, отпуская беспокойство и волнения, преследовавшие её всю неделю. Конечно же, рядом есть Дралк! Дралку можно доверять такие моменты. Можно ведь, правда?       Он продолжал заботливо гладить её по спине и тихо рассказывать о том, какая она замечательная, пока буря не улеглась, оставив после себя лишь тишину и светлую опустошённость. — Пойдём поедим? Я сделаю панкейков. С сиропом и взбитыми сливками. — И ягодами? — И ягодами. Идём домой? — Угу.       Они взялись за руки, и пошли в не-свой дом, который стал самым родным. Рональд и Джон вернутся ещё не скоро, но всё же сегодня к утру. И тогда вся семья будет в сборе. Семья? … — Только ты никому не рассказывай, что я так расплакалась. Обещаешь? — Мм? Великий офицер Хинаичи так стесняется своей очаровательно милой стороны? — М-м-милой?!       Дралк улыбнулся. Пожалуй, этих возмущённых восклицаний и румянца на нежных щеках, которые так и хочется потискать, вполне достаточно для счастья. — Да, милой. И если ты хочешь, чтобы это осталось между нами, то так и будет. Это слишком драгоценно, чтобы делить с кем-то ещё.       Самодовольный. Наглый. И так бесконечно тепло улыбающийся. Хинаичи сама расцвела, всё ещё неосознанно сжимая его руку. Как такому не доверять?       Дралк ещё долго испытывал чувство вины, смотря в её ясные зелёные глаза и вспоминая ночь под лепестками отцветающей сакуры, чуть не ставшую роковой.       «Песоооок»